Написано имя Любви заглавными бедами?
Мужчины меж делом о ней туманно не ведали.
И женщины в мудрость вжились, не очень глубокую:
Не спрячешь под смехом слезу –  и плачь одинокою.
Напуганы были порой косыми улыбками, –
Шутливые игры полов сшибают ошибками…
Влюбились! И сладость борьбы дурманно отведали:
Одна рукопашность Любви чревата победами!..

Сидел Халдеев над переносным компом тридцать лет и три года непереносимо, ни кого не трогал, только проказами разными обрастал. На тридцать четвёртый – скомпинировал, как в старые времена, линзу нетронную.
Отражает линза всю нашу нововечную жизнь: ещё в прошлом президентша страны возглавила оргкомитет Всероссийского дня  семьи, любви и верности (в честь Святых благоверных князей Петра и Февронии, 8 июля) и предложила сделать его символом ромашку.
По всей стране ромашками сорта  «Идя навстречу» на удобренной общим одобрением почве всё лето расцветают почины и традиции. Любят – не любят. Тянутся и обрывают. До птичьего вянут и от свиного воскресают…
Оказалось всё, как всегда – дохложизненно и до озвезденённо : в честь Святой Любви десятки российских городов даже откроют памятники. Махнул  рукой через орган до полу  Халдеев: эх… – и закручинился.
А уж слух пробежал по сети и по сарафанному проводу – про линзу халдеевскую. Народ отечественными пассажировозками, чтобы экономно, подъезжает: на цветы вживую поглазеть. Ну, прямо непрохонже до линзы; в очередь, как за оплаченными бюллетенями на выборах встали.
И дошёл черёд до весёлой современной девушки Недотрожки. Весёлая, а глаза – аквамарин, васильковые. Заэкстрасенсировала, что ли, Халдеева, пал тот, весь из себя счастливо-зелёный, на белые травы. И нет ему слаще на свете алой розы Недотронутых губ.
Эта Недотрога и говорит Халдееву:
– Жизнь-то укрепа какая! Вокруг взгляни, а?
– Да чего там…
– Нет, не моргай ты и не щурьсь!
Хи-итрая: подвела Халдеева к линзе не с того конца, что ли, а с другого, где и стекла-то нет, а одна аллегория.
Глянул Халдеев, и отразила-поразила человека не округлая, а неведомая дотоле острая тайна ещё двух нетронутых роз: на вершинках белых волн, высоко восставших на спокойно дышащем море, оседающее за край земли солнце зажгло алые пламена.
И не поверил Халдеев зрению, не научно потрогал, но алчно погрузил свои пальцы в нежные и прохладные волны, всё глубже ощущая в себе сладостный меч, по которому истекало из него нездоровье.
И вспомнилась Песня Песней (7:8, 9): «Этот стан твой похож на пальму, и груди твои – на виноградные кисти. Подумал: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви её; и груди твои были бы вместо кистей винограда…»
И в уместные слова стал изливаться таившийся в Халдееве поэт: справа кисть, будто левая, слева грудь, словно правая. Может быть, не по праву я – здесь лобзаю ту левую, там целую ту правую?
Знал бы, где лучше, так соломки постелил? И, трепеща в предчувствии тайны ещё нежнейшей, упал Халдеев на колени перед четвёртой розкой-эроской «в междуножье, прикрытом рукой – пятипалой увядшею лилией»:
– Ну, Недотрога, научила глядеть!
«Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твоё – ворох пшеницы, обставленный лилиями». Песня Песней, 7:3
Не причём все отражения пред игрой соломожжения! Да, того неотразимого, которое разглядел остросабельный Исаак Бабель: «Когда мы молодые, так думаем на женщин, что это товар, но это же всего только солома, которая горит ни от чего»!
Да, откуда тайна эта вселенская взялась, Любовь-Эрот-Эрос? То ли любить – значит видеть чудо, невидимое для других? То ли поглядишь – чистёхонько, погладишь – гладёхонько, а станешь читать – везде задевается?
Древние утверждали, что она родилась. То ли от Ночи и Эфира, то ли от Ириды и Зефира, то ли от Афродиты с Ареем… Неправда. Не могло быть у них никакой любви до рождения Любви…
Ужели правы усмехающиеся: ЛЮБОВЬ – Локальное Юридически Безответственное Оголтелое Влечение, с мягким окончанием?..
В хлебниковской «Считалке богов» и сам Эрот на всю бестолковку пересчитался:
«Хахиюки! хихорó! эхи, áхи, хи! Имчирúчи чуль буль гуль! Мýри мýра мур!»
Но зачем, зачем эти заумные буль-гуль-мурные эросказки?
Как пульс, ритмично забились в памяти слова, захотелось записать их, но они так теснились, что из-под «клавы» брызнул лишь диалогик с Недотронутой:
– !
– ?
– !!
– ??
– !!!
– ???
– "..." ...
– "...", "..." ...
– .
– .
Когда дошёл до точки – в прямом и переносном! – то, оказалось, что все слова точно отразились на своих местах, но в новорождённом четверостишии. Ого! – сам не знал, что так сумеет:

Любовь и логика. Что может быть несовместимей?
С любовью логикой боролся я спесиво.

Любовь – не логика. Наехала, исколесила.
Любовь – где логика? – со временем простила!

…Из новооткрытого ритма ясно и бесповоротно шло то же неодолимое желание знать, откуда она взялась, Любовь?!
Откуда эти неожиданности у чаши чрева: мягко пружинящие колоски и какие-то под рукой пахуче влажнеющие лилии, и губчато упругая, но податливая вширь ущелина, и трясинно плямкающие придвиги жарко ускользающей бездонности? 
И они оба, Халдеев и его отраженщина, не вполне ещё осознанно обратились… в безлинзово познающих – самым беззаветно-отвязным действом:
   
Ты и я, и речное литьё.
Ты и я, и луновая талость.
И дыханье твоё и моё.
И дорога в грядущую сладость.

Две дороги впадают в конец!
Чтоб опять их могли повторить мы:
И двойное теченье сердец,
И согласного таянья ритмы!..

И это долготекучее – ОООХХХ – как название женского журнала! – обмирание мирной Послетроги.
– Вот и вспыхнуло звездою пламя общей нашей страсти... – чуть слышно и прерывисто воскресла она. – Но помедли, мой любимый: из меня не уходи. Пусть, усталый и горячий, ты внутри меня побудешь – и тогда без всякой грусти мы закончим этот день.
Боже, почти точный текст шейха Нефзауи из "Благоуханного сада"!
«Мы с тобою войдём в этот сад, наклонённый полого, и не тихая птица над цветами закружится вновь. И тогда мы вдвоём осознаем присутствие Бога, ибо Бог есть Любовь, ибо Бог есть Любовь!» –
это уже современный певец прекрасного Александр Городницкий, «Храм Бахаи»…
Мог ли Халдеев не вспомнить немедленно одну из главных строф садоблагоуханного пособия по арабской эротологии:
«Воздадим хвалу Творцу нашему, поместившему наибольшую усладу мужчины в естественные части женского тела и предназначившему естественным частям мужского тела доставлять величайшее наслаждение женщине»!
Это-то понятно? Не ответ ли это, если без слов лукавства?
Не просто – «Любовь – это природная ткань, расшитая воображением», «Любви все возрасты покорны…»,  «Любовь не картошка…», а – «Любовь – это когда ты делишься своей жареной картошкой и не ждёшь, чтобы с тобой поделились тоже», «Пускай проходят века, но власть любви велика…», и – «О любви не говори, о ней всё сказано!..»
Молодца, краткости брат, Господом любимый философ Ницше:
– Счастье мужчины: "Я хочу!" Счастье женщины: "Он хочет!"
Будем помнить Счастливую любовь! Воздадим хвалу Творцу нашему за про*банные лета жизни, которые Любовь.
Пусть каждый Высшему сомышленником станет, если мыслящ. Пусть каждый-каждая – сотворчеством поддержит жизнь… пока есть чем и за что держаться!