В квартире появились муравьи. Они двигались по полу пятном наподобие солнечного зайчика. Вблизи они не очень большие, скорее мелкие, как для муравьев. Шли дружно, целеустремленно, им не было никакого дела ни до кого, они шли по квартире как хозяева.

- Вы чего? Вы что тут хозяева? Вы куда? — муравьи шли на кухню. Там вчера разбилась банка гречишного меда.

Потом я все убрал. Пол высох. Лишь местами сохранил липкость, которая ощущалась ногами в момент наступания. На кухне стоял дух гречишных полей, над которыми вьются ветры.

Муравьи распределились кучками, и, судя по всему, подъедали остатки. Их было удобно давить.

Муравьи в смерти выделяли кислоту. Кислота пузырилась на кафеле и шипела вокруг раздавленных мурашей. Ее пары синими клубами смешивались с гречишными ветрами и падали дождем. Шла гроза. Молнии прочерчивали бушующий сумрак квартиры, били в любимую книгу, открытую на самом лучшем месте и искажали смыслы вложенные в нее.

В хаосе катаклизма неистово и требовательно зазвонил телефон. Голос оттуда доносился нечеловеческий и наглый.

- Привет. Это тебе муравьи звонят. Прекращай блядь вот эту хуйню. Блядь давить нас. А то мы блядь тебя в жопу выебем.

- Да я вас сам в жопу выебу! Уебуйте отсюда! — закричал я и продолжил давить насекомых.

Телефон вновь зазвонил.

- Але блядь, — сказали муравьи,- не бросай трубку, сучонок. Дослушай падла. Ты мед разбил? Тебе он нахуй не нужен, а нам польза. Мы же плинтуса тебе не сожрали, хотя ведь можем. Так хули ты блядь нас пиздишь?

- Да потому что это моя квартира!

- С собой на тот свет квартиру не заберешь, так что прекращай. Мы ночью в ухо тебе заползем, в мозг пролезем, парализуем и что захотим, то и будем с тобой делать. Понял бля? — угрозы были не шуточные.

- Понял, не дурак. Все.

- Нет, не все. За наших убитых бля товарищей заплатишь виру, трехлитровую банку настоящего, пиздатого меда с пасеки, а не разбодяженного, с базара. Сроку тебе до завтра. И не пытайся сбежать. У нас длинные руки. Вопросы есть?

- Есть. Как вы со мной разговариваете?

- Если ты не биохимик бля, то не поймешь, но, бля, с каждым произнесенным нами словом бля погибает тысяча особей. Все бля конец связи. — В трубке наступила тишина.

Надо было спасаться. Я взял ложку, нашел в кладовке чистую трехлитровую банку и отправился на поиски пасеки.

Пасечник, наотрез отказался продавать пиздатый мед. Он предложил гречишный и подсолнечниковый. Пришлось сделать вид что ушел, а самому спрятаться в кустах неподалеку и смотреть как он суетится около уликов.

Ближе к обеду пасечник переговорил о чем-то с женой — бабищей лет сорока пяти, с преогромнейшей жопой, сел на мотоцикл и уехал. Этого мне и надо было.

Я подкрался к жене пасечника, оглушил ее, оттащил в посадку, привязал к дереву, стащил с нее трусы. Достал из кармана ложку и пальцами левой руки раздвинув половые губы на небритой мохнатке пасечницы, начал производить медосбор...

Вот собственно вся история...

Вечером я поставил банку с пиздатым медом на кухне. Утром ее не было. Муравьи более не тревожили меня. Разве что однажды кто-то насрал под дверь. Думаю что муравьи…