1.

- Ты, Гришка,  не смотри, что я груб и горяч. Но за отклонение от отцовских обязанностей будешь бит всенепременно. – сказал Рыбкин и вытер пот со лба. – Я хочу, чтобы внуки выросли в людей.

- Людьми, - поправил я.

- Не еби мне мОзги, интеллигент. Отец твоих детей тоже был красноречив.

  «Отец твоих детей…» Ненавижу, когда тесть делает ударение на этом. Я трижды безрезультатно выписывал ему леща. Мысленно. Суровая реальность Рыбкина – два метра волосатой плоти. Алкоголик, бывший боцман, шизофреник.

- Учить детей – отцовский труд. –  тесть лихо взмахнул саперской лопаткой. - Открой учебник алгебры – помоги ребенку решить задачу. Ему – наука, тебе… О, а вот и гроб.

  Средь наглых туч показалась бледная луна и обрызгала нас синюшным светом. Рыбкин для верности вонзил шанцевый инструмент в гроб, присел на край могилы и закурил.     

- Мораль сей басни такова – не будешь учить детей, будешь заниматься диссертацией тещи. 

- Эксгумацией.

- Заткнись и копай. 

2.

  Поддерживать траурную скорбь в тот день было не сложно.  Редкий доброхот сможет отличить профессиональное похмелье от похоронной грусти. Рыбкин и я томились последствием крепких напитков и наблюдали, как усопшую Евдокию Петровну пакуют цветами.
  Провожать в последний путь заслуженного учителя алгебры и тещу Рыбкина пришло много стороннего люда.

- Кто это? – хмурился Рыбкин. – А это?

Я молчал. Меня мутило. В нашей семье всегда так – меня тошнит, тестя одолевает злоба. 

- Ты кто такой? Родственник?

  Скорбящий боязливо растворился среди печальных спин. Рыбкин обиделся и стал вращать глазами в поисках новой жертвы.  Через некоторое время окрестный люд вознегодовал. От косых взглядов меня мутило еще больше.

- Не порти себе праздник, боцман. – выдавил я.

- А ты кто такой? – возмутился Рыбкин. – А-а, Гришка. Слышь-ка, Гришка, запахни манишку.


  Впереди затянули проникновенную речь о теще Рыбкина.  Благодарные ученики, монументальный вклад в образование, альтруизм. Лицо тестя вытянулось и окаменело.

- А все таки, крепкая женщина была. Слава богу, представилась.

  Единственным человеком, кто мог оказать непосредственное влияние, одернуть и поставить в стойло Рыбкина была покойная. Она носила с собой резную указку тяжелой формы. Часто охаживала ею неспокойного зятя, умудряясь одновременно проверять контрольные работы.
  Я искоса посмотрел на волосатую грудь Рыбкина. Кроме общей родственницы – жены и дочери одновременно, нас связывали две вещи: прочный алкоголизм и азартные игры. Я-то понимал, что мы больны. Это Рыбкин отрицал даже то, что он шизофреник с навязчивыми состояниями. Очевидные же вещи!
  Случилось как-то так, что мы намедни выпили. Затем проиграли. Затем снова выпили и снова проиграли. Казалось бы – обыденность. На последние деньги купили лотерейный билет и с ним вернулись домой. Ни теща Рыбкина, ни дочь его, жена моя, нас не поняли. Долго гоняли меня с тестем вдоль фасада, а затем заперли двери и ушли ночевать.
Нас приютили добрые пьяницы. С ними было весело, пока Рыбкин не устроил дебош. Ему показалось, что нас заманили в качестве еды коварные каннибалы.  Повергнув несчастных врагов водопроводной трубой, он успокоился.

- А билет, ты спрячь, как вернемся во свои свояси. – наказал он мне.

  Что я и сделал. Спрятал лотерейный билет в учебник алгебры, лежавший на столе.

  Теперь, на похоронах Евдокии Петровны, я наблюдал, как мой конопатый сын кладет этот учебник на мудрую грудь покойной. Что за фетиш такой – класть в гроб вещи?
  Возле меня возник Лелик и жестом пригласил отойти. Лелик – человек неопределенного рода занятий  и возраста. Родственник по утерянной линии.  Телосложение Чаплина. В нашей семье таких не наблюдалось. Я не в счет. Я стал родственником, когда половое созревание прошло. Но я просто щупл, а Лелик куц. Разница огромна.

- Чего там? – загрохотал Рыбкин.

- На две секунды. – ответил Лелик, и потащил меня в сторону.

  Горячим шепотом он сообщил, что наш лотерейный билет сорвал два миллиона государственных денег.
  Тошнить перестало. В горле образовался ком. На деревянных ногах я подошел к Рыбкину и встал рядом.

- Командантэ…

- Да, пацан.

- Билет сыграл на два ляма.

- Какой билет? На балет?

- Лотерейный.

- Где он?

- В учебнике.

- Учебник где?

- В гробу.

Рыбкин посмотрел на меня:

- Гриша, это большие серьезные деньги и маленькая глупая шутка.

Я пояснил и стал ждать реакции. Рыбкин повел себя на удивление спокойно. Более того, сделал вид, что внимательно слушает заупокойную речь. Затем наклонился ко мне, ласково ощупал горло и отрезал:

- Ночью выкопаем.

3.

  Лицо покойной было мрачным.

- Жива ли ты моя старушка?  - пробасил Рыбкин.

  Его лицо треснуло довольной улыбкой:

- Вот такой ты мне нравишься – тихая и мертвая.

- Идеальная теща. – добавил я.

- Не богохульствуй, подонок. Где книга?

  Я сгреб равнодушные цветы и взял учебник. Прошуршал страницами, извлек искомое.

- Дай сюда. – Рыбкин вырвал билет. – Ты не умеешь хранить.

  От излишней влажности в могиле я заметно продрог. Хотелось в тепло, водки и помочиться. Я решительно встал. Чья-то гостеприимная рука вернула меня на место. Я слегка поседел.

- Чего ты ерзаешь? – недовольно спросил Рыбкин. – Вставай, закапывай.

- Не могу. Меня  попросили остаться.

- Что ты мелешь?

  Позади нас возник шорох. Сиплый дискант строго констатировал:

- Ироды грешные.

  Рыбкин шумно выпустил газы. Я продолжал седеть.

- Осквернять могилы, беспокоить сон умерших – это тяжкий грех.  – вещал дискант.

- Явдокия Пятровна… - затянул Рыбкин.

- Цыц! В могилу со мной решили лечь?

- Нет, мы лишь билет забрать хотели. – теперь уже стихами.

- Какой билет?

- Фартовый.

- Кладите в гроб и, не оглядываясь, идите в мир живых. Иль вам средь мертвых поприятней?

- Нет-нет, мы щас, мы всё, ушли…

  Рыбкин бросил билет в гроб и суетливо закарабкался вверх. Я поспешил за ним. С третьей попытки мы уткнулись лицами в могильную грядку.

4.

  Взмыленный Рыбкин не сразу заметил, что сбил чье-то куцее тельце.

- Дядя Витя…

  Под его скорыми сапогами раздались характерные булькающие звуки раздавленного гидроцефала. Это был Лёлик.  Сплюнув жидким, он сутуло сел и указал в сторону брошенной могилы:

- Отпустила богу душу Евдокия Петровна.

  Мы обернулись. Из могилы трудно выполз темный профиль. Отдышался, почесал бок и гусиной походкой запетлял между надгробий.

- Это еще что, - пробасил Рыбкин. – Проследуем.

5.

  В сторожке горел свет и курился чайник. Сторож наполнил алюминиевую кружку, вынул из кармана сушеный пряник и сыто жмурясь, хлебнул кипятка. Перед ним на кособоком столе лежал лотерейный билет.
  Мы вот уже как несколько минут влипли в заблеванное окно сторожки. С каждой секундой рос гнев. Пощипывая желтый куст бороды, сторож говорил сам с собою.
Осмелевший Лёлик защемился из-за спины Рыбкина к двери:

- Умертвим бородача!

  Рыбкин ловко осадил куцего мстителя и вложил в подмышку.

- Вот гнида, старая. Пошли доставать старуху.

  Я опешил. Из подмышки тихо заскулил Лелик. 

- Зачем?

- Проучим бородатого опарыша.

  Кажется, начинался дождь.

6.

  Покойная была легкой, но воняла. Рыбкин лихо руководил транспортировкой, придавал нам верное направление пинками. Дождь действительно начался.

- Прислоняй покойную к окну. – приказал Лелику Рыбкин. – Держи так.

- А ты. – обратился ко мне. – посветишь ей в лицо. Снизу.

  Когда наша гимнастическая пирамида была готова, Рыбкин нагло забарабанил по стеклу. Сторож дернулся, пролил чай в штаны, крепко выругался. Рыбкин продолжал барабанить. Лёлик уставал, старуха шаталась. Я приготовился. Дождь крепчал.

  Сторож нехотя подошел к окну.

- Свети! – скомандовал Рыбкин.

  Я включил фонарь. Евдокия Петровна загробно улыбнулась в окно. Сторож крякнул, выронил кружку и попятился. Когда его подхватил стул, Рыбкин сказал:

- Финита. – и открыл дверь ногой.

  Лелик оказался в партере с покойной. Евдокия Петровна вышла на болевой, поверженный боец заверещал. Я прервал борьбу, и мы поспешили за Рыбкиным.

  В сторожке было тепло, пахло вялеными носками и старческой мочой. Рыбкин шагал вокруг сторожа и победно хохотал во всю похмельную глотку:

- Ты мне, блядь, еще попучеглазь. Я тебя с тещей закопаю, шутник.

  Тесть мог и закопать. Кажется, у него случилось навязчивое состояние. Если усилится – нужно отпаивать водкой через мерные стаканы. Но сторож сидел молча, лишь глаза пучил в сторону окна. Рассудок зацарапали скверные подозрения.

  Я потрогал шею за желтой бородой, не нашел пульс и огласил удручающий вердикт:

- Он мертв.

  Рыбкин остановился.

- То есть как мертв?

- Как Евдокия Петровна, только посвежей.

  Тесть дружески схватил сторожа за бороду:

- Кончай дурить, старый. Ты пошутил, я пошутил – мы квиты.

  Сторож не ответил и опал на половые брусья бездушным мешком.

7.

  Дождь набрал силу и просился внутрь, барабаня по окну тяжелыми каплями. Окочурившийся сторож был заброшен в соседний чулан. Мы сидели за столом и молчали. Рыбкин полоскал горло водкой из графина. Первым не выдержал Лелик:

- Теперь на нас два трупа. – заверещал испуганной свинкой.

- Старуха не в счет. – отрезал Рыбкин.

  Грохнул графином и задумчиво добавил:

- Не по-людски это мы с тещей. Лелик тащи ее в дом.

  Вялое сопротивление Лелика прервал подзатыльник. Он вышел в дождь декадентской походкой. Я хотел, было выпить, но Рыбкин пресек:

- Мы должны быть трезвыми!

  Довоенные часы отрезали липкое время усталым скрипом. В стене копошились мыши. Рыбкин осушил графин и удивился:

- Долго он там возится. Набери его.

  Я достал мобильный и тиснул зеленую кнопку. Трубка захрипела испуганным Леликом:

- Ее нет. Ее нет. Ее нет.

  Я нажал отбой:

- Он говорит, что не нашел твою тещу.

Рыбкин взорвался:

- Да вы что тут все с ума посходили?! 

  Он решительно переступил порог и растворился в темноте. Я немного задержался за столом и поспешил за ним.

8.

  Старухи в луже у окна действительно не было. Лелик тоже пропал. Мы оторопело стояли под диким дождем.

- Набери еще раз. – сказал Рыбкин.

  Трубка сообщила, что абонент недоступен.

- Пиздец. – подвел итог тесть, и мы вернулись в сторожку.
9.

- Так, - Рыбкин нашел алюминиевую пляшку со спиртом. – где билет?

Билет действительно пропал. Выходили – лежал на столе. Вернулись – нет его. Рыбкин ласково посмотрел на меня, что предвещало побои и пытки.

- Ты взял билет, зятек?

- Мы же вместе выходили наружу.

- Значит эта сука, Лелик взял. Специально выманил нас, а затем спер билет. Телефон выключил, падла.

- Факт.

  Рыбкин по-отцовски налил мне спирта из фляги в кружку сторожа.

- Хлебни, зятек. И в добрый путь за ренегатом.

- Кстати, - фляга замерла в воздухе. – А откуда он здесь взялся?

  Я немедленно выпил и прослезился. Спирт лег ровной смазкой по моим чреслам, я окреп духом.

- Вопрос, конечно, интересный.

- Следил за нами, стерва. – решил Рыбкин. – За это я ему откушу нос.

  В чулане раздался шорох. Мы испуганно уставились на дверь. Кто-то запричитал кривыми молитвами:

- Господи спаси, помилуй, иже твои небеси мя не вознеси.

10.

- Сука, он воскрес! – воскликнул Рыбкин.

- На кладбище это бывает.

- Сдохни взад, бородатый зомби. – Рыбкин швырнул флягу в дверь.

  Фляга звонко клацнула и отлетела за шкаф. Из-за двери ответили гортанным воплем.

- А-а-а, я не хочу в ад.

  Раздался шум, лязг шанцевого инструмента, глухой удар и стало тихо.

  Бледный Рыбкин решительно встал.

- Его нужно вернуть мертвым. Это зомби. Нужен осиновый кол.

  Это было навязчивое состояние.

- Найди орудие! – приказал тесть. – А после закопаем.

  Только охоты за мертвецами мне не хватало. Ну, уж нет! Мечты-мечты. Не оставалось ничего иного, кроме соучастия.

11.

  Осины я не нашел. Пришлось остругать древко от лопаты.

- Пойдет. – одобрил Рыбкин.

  Мы стали медленно приближаться к чулану. Внутри возобновился шум.

- Ты открываешь дверь, я зачищаю территорию. – шептал Рыбкин.

- Да, сэр.

  Я дернул за ручку, но дверь не поддалась. Ее держали по ту сторону.

- Отворяй, мертвечина. – рявкнул тесть.

- Изыди, изыди, изыди… - в ответ.

  Рыбкин оттеснил меня, переложил оружие в левую руку, а правой дернул за ручку. Дверь распахнулась. В нутро сторожки вылетел Лелик и грохнулся о стол.

12.

  Пытка длилась вот уже полчаса. Лелик скулил и не отвечал на вопросы.

- Как ты попал в чулан?

- Ы-ы

- Где билет, сука?

- Ы-ы.

  Рыбкин слегка утомился. Присел и задумался. В его буйную голову пришло решение. Он раздел Лелика и тщательно обыскал ветхую и мокрую одежку. Билета не было. Меня смущала грустная картина наготы, я отвернулся и уставился в окно. Там что-то происходило. Какое-то движение, что ли. Я сообщил об этом Рыбкину дрогнувшим голосом.
  Тесть обернулся и бросил Лелика на пол.

- Зомби, блять!

  После чего схватил осиновый кол и вытиснулся наружу.

13.

  Часы тихо умерли. Я оказался в безвременьи. За окном по-прежнему лил дождь, а под лавкой скулил Лелик. Кое-какие капли спирта я выудил из брошенной фляги, но душа требовала больше. Досадно - оказалось, что тесть осушил всю сторожку.
  С наружи раздался протяжный рык, затем тугой шлепок. И тишина.
  Я встал, неспеша поправил кофту и вышел. Тестя я нашел мирно спящим в свежевырытой могиле. Он нежно прижимал к себе кол и храпом пугал мокрых ворон.
  Я задержался и полез в карман. Достал лотерейный билет и ласково пробежал глазами по удачливым цифрам. Но дождь мешал, и я его спрятал.
  Самое время ретироваться во свои свояси. Я напоследок оглянулся на могилу тещи и на спине моей заколосился волос от испуга:
 
  Там, у самого края могилы, под проливным дождем, сторож танцевал изысканное танго с покойной учительницей алгебры.
  Мой мозг не выдержал такой картины, сознание помутилось, и я шлепнулся в лужу.

14.

  Наутро добрый сторож отпаивал меня деревенским чаем. Оказалось, что ночью, он лишь впал в транс. С ним такое бывает. А у чулана была вторая дверь, которую бедный Лелик перепутал с дверью в сторожку.
  Мы  вернули покойную земле и тщательно поправили могилу.
  Что же до танго… Я не стал ворошить романтику кладбища и оставил это на совести старика.
  Лелика извлекли из-под лавки крепкие санитары и увезли в психиатрическую больницу.
  Рыбкин после глубокого сна в могиле ничего не помнил. Более того – он изменился. Бросил пить и озорничать. На лотереи его не тянет.
  Однако, я все равно развелся с его дочерью, моей женой. На всякий случай.

  А билет не сыграл. Низкообразованный Лелик перепутал цифры. 
.