Без цели
Я из дома выхожу,
Без цели
Возвращаюсь.
Друзья смеются надо мной.

(с) Исикава Такубоку. Лирика. Конец XIX века. Издранное.

    Федор относительно недавно стал задумываться о смысле своего жалкого существовании, но это относительно уже стало приносить ему плодотворные плоды глубокого самоудовлетворения. За основу он брал одну основополагающую мысль,  что происходящее вокруг почему-то не просто так, а если это так, то почему? Однако это не спасло его от страшной волосатой руки вечно кривого Макара быстро догоняющей его как черный паровоз, равно как и от более быстрой и мрачной мысли  -  "Пиздец"... 

    Очнувшись утром в грязи, Федор первым делом протер свои красные замыленные глаза. Хотелось встать и отправиться на поиски еды, но еще больше хотелось восстановить непростую цепь вчерашних событий. Голова гудела, а мысли категорически отказывались складываться в хронологическую последовательность рационального времяпровождения. После нескольких неудачных попыток тяжелых раздумий Федор оставил эту глупую затею, голова разболелась ещё больше. Впрочем, это не помешало ему отправиться  на поиски своих. Своих долго искать не пришлось. Черный от копоти и дырявый от ржавчины бак был переполнен остатками
вчерашнего ужина, а может и обеда, хотя это было не так уж и важно. Такие как Федор паслись вокруг вросшей в сырую землю помойки и беспредельно радовались свежевыброшенной пище.

- А очнулся!? -  метнувшись к Федору спросил Марат.
«Что это было»? хотел спросить Федор, но вместо этого вырвалось невнятное: - Чоебыы.
- Ацетон… - с тупой ухмылкой ответил на загадочный вопрос Марат.- Эта поначалу всегда так, ты лучше не говори ни с кем. Потом.

    На самом деле Марат не очень-то переносил Федора. За последние пару недель Федор уже полно  успел загрузить своими заключениями о сущности необъятного, никто не хотел слушать его, никто не хотел думать вообще ни о чем, время шло, оно было вечно, это в принципе устраивало всех. В той же степени никто не любил Марата,  потому что последний любил ацетон. И наверно именно по этой причине Марат не избегал общества Федора. Никто не хотел быть один, остаться одним - значит быть никем.
А на вопрос случайных собеседников:
- Почему ты с этим "вялым"?
Он отвечал:
- От безысходности, а то, что у него в голове - это его личное субъективное.

    Федор первый понял, что ничто не вечно и не может продолжаться бесконечно долго - ни солнце, ни иногда свежая пища в баке, ни даже вечно кривой бульдозерист Макар, который собственно и производил эту пищу и делал горы вонючего мусора.  В мусоре можно было укрыться от дождя и прохладных ночей. А ночи с каждым разом становились длиннее, солнце уходило за горизонт раньше обычного унося с собой кусочек надежды на светлое вечное. Собственно все это и заставило Федора задуматься.   

    В тот вечер Федор не искал ничего героического, может ему хватило вчерашней химии, а может в душе осела послеполуденная Тамара. У Тамары были большие глаза и жопа. Солнце уже подошло к горизонту,  и можно было без труда наблюдать за красным диском сверкающим с пределов запада, а значит, пора было найти для ночлега ту самую кучу газет
а лучше полиэтилена. В полиэтилене было тепло и влажно, а главное дождь, который в последнее время шел все чаще, не проникал в нагретое дневным теплом укрытие. Впрочем, героическое само нашло несчастного Федора. Как только мысли стали  возвращаться туда, откуда ушли утром, на Федора снизошло... А точнее он увидел целеустремленных своих, снисходящих туда,
куда изредка в присядку ходил Макар.
- Эврика - завопил Федор.- Вот оно, да, да бля, это оно.
Мысли забегали быстрее электричества по проводам, глаза стали широкими а голова ясной, легкой. В это самый момент Федор обрел знание, то самое, которое могло перевернуть эту пресловутую череду повторяющихся событий и ситуаций, чередование дня и ночи, будней и праздников, рождений и смертей, перевернуть весь мир...
- Марат... Марааат, я понял. - Федор запыхавшись догнал Марата и кричал ему на ходу. - Марат я понял.
- Потом, погоди, мы можем не успеть. - Марату не хотелось слушать очередной абсурд. Ведь на кону стоял вечерний подарок пьяного Макара.
Федор не стал терять время зря, и долбиться в непробиваемый социум. Но желание предать истину, которую он боялся держать в себе, было сильнее предрассудков. Поэтому он не поколебался ни на минуту поделиться своим открытием с тем самым Макаром.     
Макар, в свою очередь, ничего не подозревая об грядущих изменениях в вездесущем окружающем накатил очередной вечерний стакан, почему-то воняющей говном, водки и направился в сторону своего старого трактора. Оставались пять незаконченных грузовиков мусора, грузовики давно уехали, а мусор остался разолгаться рядом с гнилым бараком Макара и создавал в его жизни  некоторое неудобство. Надо было успеть до темноты, утром намечался понедельник, а значит, машины будут идти без остановки.
Румяный от алкоголя Макар прыгнул в кабину такого же красного ЧТЗ, где и был, настигнут возбужденным от истины Федором.

    Макар не слышал надрывающегося Федора, за годы тракторно-механизаторского труда он напрочь лишился своего музыкального
слуха, но зато острое зрение не покидало его. Бульдозерист четко видел приближающее черную точку и со словами:
- Ах ты Сука пидарская!!! - сделал широкий размах почерневшей от грязи и алкоголя рукой.

    Федор так и не успел разрушить устаканившееся за 60 с лишним лет существование глухого деда. На внутренней части потрескавшегося от времени ветрового стекла осталось только жирное желто-коричневое пятно с торчащими матовыми крылышками и выпирающими лапками. Федора быстро забыли, а его внутренности навсегда остались единственным украшением пыльной кабины бульдозера.
Ничего не изменилось в этом мире, все остались на своих местах: стая мух кружилась вокруг свежеотложенного кала, а Макар со своим бульдозером делал все новые горы мусора, в данный момент их не интересовало ничего. Никто не задумывался, что скоро придет осень, а за ней ранняя и холодная зима.