Фотки по ходу вышли страшнючие – во первых, я на них совершенно лысый, а во вторых, у меня сломались последние очки, и к фотографу пришлось пойти в  ярко-голубых контактных линзах Ди. 

В силу обстоятельств я тогда вовсю пользовался добротой Ди - брился женским станком, пялил на себя все ее нерозовые футболки и почти все,  ну, не самые узкие джинсы.В покое разве, что оставались лифчики и кружевное негляже Ди.

Хотя то что было у Ди под кружевами, я старался не оставлять в покое не на минуту. Стоило ей выйти из комнаты с дочкой, как я ловил ее то в ванной, то в кухне, если она прохлопывала крючок - то и в туалете.

Я наивно полагал, что ей нравится такое обилие внимания. 

Нужно было ехать в Сергели - снимать на паспорт отпечатки лица .

Всю дорогу пялился на отражение в витринах и окнах троллейбуса - глаза как у обделавшегося крошки-енота. Да еще и с отвычки  от одной линзы,  иногда резко подергивается левое веко. Картина называется - “Возвращение Нервного”.

С первых  же дней  на свободе, мое самолюбие  вместо половой тряпки. О него вытирают ноги несколько раз в день все кому не попадя.

Чтобы хоть как-то приласкать самолюбие, я уверяю себя, будто эти щегольские голубые линзы - нужны для конспирации. Я помню как менты “проводят розыскные мероприятия” - зачем же им в этом помогать.

Идея  заранее обломать борзым мой будущий розыск настолько пришлась мне по вкусу, что я купил целую пачку жвачки. Забив всю жвачку между десной и верхней губой, я  заметно подпортил овал лица выданный мне господом.

Получился эдакий лысый упыристый пидорок с проницательными ярко-синими глазами и тонкой шеей. Разве же я мог подумать, что довольно скоро мне придется пересекать международные границы, и валенковые погранцы разных государств будут подолгу сравнивать эту жуть с оригиналом.

У  меня сейчас целая куча совершенно бессмысленных и бестолковых дел. Упаси вас, конечно, бог от отсидки в тюрьме, но это еще, поверьте, полбеды.

Настоящая беда это из тюрьмы освобождаться.

Вымогная система начинает вас тут же испытывать на прочность.

Исправились ли? Точно? Сможете ли устроиться на работу без прописки? А без трудовой?

А военкомате как объясните, что из института ушел в бега, потом в зону, потом снова в бега?

А родина как же без присмотра? Ты родину вообще любишь? А мою родину упразднили, извините.

Сможете ли прописаться без паспорта?

А урвете ли паспорт без этой самой прописки?

Дадут ли разрешение на прописку без справки, что у вас нет спида и туберкулеза?

А подпишут ли три разных человека, находящиеся в трех разных частях города, и принимающие только до обеда, главное разрешение на получение дополнительных разрешений?

И снова все по-кругу.

Везде очереди, злые как собаки свободные рыночные люди, наглые чиновники, которые смотрят на тебя как на последнюю безденежную мелкоуголовную шваль, и за все их идиотские бланки надо тут же платить.

А работы то нет, следовательно и денег тоже нет,  и ты снова стреляешь мелочь то у Ди, то у мамы, ее едва хватает на проезд и пачку дешевых Родопи ташкенской топорной сборки.

И самое паскудное - глубоко внутри я не верю в насущную необходимость паспортов, виз, гражданств, армий, тюрем и участковых приставов. Стоя в очередях с кретинской бумажкой для того чтобы очередной кретин приложил к ней свою кретинскую руку - заставляет чувствовать полным кретином меня самого.



А так хочется просто жить и радоваться! Я смотрю на бродячих собак и в очереднй раз завидую. Это не двуногие обезьяны создали самую продвинутую цивилизацию и летают теперь в космос. Это собаки создали самую продвинутую цивилизацию. Двуногие вон бегают и занимаются бессмысленным обменом свободного времени на бумаги с подписями и портретами. А собаки просто подходят к ним на остановке, делают печальный взгляд, забирают остатки самсы, проглатывают их - и дальше, по своим, заметьте, делам.

Мне хочется стать бездомной собакой. Передышки хочется, просто остановиться на секунду и опомниться от всей этой лавины событий, сменившей предсказуемые до минуты правила внутреннего распорядка.



***



На семейном совете мне был вынесен беспощадный приговор – английская спецшкола. Или как их тогда называли с углубленным изучением английского языка.

Это решение было не менее судьбоносным чем решение отца выбрать Сергели. И эта школа помогала мне потом всю жизнь – от Таштюрьмы  до Таймс-сквера.

Была только маленькая проблема – чтобы добраться до кладезя знаний, нужно было ехать часа полтора на двух забитых внепродых автобусах. В один конец.

Ничего страшного, - сказал поправляя очки отец – я в четырнадцать лет пошел работать на кирпичный завод, а смелый Гайдар командовал полком уже в шестнадцать.

Мама возразила, сказав, что на кирпичных заводах тогда не работали педофилы, а на автобусах, особенно на сороковом маршруте, они просто кишмя кишат. Когда я попытался собрать побольше информации о загадочных педофилах, родители быстро переглянулись, и мы  пошли пить чай с маминым наполеоном.

Семейный совет был объявлен закрытым.



Львиная доля жизни моей таким образом прошла на остановках, автобусах и метро.

Педофилы,правда, так и не повстречались, но и друзей в Сергелях тоже завести долго не удавалось. Я был иной.

Все нормальные люди учились в седьмой школе, не слова не знали по-английски, и редко заезжали дальше автостанции Самарканд. Я же привык подолгу быть один, и впервые оценил тогда силу одиночества.

Поэтому наверно долго  моим единственным другом в Сергелях был пудель Борька.

До тех самых пор пока мы с ним однажды не очутились на уютном сергелийском кладбище, где уже обитали Альба, Макс, Димон и Леший. Вся прелесть крошечного сергелийского кладбища и его страшная тайна- это потайные ворота в рай.

Чтобы быстрее попасть в рай, достаточно пройти в самый дальний угол клахи, перемахнуть через забор «умерших вспомним» и спрыгнуть там на землю.

Первое что с вами происходит это чувствительный  удар по башке сладковатой волной маслянистого запаха вызревающей под палящим солнцем марьванны.

Сергелийское кладбище граничит с целым полем конопли-дикушки. Похоже на марихуеванные джунгли. Или на книгу Плаха старого нашакура Чингиза Айтматова. Экзотика.

Как говорится у классиков марксизма – коси себе и  успевай забивать. Ташкент - мог бы стать столицей хиппи, а не колонией строгого режима.

Это поле чудес нашел наш Макс.Был у него филосовский заскок – шататься в одиночку по бескрайним сергелийским окрестностям. Он так партии шахматные обдумывал. Комбинатор!



Уже в одиннадцать лет Макс был чемпионом Сергелей по шахматам и занимал третье место по всему Ташкенту. В добавок к этому его отец, летавший капитаном международных линий на аэробусе, старался привить ему и любовь к каратэ.

Ура-маваши и способности знать то, о чем мы только хотим подумать, сделали Макса нашим безусловным вожаком. С ним считались даже старшаки.



- Я буду держать палочки в кулаке – а вы тянете

Макс объясняет нам правила

– Тот кто держит не участвует, а тот кто вытянет короткую – ныряет.

Короткая в тот раз выпадает вечно невезучему  кудрявому молчуну Лешему.

Леший медленно, плюясь,  раздевается. На нем выцветшие на сергелийском солнце и протравленные химотходами Чирчика плавки.

Леший ныряет в самую гущу парящей маслянистым маревом пальмоподобной бескрайней анашовой плантации.

Потом он как очумелый начинает носится по диагонали всего поля, враз взмокнув от жары.

С еще большим рвением за ним летит мой пудель Борька, стараясь на бегу тяпнуть Лешего за сандалии, и повалить на землю как нарушителя государственной границы.

Мы в это время, как истинные тимирязевцы, собираем самые крупные вызревшие ароматно-маслянные анашевые головняки и дрова для ритуального костра.



Когда  окончательно убитые солнцем и марихуанной одурью Леший и Борька  приползают назад высунув языки, начинается вторая стадия ритуала – целебное растирание.

Вытянувший черный жребий Леший, теперь трет себя со всех сторон ладонями, как чесоточный.

Со стороны похоже, будто в Лешего вселился шайтан. Постепенно, под его ногтями и на ладонях начинает собираться черный пластилин. Это - ручник.

Ручник,  микстуру из анашевого цимуса и эпидермиса Лешего, мы аккуратно собираем в фольгу. Для просушки.

Альба, вытащив из-за  Аполинарии Прохоровны Никифоровой, 1902-1968, умыкнутую мною из дома бутылку рафинированного салатного масла, добавив в анашу сахару, готовит нам вкусную хрустящую жареху.

Коварство жарехи Альбы в том, что она никогда не торкает сразу. Пройдет два-три часа и пара чашек горячего чая и вот когда вы уже практически забыли, что приняли это опасное средство, она обрушится на вас бетонной плитой психоделического кошмара.

Приняв по  олимпийскому веслу этой магической жарехи, и курнув сверху мертвой кожи лешего, мы как оглушенные космонавты-подводники выгребаем на дискотеку в седьмую школу.  Там мы почти полноправные хозяева.

Хотя есть еще банда корейца Чеснока, но им не до попсовой дерготни, они больше сейчас по дачам в Старых Сергелях работают, по-взрослому.

Пока все дерганно извиваются в цветомузыкальном кошмаре, я забиваюсь с Надюхой в самый угол спортзала. На длинной скамейке для гимнастов со здоровым духом в здоровом теле, я просовываю ладонь ей запазуху и нащупываю малюсенькую сиську. Она придавливает мою руку к груди и парализует все мои дальнейшие  поползновения.

Ну и пусть - мне и так хорошо.

***

Стучу в знакомую дерматиновую дверь квартиры Димона минут уже, наверное, пять.

Наконец кто-то вяло спрашивает не открывая двери:

- Кто? Кто там?

По голосу  это старшая сестра Димона – Любка.

-Люба, а как жизнь? А Диму можно? Димоня дома?

Из-за двери слышен странный звук, вроде всхлипа. Бухают они там что-ли с утра или того хуже, ябутся?

- Диму говорю можно, Любань?

Дверь с легким скрипом приоткрывается, и я вижу Любкину голову. Хотя она и раньше не было моделью, сейчас подурнела еще сильнее– распухла как-то вся. Разрыхлела. Наверное до сих пор не замужем, растрепа.

Любка плачет.

- Ты что совсем ничего не знаешь? Или опять издеваешься надо мной?

- Люб, я только-только  с приисков кукурузных, вот те крест – ни ухом, ни носом!

- Дима умер..  Умер! Понимаешь? У-м-е-р! Нет больше Димы!

Теперь уходи пожалуйста. Я вас всех видеть больше не могу!

Не дожидаясь начавшего булькать у меня в горле ответа, Любка захлопывает дверь, оставив меня на лестнице. Наедине с мертвым Димоном.

Херня какая-то. Умер? Почему умер? От чего? На хрена умер?

 
***                                                 



-Мам, а  как же это, Димон-то умер что-ль?

- А ты, что, ничего не знаешь еще?

Умер твой Димон.

Да.

Уж с полгода как. Вместе с кореейцем Игорем.

В Сергели-два их нашли.

Распухли все.. почернели...

В закрытых гробах хоронили, по-быстрому, почти бегом, летом дело-то было, жара... вонища…

Маму Димкину так в больнице и оставили – с опознания в реанимацию попала.Сердце.

- А как же это? Что же? Что стряслось то? Авария?

- Авария, ага! Героин называется авария в башках ваших березовых.

Говорят, больше чем надо укололи – вот  и... сразу оба...

А еще через полгода и Максимку  в запаянном гробу на Сергелийское кладбище отнесли.

Вот так то.

Такой умненький, вежливый мальчик рос..

Тебя, прости господи, тоже бы на этот героин потянуло, знаю, так бога и благодарю, что в тюрьму тогда вовремя посадили! Жизнь, наверное, тебе спасли.Слава тебе, Господи!

Альбертик- то твой, и Лешка-Леший  живые –  но тоже сидят  ведь, охломоны.

Где-то около Карши, в Кашкадарье сидят, тетя Гала говорила. Вот так-то вот! Гоп-компашка ваша! Все шуточки вам, раздолбаям. Хиханьки-хаханьки. Жизнь – шутка, любовь – шутка, уважение окружающих шутка. Украл, выпил – в тюрьму или прямо на Сергелийское.



***



Узнав от вездесущей тети Галы, местного информационного агентства, что наши  феи-близняшки  Наташа и Надюха подались «торговать собой на панели» в Россию, я понимаю, что в Сергелях мне сегодня больше нечего делать – все те мои друзья, кто не умер от передоза, или сидят тюрьме, или торгуют собой на панели в России.

Почему-то вдруг вспомнил их всех разом в белых рубашках, пионерских галстуках, шурующих в седьмую школу мимо остановки, где изгоем, с книжкой «Остров сокровищ» притулился в ожидании сорокового и я.

Стало больно от того, что все в жизни оказалось иначе, чем нам думалось тогда.

Вместе с Димоном, Игорем и Максом отнесли на сергелийское кладбище и кусочек меня.

Считается, что проигранная Россией Холодная война обошлась почти без жертв. Никто упрямо не хочит считать меня и мое почти стертое напрочь последнее счастливое советское поколение.

Закурив предпоследнюю в пачке сигарету и сплюнув под ноги, я поплелся на ту же самое остановку автобуса номер сорок.

Куда бы двинуть теперь?

***

Афганский альбом. Тохир Элдашев и Джума Наманганец.

Кто знает Афган лучше, чем Джума Наманганец? Почти два года бросков с парашютом и пыльных маршей в охранении  советских конвоев. Войска Дяди Васи. Джума такой же вэдэвэшник, как и ребятня готовая начистить узбекам морду во время ежегодных торжеств второго августа.

Он дембельнулся из советской армии в 1989 году. Выполнил интернациональный долг.

Между тем по Узбекистану вдарили веселые девяностые. Только в отличиии от метрополии, здесь вдобавок к бандам возникшим на крышевании кооперативов добавился политизированный ислам. Стратегическое расположение Узбекистана, афганская граница и полное коллапс контроля со стороны Москвы, сделал эту землю обетованной для деятельности саудовских, иранских, пакистанских, турецких, ну и, разумеется, американских спецслужб.

Подавшийся было в правильный криминал - с наманганской бандой кореейца Кима, Джума пересекается со старым сослуживцем - Тохиром Юлдашевым.

Тоху  теперь трудно узнать - чалма, борода - выглядит как тот самый “дух”, что они гоняли под Баграмом еще вчера.

Так над Бригадой узбекского Саши Белого взвился зеленый флаг.

Если работать по старой британской схеме - любую страну всегда можно развалить на части, если действовать правильно.  Развалить на части Узбекистан - который нарисовали на карте в Москве Ленин с Троцким - одно удовольствие. Уж больно неоднородную массу загнали в одни границы.

Ферганская долина тоже имела все шансы стать отдельным государством, не развались в 1991 Союз. Юртбаши быстро навел порядок в доставшейся ему вотчине.

Допустить “демократию” означало повторить горький опыт соседнего  Таджикистана. А смуты в Азии всегда подавлялись жестко.

Костяку бойцов Тохира и Джумы удалось с боями уйти в Таджикистан - где тогда царил бардак схожий с описанным в булгаковской белой гвардии - власть менялась по нескольку раз в неделю.  Оставим их пока там  - жечь на черных джипах-тачанках с авиционными пулеметами.

Позор тогдашнего руководства России заключается в том, что всех этнических русских в потерянных южных колониях просто забыли на поле боя. Сдали. За ними не прилетели соколы МЧС на своих, собранных, кстати в Ташкенте, ИЛ-76. Им не создали льгот при получении русского гражданства по праву крови.

И если в Узбекистане русским стало довольно неуютно, то в Таджикистане они подверглись геноциду. Их убивали. По-настоящему. Но это ведь были не русские, правда? Какой же ты русский, если родился в Душанбе?

Одно только это преступление Ельцина может служить достаточным основанием снести бульдозерами памятник на его проклятой могиле. Двухсот первой мотострелковой дивизии, которую позже, в перерывах между пьянками и березовой игрой в монополию с ваучерами, Ельцин все же принял под русскую юрисдикцию - одной двухсот первой дивизии бы хватило, чтобы Таджикистан тогда снова и быстро стал частью России.

Экий ты империалист -колонизатор, раздраженно заметите вы. Народы имеют право на самоопределение. Ну - раз вы так считаете - давайте сегодня же и отпустим на самоопределение весь Северный Кавказ! Что это если не такая же, как  потерянный Туркестан, колония?  И кто  тогда тамошние сегодняшние террористы, если не борцы за независимость? Такая вот проституция двойных стандартов.



продолжение следует