К подъезду шестнадцатиэтажки подплывает старая Вольво. Выходит Ленечка, потный и красный от жары, задирает голову:  – Тут, что ли? Какой этаж? – Ржавые жалюзи лестничных пролетов угрюмо скалятся ему в ответ. Хлопают двери машины, выходят ещё двое. –  На другую сторону окна. Пошли, – машет один из них, и вся троица входит в подъезд. Марик, Ермил и Ленечка – такая компания парней.
Марик – моложавый, белобрысый, с дурашливым взглядом.  Лицо у него как у булочника– гладкое, круглое и смешное. В лифте он вскидывает брови и ёрнически спрашивает: – А какой у нас, собственно, план? Чего мы с ним будем делать?
– Повезем его в лесок, –  так же придуриваясь, отвечает Ленечка. Высокий мускулистый хохол с правильной большой физиономией и хитрой заискивающей манерой разговаривать. – Будем ему там кырдык-мырдык делать. Да, Ермилушка?
Ермил – тощий, сутулый, с залысинами и невероятно большими карими глазами. Он озорно кивает Ленечке: – А не хило Марик устроился, да?  Ему срок корячится, а  мы с тобой, прикинь, плана не придумали ещё.
– Я ничего и не говорю, – выпячивает губу Марик. – Поговорим просто. Так, чисто. Попугаем.
Выйдя из лифта, команда останавливается подле обшарпанной двери. Ленечка ухом припадает, и проваливается. Дверь не заперта. Ленечка распахивает её, и все видят прихожую. Следы из сухой земли, раскиданная обувь, заваленная вешалка. Куча разного тряпья.  Напротив – проем в маленькую комнату, и там странная конструкция в простынях, похожая на гладильную доску. Под ней  что-то напоминающее мангал.
Парни пробираются сквозь завалы и морщатся. Вкусный аромат жаренного мешается с пронзительным лекарственным запахом. Из кухни появляется Бед. Парень, которого и собирались навестить ребята. Босиком, завернутый в одеяло, он пробирается в большую комнату, не обращая внимания на вошедших. Раскорячившись, почти на четвереньках, опираясь одной рукой на паркет и забавно прикрикивая, – ай, ай, ай, – Бед как паучок  ковыляет мимо компании.
– Эй, Бед!
– Это он?
– Он.
Из большой комнаты доносится высокий, нервный и, как будто кривляющийся, голос.
– Марик, ты что ль? Водки принеси… Водки, водки… ай, ай, ай.
Следует смех, такой припадочный, что ребята испуганно переглядываются. Они медленно входят в большую комнату. Окна без штор, залитое светом полупустое пространство. Столы, стулья… Бед устроился на кровати. Одна рука его и плечо торчат из одеяла. На длинной шее по-птичьи дергается голова. Бед альбинос. Его волосы белые, как мел, и кожа испещрена конопушками, венами, кое-где красными, как у младенца потертостями. Сейчас его безбровое лицо отдает синевой и сочится потом.
–  Марик, это ты, ты… Ну, принеси водки. Хи-хи-хи. Опоздали ребятушки. Хи-хи-хи. – Бед постоянно смеется тоненьким голосом и закатывает глаза.
–  Марик, ну и подельник у тебя. Он наркоман что ли? – Ленечка выдвигает стул и садится напротив Беда. – Обдолбался, чертило?
–  А, во! Закусончик есть. Хи-хи-хи. – Бед свободой рукой достает из одеяла свою вторую руку, на которой, вместо кисти, аккуратный белый сверток с красными надписями. Ленечка выпячивает нижнюю челюсть и втягивает голову в плечи.  – Не понял.
– Зингер, –  читает Марик на свертке. – Бургер такой.
Ермил подходит и решительно берет предплечье с зингером. Разглядывает. Нюхает. Приоткрывает обертку. Бед отворачивается и, выпучив глаза, смотрит в потолок
– Водочки принесите а? Хи-хи-хи.
– Кисть в панировке.  Булочки с кунжутом. Натуральный  Ростикс, – заключает  Ермил. Он идет к выходу и чем-то гремит в соседней комнате. Возвращается с решеткой для гриля и стойкой для капельницы. – Грамотно! Марик, а это не эти? А то может и тебя такое ожидает?
– Хи-хи-хи, – разражается Бед. – Им плевать, кто что говорил в полиции. Кто там был, того и пожарят. Хи-хи-хи, – он распахивает одеяло, и Ленечка, все это время в упор  разглядывающий зингер, с треском откидывается на спинку стула. Бледный, худощавый Бед, с одним крылом из одеяла и дикими белесыми глазами, похож на пернатого монстра. Смех его теперь кажется птичьим криком. Белоснежные выпирающие ребра - птичьей грудью. Низ живота в кровоподтеках, синюшный, переходит к паху в воспалено пунцовый. Вместо гениталий - внушительный ком золотистой панировки.  Эффектно разоблачившись, Бед начинает колотиться в судорогах. Он мотает головой и кричит что-то нечленораздельное. Вся компания завороженно подходит ближе.
– Крылышко типа, да? Острое? – Вкрадчиво говорит Марик. – По-моему, мне надо бежать как ошпаренному. На край света.
– Да уж! Какого-то, прямо, Дракулу вы грохнули. А это прожарено? Ну...?  Как…?
Ближе всех подходит Ермил. Он наклоняется, всматривается и даже касается панировки кончиком пальца. – По ходу да. По рецепту доктора Сандерса. Я только не пойму, как?
– Вдрадочки приниситре водрачки хи-хи-хи пффф-ссс, – пузыриться Бед.
Ермил снова выходит из комнаты, возвращается с восхищенным выражением.  – М-да! На животе он лежал. На операционном столе дырка. Они так, снизу. А вообще, он сейчас, по ходу, кони двинет, надо валить…
Тем временем Бед затихает, глаза его тускнеют. Медленно он отколупливает у себя в паху кусочек «крылышка».  Кладет его в рот. Сосредоточенно жует.
– Втрусно, – мяукает он.  – Продочки видрисите.
– Все,  хана. Свихнулся, – сурово произносит Ленечка, вставая со стула
– Слушайте, а может водочки ему? Ну как бы перед смертью.
–  А ты сходи, Марик, принеси.  Покрутись тут, чего…  Из тебя КФС клевый выйдет.
– Да сматываемся! –  уже из прихожей  кричит Ермил.  -  Оставьте его, извращенцы.

***
Старая Вольво выбирается из района. За рулем Ленечка, рядом Ермил. Сзади сидит Марик и с видом озадаченного беспризорника, почесывает затылок.
– Я это. Я, наверное, в деревеньку. Да, Ленечка? Домик там ещё целый?
Ермил большущими своими глазами водит по белым панелям одинаковых многоэтажек.
– Серьезные ребята. Целая операция. Они же, как реальные врачи – наркоз, все дела.
– И кулинары тоже, ага...  – жалобно отзывается Марик. – Ну? Ленечка? В доме сейчас кто?
– А чего ты говорил, там какой-то пердун старый, – бурчит Ленечка, следя за дорогой – Дон Карлионе, не меньше. Мы тоже кстати…  Вдруг светанулись?
– Бед этот, по ходу умрет не скоро, – задумчиво продолжает Ермил. – Пока там…
–  Да умер уже ,– бросает Марик, и трясет Ленечку за плечо. – Лень, ты приссал, что ли?
Машина выезжает на шоссе и встает на перекрестке под светофором. Ленечка смотрит на оживленную у метро площадь. Бежит глазами по ларькам, магазинам, поднимет голову и начинает причитать. – Свят! Свят! Свят!
Над всем возвышается зловещая надпись – РОСТИКС.