Мой давний приятель Аркадий всегда отличался отменным здоровьем. И потому его нелепая смерть на операционном столе от банального аппендицита для многих стала неожиданностью.

С поминок я вернулся в изрядном подпитии и препоганом состоянии духа. И только было собрался завалиться спать, как услышал негромкий, но отчётливый стук в дверь. Нетвёрдой поступью я переместился в прихожую, не раздумывая, повернул ручку замка и толкнул дверь плечом. От резкого движения меня занесло, и я едва не вывалился за порог.

Лишь чудом мне удалось избежать столкновения с незваным гостем, от вида которого мой хмель как рукой сняло. В призрачном свете луны бледно-розовая туша на крыльце казалась жутким и неуместным порождением чуждого мира. Я отшатнулся и застыл. Словно в кошмарном сне, где тебя настигает убийца или кровожадный монстр, не было сил не то чтобы бежать, но даже ногой пошевелить и оторвать глаз от мерзко дрожащего свиного рыла в обрамлении чуть колышущихся лопухов ушей. Огромный боров стоял на задних конечностях, опираясь передней левой на косяк, а правую занеся над местом, где только что находилось полотно двери. И в пронизывающем взгляде крохотных поросячьих глазок, в упор нацеленных на меня, виделось нечто большее, чем звериное естество.

Этот осмысленный взор показался мне до боли знакомым. Рыло снова судорожно дёрнулось, и из пасти вырвались три рявкающих звука, заставивших меня содрогнуться от чудовищной мысли. В них угадывалась искажённая до неузнаваемости, но, тем не менее, человеческая речь!

- Игорь, это я.

Не отдавая себе отчёта в нереальности происходящего, я выдавил:

- Аркадий!?

Ответом мне послужила неблагозвучная рулада, из которой мозг словно отфильтровывал речевую составляющую.

- Я помню операционный стол, помню Христофора в маске, потом провал и я вижу его и себя самого будто бы с высоты двух метров над столом. А потом, …потом темнота, туннель, какой-то свет впереди и чувство покоя. …Вдруг бо-о-оль …нестерпимая, …и я в сарае у Христофора. Он пытался говорить со мной, но я молчал. Вот только что вышиб дверь сарая и сразу к тебе…

Было видно, насколько нелегко давалась ему попытка говорить. Я начал приходить в себя, да и алкоголь поспособствовал оценке немыслимой ситуации как вполне допустимой.

И тут мою память словно электрическим разрядом прошило воспоминание о последнем разговоре с Христофором, главврачом городской больницы.

В нашем городке его знал почти каждый. Но, несмотря на репутацию хирурга от Бога, люди относились к чудаковатому медику весьма настороженно, и если не побаивались, то всячески избегали встречи с ним.

Недавно на юбилее нашего общего знакомого мы с Христофором оказались рядом за праздничным столом. Не испытывая к нему симпатии, я не был настроен на диалог и потому лишь изредка молча кивал в такт его вдохновенным словоизлияниям. Прилично приняв на грудь, он нёс какой-то бред о том, что в момент клинической смерти, когда сознание ещё сохраняет относительную целостность, его можно удержать и имплантировать путём замещения в новую здоровую оболочку.

Выходит, это не было пустым трёпом! И алкоголь тогда лишь подтолкнул Христофора поделиться с кем-то тем, что не давало ему покоя.

Мой разум отказывался оценивать его поступок. Пусть даже он и возомнил себя Богом, но, наверное, не мне судить о том.

И теперь уже без страха и отвращения я глянул в поросячьи глазки:

- Давай, Аркаш, проходи, будем думать, чё делать…