- Граждане падонке, минуточку внимания!
Сыто рыгнув я перевел взгляд на сцену. Там какой-та лощеный дрыщ пытался привлечь к себе внимание, но как-то ниубедительна. Судя по всему публики дрыщ побаивался. Понять это было нисложна. Дрыщ усиленна потел, то бледнел, то краснел и громко бздел.
«Фу бля!» - падумал я, и заебенил ф сторону сцены пустую бутылку.
С соседних столеков в дрыща палетели, объедки, грязные тарелки, прокладки, и какова-то хуя триццати килаграмовая гиря.
- Пашел в песду са сцены! – заорал кто-то. Видимо хазяин гири.
- Давайте музыку скарее, а то ани фсе здесь разнесут! ¬– заверещал дрыщ и резво съебался.
Свет ф зале тут же сменился полутьмой. Зазвучала музыка и на сцену выбежали патлатый хмырь чем-то пахожий на Петкуна, какой-та низнакомый грузин, и прыщавый ботан в очках. Я ебнул очередной стакан водяры, занюхал то ли огурцом, то ли грязным наском - в полутьме была не разобрать, и приготовился слушать пестню. Петкун вроде аказался настаящий, он высмаркался и затянул первый куплет. Слова там были примерно такие:

- Бред, посетил мою больную бОшку,
Вновь, на лобке поймал я мандавошку.
Зуд! Злосчастный зуд терзает яйца мне опять!
О, Эсмеральда, чтоб ты сдохла, твою мать!
Мой тяжкий крест - чесотки вечная печать.
За яйца любит злая вошь меня кусать.
Блядь! С блудливой девой проведя одну лишь ночь
Теперь по морде дать я ей совсем не прочь.
Готов той суке, все я выдрать волоса,
Ну а сейчас мне нужно яйца почесать.

«Чесотка, - бываит от клещоф, а ни вшей» - падумал я, но пестню портить не стал, а накатил еще стакан, занюхал чьей-та лысиной и решил паслушать дальше. Тем временем микрафонам завладел грузин.

- Край. Распынал вес край я унытаза.
Знай, с конца закапала зараза!
Вай! Зачэм гандонам я дурак прэнэбрэгал -
Кагда тэбя о Эсмэральда я ебал?
Тэпэрь бежат в бальныцу буду обрэчен
Глатат лэкарства - словна кроликав питон.
О! В чем прэд тобой я злая дэва виноват?
Врачи исколат мнэ, бляд, как дуршлаг мой зад.
Но и в балницэ мнэ не абрести пакой
Пока я, сука не разделаюсь с тобой!

После грузина микрафон перешол к ботану. Свой куплет он запел тонким писклявым галаском. Наверна утром ему кто-та прищемил яйтса. Я же вмазал еще стакан, но занюхивать ни стал, патамушта за соседним столикам кто-та громка сиранул. Ботан тем временем пел такие слова:

- Все словно страшный сон, о Эсмеральда -
Снять, грязный свой лифон всегда ты рада,
Он сорвался с плеч и покатился камнем вниз!
Хотел я убежать, да ноги отнялись.
Когда же вылезла ты из своих трусов -
Вонь шибанула мне, до самых, до мозгов.
Теперь в кошмарах снится мне твоя пизда!
Ты подмывалась блядь, хотя бы иногда.
И вновь, и вновь, встает твой образ предо мной
И я за это разобью ебальник твой!

- Ебальник твооой! – повторили ани все трое.
«Хуйня какая-то, но спели душевна» - подумал я и упал мордой лица в салат.