Один мужик очень хотел стать знаменитым. Хотел, так сказать, оставить свой след в мировом культурном наследии. Произведя микро мозговой штурм, он густо намазал свой башмак красной краской, сунул его в полиэтиленовый пакет и попездавал в таком виде на экскурсию в Эрмитаж. Крайне ловко затесавшись в толпу экскурсантов, он незаметно вытащил из пакета свой башмак и как следует приложил его к картине какого-то Брюллова. След получился отменно. Каблук, протекторы, надпись 45-ый размер – всё в лучшем виде. За это мужик получил от охраны дубинкой по куполу, приличный штраф и месяц неоплачиваемого больничного. А его след в большом искусстве какие-то бляди оттерли. В следующий раз мужик решил поступить умнее. Отлил он из бронзы точную копию своего башмака и попездавал с этой копией к Медному всаднику. Подобравшись с лобзиком поближе к стремени, принялся выпиливать из него ногу всадника. Чтоб потом незаметно прилепить туда свой собственный башмак. Но тут внезапно понаехали какие-то пидары верхом на мигалках и опять настучали мужику по куполу. Очень сильно обиделся мужик на глупых мудаков, которые мешали ему стать знаменитым. И, едва выйдя из больницы, приступил к осуществлению своей диавольской мести. Пошел он темной-темной ночью к Литейном мосту и нарисовал на всю длину разводной части мужской половой хуй. В эрегированном виде. Чтоб знали, гандоны, как творческую личность защемлять. Говорят, после этого слава к нему и пришла.

***
Как-то раз закрыли мужика в тюрьме. В одиночной камере. Надолго. За дело. Камера мужику непростая досталась. С огромным зеркалом во всю стену. При заселении мужику популярно объяснили, что зеркало дорогое. И что если с ним что-нибудь случится, то мужику залупу к носу притянут. Мужик намек понял и первое время держался от зеркала подальше. Чтобы скоротать бесконечно унылые дни, мужик болтал сам с собой. Развлечение было не бог весть какое, но лучше чем ничего. Однажды мужик подумал, что будет гораздо интереснее, если говорить не с самим собой, а со своим отражением. Вроде бы, по сути то же самое, а на душе как-то легче. Как будто, он уже не один сидит, а с сокамерником. Стал ему мужик про свою жизнь рассказывать, всякие там байки да анекдоты травить. Сокамерник слушал внимательно. Не перебивал. На шутки отвечал веселым гоготом. В общем, они довольно быстро сдружились. С тех пор они всё делали вместе. Они сдвинули столы и ели, сидя друг напротив друга. Одновременно ложились спать и даже просыпались одновременно. Срали и дрочили тоже хором. Одно время развлекались игрой в камень-ножницы-бумага. Играли раз по 200 в день. И что интересно, ни разу мужик не смог выиграть. Правда, и не проиграл ни разу. Потом они решили заняться спортом. Всякими там приседаниями, отжиманиями, растяжкой. Один-то мужик ни за что не стал бы всем этим заниматься. А вот в компании – совсем другое дело. Особенно интересно было состязаться, кто больше отожмется. Но тут у них стабильно силы были равны. Потом и это их увлечение сошло на нет. Время шло. Постепенно разговаривать стало не о чем. Во все игры, какие они только знали, они переиграли. И напала на них такая беспросветная тоска, что хоть волком вой. Дни напролет сидели они неподвижно в противоположных углах и даже не смотрели друг на друга. И вот тут-то мужик понял – нужно устроить побег. План побега созрел моментально. Устроить драку с сокамерником, навалять прибежавшей охране и смыться на волю под вой сирен. Он видел это в одном фильме. Когда-то давно, еще в прошлой жизни. План был прост как все гениальное. Проклиная себя за то, что не додумался до этого раньше, он схватил стул и бросился с ним на своего друга. Тот, сходу сообразив, в чем дело, сделал то же самое. Они сошлись и под дикий звон и грохот принялись мутузить друг друга стульями. Безмозглые охранники, как и ожидалось, ворвались в камеру. С радостным воплем мужик бросился на них. Толком не видя, что делает, он рвал зубами чью-то руку, выдавливал пальцами чьи-то глаза, лягался, топтал кого-то, попавшего под ноги. Уже лежа на полу, с пробитой головой и не находя взглядом своего сокамерника, он подумал, теряя сознание: «а ведь получилось…»