Её прозвали Ненасыть за лихорадочно-неконтролируемые

(«попытки достигать оргазма» - перечеркнуто)

черты личность.

У неё было по две пары глаз и две всепоглощающие дырки.

Говорят, она могла бы отсосать в себя всю вселенную, если бы ей только позволили.

К счастью, не позволили.



Его прозвали Сучконос за ярко выраженные черты того, что у него вместо личности.

Какой-то дятел выбил ему дупла вместо глаз, но это, признаться, еще не самое худшее.

И правда, чтобы познать поглубже Землю, ему пришлось углубиться в неё корнями.

Это было его преимуществом и существенным недостатком - не так легко провести на одном месте пару сотен лет, молясь лишь об одном: чтобы тебя побыстрее срубил пьяный дровосек. Когда же этот момент всё-таки наступит, часть своей души он обязательно оставит в каком-нибудь доме, где она будет скрипеть несколько веков подряд , а другая часть полетит с дымом в небо, учавствуя, с этого момента, в круговороте веществ в природе.

Но это будет намного позже.



Сейчас же Сучконос тянется всеми ветвями к этой порхающей Ненасыти, которая, непонятно с какого бодуна, очутилась рядом с ним.

Но, посколько он недвижим и свободен, как символ американской статуи, ему приходится выдрачивать из себя семена цветов, дабы они впитались в Ненасыть — Господи, что эти дубоголовые только не делают, чтобы на них обратили внимание!



Но у него получилось.

Её когтистые лапы роют землю в диком неистовстве.

Она чувствует на себя чье-то пристальное внимание.

Чувствует каждой порой своей кожи.

Но, блядь, увидеть его не может!

И от этого её возбуждение только лишь турбоускоряется, разрываясь в голове фиолетовым вулканчиком.

Теперь, когда голова уже взорвана, она чувствует как тело пробивает лихорадка в сладостном неудовлетворении.

Все чешется, все так и требует к себе ласку и внимание.

Не зная, что делать и куда бежать, она просто закрывает глаза и бросается на что-попало.



Когтистые лапы впиваются в его кору.

Его твердый отросток, заменивший ему нос, внедряется в её естество.



Она пляшет на нем. Она, сука эдакая, полирует его! Она кричит и теряет сознание, а потом просыпается и повторяет все снова, и снова, и снова.

Всё глубже и глубже проникают её когти - очень скоро они дотянутся до самой сердцевины, а это значит, что кое-кто очень скоро сгниет живьем, превратившись из твердого, как дуб, в мягко-трухлявого, как член у сифилитика



В попытке защитить себя от такой хреновой участи, Сучконос пускает смолу, чтобы намертво обездвижить когти этой суки своим клеем.



Чувствуя, что этот пень лишает её свободы, она изрыгает из своего рта сноп искр, будто фурия.



Его чувствительные ветви вспыхивают и он шипит на неё в ответ.



Она пытается уподобиться змеюки подколодной и уползти — бросить эти ветки в самую трудную минуту — ан, сучка, нет! — слишком глубоко вонзились твои когти в сладостном предвкушении. И вот ты теперь совсем обессиливаешь от яростных попыток освободиться.



И вот - огромное пламя любви захватывает их обоих и они пляшут в нем, словно шаманы перепившие мескалина.

А пламя, тем временем, щекочет пятки небу.

Небо ржет, ухахатывается и, не имея мочи терпеть более, поливает все с хуя сверху.

Внизу, под давлением напора, щипят и смешиваются недогоревшие остатки Ненасыти и Сучконоса. Ох уж этот вечный символ любви, страсти и страданий!



«И хорошо, что сгорают нахрен такие отношения», - рассуждает после небо, пытаясь осмыслить случившееся.

И хорошо ему — на самом верху — все видит.

А вот тому, кто своим недогоревшим хреном тыкает в сбежавшую от него птичку, понося свою экс-богиню на чем свет стоит — ничего не видит!

Лучше бы, ей Богу, сгорел нахрен!