Иванов до ахуя в горле боялся дантистов. Любых. Потому что анестезия его зубы не брала нихуя, в любых количествах не брала.

Но в конце года у Иванова случился остаток бабла по медстраховке, и дантист оставался единственным способом бабосы использовать. Поэтому, как только ивановская жаба победила ивановскую ссыкотность, он пошел к зубному.

Дантист оказался докторшей средних лет, впечатлившей Иванова наружности. Невысокая, худенькая, сиськи размера второго. Кругленькие торчучки такие. И белый халат. Иванов немедленно вспомнил гигабайты порнухи, в которой такие вот докторши давали ебарям по – всякому и везде, и немедленно возбудился.

Самое приятное, что из – за невысокого роста докторша в процессе осмотра вплотную прижималась к Иванову своей левой сисечкой, что чрезвычайно разволновало ивановские инстинкты.  Он хотел эту докторшу.

Но вскоре послышалось зудение этой блядской машинки, очко Иванова сжалось, и он приготовился терпеть.

Больно! Обычная, блядь, пломба, нихуя военного, а больно! Ах ты ссукааа…Сучка…стервоза, блядинка, и сисяка у тебя вкусная, загрыз бы…Ай, блядь! Больно!

Справа Иванова прижимала к креслу охуенная докторшина сисюня. Сверху в мозг прицельно били болевые импульсы зубных нервов, или как они там называются. На время Иванов потерял связь с реальностью.

А когда стал адекватно воспринимать происходящее, боль уже ушла, докторша заделывала зуб каким-то раствором и по-прежнему прижималась к Иванову своей сисенцией.

Спустя месяц Иванов заметил, что к его обычным эротическим фантазиям прибавилась еще одна, ставшая крепче прочих.

Он хотел докторшу. В зубоврачебном кресле. Он снизу, она сверху. Скачет на Иванове, крепкие сисючки - торчучки подпрыгивают в такт ивановским фрикциям.

А в руках у нее бормашина, которой она БОЛЬНО сверлит ивановский зуб.