- Разрешите, товарищ полковник?
- Заходи, Афанасьич, - усталым голосом пригласил в штабную
землянку убелённого сединами бойца командир, - чай будешь?
- Да нет, спасибо, я так, поинтересоваться, слышно чего?
- Тишина пока, сам же знаешь, разведгруппу ждём, второй
день задерживаются чего-то.
- Так ить как не знать, сам жду, сильней ваших штабных жду.
Чай вашим только данные нужны, а у меня сын там.
Неспокойно мне что-то, Николай Кузьмич, неладно на сердце
что-то.
- Да погоди ты, Афанасьич, Андрюха твой воробей стреляный,
за линию сколько раз ходил?
- А сколько ни ходил, всё одно, не на месте душа. Случится с
ним чего, матери что скажу? Да и самому как жить? Мне же
почитай уж шестой десяток, а он один у нас.
- Афанасьич, ну что ты как маленький? Понимать же должен,
не первый день - война не спрашивает.
- Да я понимаю, - уныло протянул тот, - это наверное от
ожидания, пятый день тут сидим, да дождь этот окаянный. По
траншеям ходить невозможно, склизко, как в свинарнике.
Мои-то чего отчебучили, - улыбнулся, вспомнив чего-то старик.
- На спор по траншее бегают, кто дольше на ногах удержится,
грязные как поросята. Уж я им и так и эдак, мол, грязнущие
же. Смеются, ладно, говорят, старшина, дождичком
отстирается.
Комбат усмехнулся, достал фляжку и плеснул по кружкам.
- Нормально всё будет, и Андрюха твой вернётся, и делов у
нас скоро прибавится, наступление готовится широким
фронтом, разведданные получим и начнётся. Погоним фрица
теперь уж так, что подштанники потеряет. Слышал новости?
- Да кто ж их не слышал, сейчас тема одна - бьют сволочь
везде. Ну, за победу!
- За победу!
Комбат и старшина выпили спирт не поморщившись и
закурили по папироске.
- Кстати, Афанасьич, я же не зря спросил сколько выходов у
Андрюхи твоего. Помнишь говорил, что готовлю его к ордену?
Пришли документы, как вернётся, торжественно представлю.
Ну, или как получится. Ну как, гордишься сыном?
- А как не гордиться? Вон какой вырос, герой. Вернёмся, жену
ему искать надо. А то, глядишь, он уж и присмотрел кого. Нам-
то старым после войны какая радость останется - внуков
побольше. Я его всё подбиваю учиться, он же школу с
отличием, поступил в институт, а тут война. Так он упёрся -
нет говорит, некогда учиться, вся страна разрушена,
восстанавливать кто, говорит, будет?
- Ладный сын у тебя, молодец, давай за него да за орден его.
Комбат плеснул ещё. Молча выпили.
Каждый задумался о своём - один о будущем сына, второй о
семье, полностью оставшейся под Сталинградом, погибшей от
влетевшей в дом авиабомбы. Жена, сын и трёхлетняя дочка -
всё, что оставалось у комбата, родителей расстреляли
каратели ещё в начале войны под Смоленском.
Молча плеснул ещё и ни слова не говоря выпил.
- Ну что, бойцы у тебя? Боевой дух в норме?
- Готовы рвать фашиста, Николай Кузьмич, хоть сейчас в бой.
- Вот и ладно. Ну, иди, старшина, у меня тут дела ещё. И сын,
как вернётся, пускай дырочку вертит.
- Доброй ночи, Николай Кузьмич.

Вернувшись в землянку, старшина прилёг, закурил и
задумавшись стал слушать мерную барабанную дробь дождя.
"Старой нужно написать, сына похвалить, а то что нет его ещё,
так не впервой, прав командир. Да и дождь этот. Опять взяли
фрица, тащит небось, а поди по такой погоде."
Ему вспомнилась история, как его сын, уйдя также в разведку
пропал на три дня, а когда вернулся - грязный, оборванный,
заросший, то притащил сразу двоих и, если б не политрук,
который начал его допрашивать, как-будто тот дезертир, был
бы у Андрюхи орден уже тогда. А так не сдержался пацан,
послал нахер козла, да по морде чуть не заехал, оттащили.
Повезло, что языков притащил ценных настолько, что скандал
замяли, политрука перевели, а вот орден не дали.
Незаметно для себя, старшина задремал.

Снаружи что-то негромко зашуршало и в землянку заползла
тень.
- Рядовой Макеев для дальнейшего прохождения службы
прибыл. Жду дальнейших указаний, - раздался молодой,
задорный голос.
- Андрюха!
- Батя!
Афанасьич вскочил, словно сбросив двадцать лет и бросился
к сыну.
- Ну как ты? Цел? Здоров? - он обнимал сына и осматривал
его, словно не веря, словно боялся, что это сон.
- Нормально всё, батя, задержаться пришлось, ну, там взяли с
собой подарочек, а видно он там и сам нужен был, вот
покружить пришлось.
- Вот и хорошо, вот и ладно, все целые?
- Серёгу пришлось оставить, - хмуро ответил Андрей.
- Серёгу? Где оставить?
- В лесу. Не смог унести, уходили когда, его ранили. Он
остался прикрыть. Прогнал меня. Сказал подарок доставить
важнее детских обещаний. Если бы не он, не вернулся бы.
Он замолчал, уткнувшись в пол. Руки его дрожали, когда он
сворачивал самокрутку. Чиркнула спичка и старик увидел, что
в глазах сына стоят слёзы. Серёга был лучшим другом его
сына, можно сказать - братом. И они поклялись не бросать
друг друга.
Не говоря ни слова, отец только крепко обнял сына.
- К командиру заходил?
- Да, сдал ему урода и к тебе сразу. Сказал, пока тебя не
увижу, разговаривать не буду, пускай пока немчуру колют.
Пятнадцать минут дал.
- Ты вот чего, Серёгу жаль, но ты на рожон не лезь. Не спорь и
политрука не трожь, если чего. Приказ пришёл на тебя, о
предоставлении. Так что дырочку готовь, а гонор свой
поубавь. Матери я написал уже, что сын у неё орденоносец,
она расскажет, а ну как ты опять взбрыканёшь? - соврал
насчёт письма старик.
- Ладно, бать, буду в руках себя держать, обещаю. Ну, всё, я
пошёл.
- Ну, с богом, - перекрестил его в спину старик.
Андрей вышел.

Афанасьич опять прилёг, но в этот момент послышался
знакомый тягучий свист. Затем глухо ухнуло, землянка
заходила ходуном и отовсюду полетела земля.
- Воздух - разнёсся крик и начался ад.
Бомбы падали одна за другой, их визг сливался и казалось,
что летит одна нескончаемая бомба с неведомой высоты, а
земля трясётся просто сама по себе.
Резко затарахтели пулеметы и пушки, забегали и закричали
люди.
Афанасьич выполз из землянки.
У входа ничком лежал Андрей, как будто пережидая
бомбёжку. На спине расплывалось бурое пятно.
- Андрей, Андрюша, сынок, всё в порядке? - сквозь визг и
грохот кричал старик, - только не молчи, всё хорошо будет, в
госпитале тебя на ноги поставят.
Медленно, непослушными руками отец перевернул сына. На
гимнастёрке, именно там, куда должны были прикрепить
орден, виднелась маленькая чёрная дырочка.

Через два дня началось наступление. Первым из окопа встал
старшина...



По улице шли люди с цветами и георгиевскими лентами. Со
сцены молодые ведущие рассказывали, какими усилиями
победили фашизм советские воины и как трудно было
восстанавливать страну.
И никому не было дела до одинокого ветерана, сидящего на
лавочке напротив мемориала. Мало ли их сегодня.
Макеев Андрей Иванович - герой Советского Союза, было
выбито на камне.
Старик плакал.