Десять сотен лет назад в царстве тридевятом
Жил кузнец - и он бухал, крыл соседей матом.

Меч ковал, кольчуги штопал, и подковы выгибал,
И при всем при этом деле, часто знатно выпивал.

Алексеем его звали, молодого удальца.
Алкоголиком прозвали, ведь бухал он без конца.

Раз женился, пить не бросил, оттого развёлся вскоре.
Мать его бранила строго: «ох уж сын-то – алкоголик».

Долго думала старушка, а потом сказала пылко:
«Коли женишься второй раз, сразу ты бросай бутылку».

Но, не доверяя чаду, побежала в лес к ведунье:
«Пошепчи, чтоб завязал он с синькой в новолунье».

«Двадцать лет держаться будет, точно знаю, я не вру.
Как там дальше чёрт не знает, к тем годам сама помру».

***********************************************

Небо ясное в ночи, бледный свет над градом.
Наш кузнец на жизнь свою смотрит трезвым взглядом:

«Хватит пить, пора жениться, сделать сына-наглеца
Продолжатель дела чтобы был у кузнеца».

Вот и красную девицу трезвый Лёша разыскал.
Предложил ей пожениться, свадьбу скромную сыграл.

Родилась дочурка вскоре, а родившая жена
Вдруг серьезно забухала, день не прожит без вина.

Дочь растет, жена бухает, Лёша деньги добывает.
Мать-старушка от печали скоротечно умирает.

***********************************************

Кузнецу изба в наследство, и, недолго размышляя,
Постоялый двор Алёша для дохода открывает.

Лёша держится, не пьёт, должен он взрастить малышку,
Как постарше станет дочь, так пойдёт на передышку.

И тогда он забухает, ох он вспомнит алкоголь,
Ох, тогда на дне стакана, он утопит свою боль.

Год, другой уж пролетает, Лёша в кузнице куёт,
А жена не просыхает и покоя не даёт.

Мы её винить не станем, видно повод был у ней,
Или муж её не жарил, иль давал ей пиздюлей.

Где напьётся, там же рухнет, обрыгает свой подол.
Дочь ей платье постирает, спать положит, моет пол.

Как-то раз, домой вернувшись, дочь пошла мальца посать,
Видит ноги из сортира, глядь поближе - её мать.

Мам, ты что лежишь в сортире? Что ли дома не упасть?
Стонов нет, остыло тело, ох уж мама, твою мать.

***********************************************

Есть пока еще доход - постоялый двор приносит.
Чтобы меньше горевать - наш кузнец работу бросил.

Двадцать лет не пьёт, дочери двадцатка тоже,
С горем надо воевать, взять бутылку может?

Дочь я вырастил достойно, только для неё пахал,
Чтобы были платья, бусы, счастье детское ковал.

А сейчас взрослее стала, пусть живет теперь сама
Я же гулко забухаю, горе выгоню сполна.

Наш кузнец запил нещадно, всех соседей матом крыл,
И во всех проблемах личных дочку он свою винил.

Ты, мол, падла, виновата, что я жизни не видал,
Мол, ковал я до упаду, а спасибо не слыхал.

А теперь живи, как хочешь, я имел тебя во снах,
Ты мне больше и не дочерь, так, заноза в моих днях.

Агрессивен стал Алёша, злой, ленивый, пьяный в щи.
Дочь, не вытерпев, сбежала, днём с огнём, ищи свищи.

***********************************************

Покосилась его хата, покосились печь и стол,
Дом воняет жгучим смрадом, весь заблёван липкий пол.

Почтальон зашел недавно, дочь письмо прислала вдруг.
Но от пьянки потерялось письмецо в кармане брюк.

В смысле не письмо бухало, в смысле Лёша так бухал,
Мутно помня только утро, почтальона и фингал.

Постоялый дом доходный давеча сгорел дотла,
И оставшись без копейки, Лёша протрезвел сполна.

Долго репу морщил дядя, долго лысину чесал,
Вспомнил, что письмо от дочки он ещё не прочитал.

Дочь его винила люто, что уж, кровушка одна.
Мол, «ты, падла, жизнь испортил, от тебя одна беда.

Я в тавернах танцевала, убиралась у господ,
Попы детям подтирала, преужасный ты урод.

Ох, и сильно ненавижу, что готова лишь на зло,
Пальцем птички не обижу, а тебя стащу на дно.

Пусть гостиница твоя, в небо пеплом рвётся,
А за пеплом и душа следом понесётся».

И кузнец, привыкший к лени, лёг на печку молча,
Помер через два часа, лоб немного сморщив.