Два года назад, ни о каком еще Таиланде не помышляя даже, написал: «…это зимой хочется нам тайландов с египтами, и кажется, что лучше бы – навсегда. Но подует мартовский ветер – и понимаешь: ради этого глотка весенней сырости ты вернешься сюда из любой, самой раззолоченной заграницы». В Тае я тогда еще не бывал. Так написал, от фонаря. Теоретически. А ведь как в воду глядел.
Год назад – еще успел глотнуть этого, мартовского, не сырого, ледяного – а выдохнул уже там, в субэкваториальной сказке, в Эдеме. И захлебнулся лотосом. И все забыл. Все! И казалось, что – насовсем.
Вот и не верь после этого в силу слова. Вначале всегда было Слово… и вот поди ж ты: снова март. И снова здесь. Что за Слово такое – что взяло за шиворот и притащило?
И, выкурив до-обрый джойнт для смазки рассудка, поговорим…

                                                          ***

…ну, а что еще можно сказать-то об ей-то, об окОянной? После тысячелетий письменности, после Блока и Есенина, Хайяма и «Песни Песней»!? Но… «правит окликами пьяными весенний и тлетворный дух», просто месяц такой – не удержаться. А если очень хочется, то можно. Сказать.
Хотя бы попытаться.
Хотя это трудно, конечно.
Ходишь тут, бродишь, по сторонам топыришь – нич-чего не понимаю!
Ну вот хоть бы такая хуйня: почему салоны «Интим» (господи, сколько же их…) всегда стоят в триаде – плюс павильон «Цветы» и плюс аптека? В одну из таких аптек я зашел: аспирина не было, зато ассортимент вуки-вуки с хабой-хабой превосходил самые смелые ожидания – ебись нихачу. В бизнесе случайностей нет, значит, и эти три магазина стоят рядом не просто так, между ними есть какая-то мистическая взаимосвязь. Какая?
Если ты затарился в этой аптеке – скорее всего, ты едешь туда, куда не стоило бы ехать в принципе. Или – ну, бывает – едешь работать трудную работу, которую делать тебе НЕ ХОЧЕТСЯ. А хочется – облегчить ее и хоть как-то приукрасить. Дабы соответствовать неким мрачным, явным и тайным одновременно, но никак не разрываемым шаблонам, соответствовать которым НУЖНО (кому?). Но тогда, пардон муа – какие уж тут цветы… Лучше б винно-водочный поставили.
А если, по душе, берешь цветы – к чему тебе все аптеки мира?
Заинтриговали, демоны!  Зашел и в «Интим». Настороженно так. Думал, там ужасы какие. А там все довольно миленько, чистенько, витринки такие с подсветочкой розовой, в них всякие нужные штуки – бравый взвод хуев, вагины с эффектом девственницы, всякие там любриканты с ананасовой – подумать только! – отдушкой. Запомнилось еще - какие-то особо прочные, «непроницаемые» гандоны – specially для занятий сексом во время месячных. И какие-то труселя к ним в комплекте: прорезиненные, с какой-то накладкой, та отстегивается и разворачивается, ух ты ж блять… Короче, штоб постельного белья кровью не замарать. Отакот, малята.
Нич-чего не понимаю!
Кобели, эта… у вашей сучки течка, на дворе март – вам чего еще надо, а? Какие простыни? Ваще штоль обоняние отбило бензиновым выхлопом? Бабки, бабки, бабки, офис-хуефис, фитнес-хуитнес, и в год раз до Таиланда долететь, выебать кого на скору руку, в гандоне опять, зато без заморочек. А ведь реально могли бы «служить в разведке, играть в кино», но в натуре же – садимся на разные ветки и засыпаем… В метро.
Это – за год так стало? Или – раньше просто не замечал?

                                                          ***



http://files.udaff.com/audio/audio6.mp3

Три девочки. Теоретически. Компилятивные образы.
Одна – медленная, томная, русалочьего типа – всегда на своей волне. Зато раздень ее, и она уже влажненькая – не чересчур, в самый смак. Всегда. В сексе пассивна, мурлычет чуть слышно, кончает от того, что кончил ты, и высасывает насухо, дочиста – хоть сразу трусы надевай. Да так и надо, наверное: уже через пару минут и поцелуев она – как ни в чем ни бывало, хоть садись пить чай, а ей верни её наушники. Зато в качестве подруги она – надежнее скалы. Таинственная женщина.
Вторая – развратная, кудрявая, пышногрудая, мастерица своего дела, требовательна и неугомонна, на смазку не скупится: после секса лучше сразу в душ, а то к простыне присохнешь. Саундтрек – к любому порно прикрутить не стыдно. Кончает редко, но благодарна так, будто вся обкончалась. После обязательно накормит – это святое. Цинична, но это не от хорошей жизни. Ветрена, но до определенной черты. Сильная женщина.
Третья – королева красоты, богиня секса, открыта всем страстям, и ничто человеческое ей не чуждо. Сверхчеловеческое – тем более. Престижна напоказ, изобразить из себя полтора себя – умеет и любит, дал бог таланту. Ради красного словца не пожалеет никого. Впечатлительна – наплывами, не кончает – никогда, между ног вечная пустыня – не подмажешь, не поедешь. Врет через слово, но даже это ей к лицу. Капризна, отходчива, подла, мила, несчастна… По первому впечатлению – Суперженщина.
Вот вы бы – которую предпочли?
Вот-вот… и я о том же… совершенно верно…
Да как вы посмели вааще?!
Мегегеблять.

                                                          ***

О величии человека лучше всего можно судить по обилию тех паразитов, пушкинистов и шекспироведов, которые питаются от тела и духа гения еще много сотен лет после смерти; хуже лишь те, кто сосет эти соки еще при жизни. Придворная шлюшка Гончарова, не подфарти ей состроить рога Солнцу русской поэзии, была бы напрочь забыта даже близко знавшими ее кавалерами, самое позднее, в 35 лет. Натали же предпочла оплатить свое бессмертие – редкий товар – жизнью гения: не она первая, не она последняя.
Итак, трупные черви честнее паразитов; как минимум, они в своем праве. Однако, modus vivendi как тех, так и других одинаково непригляден; и, во всяком случае, многообразие видов не исчерпывается названными двумя.
О, девушка, обдумывающая житие – избирая примеры для подражания, следуй за достойнейшими. И не говори мне никогда это ебаное «понимаешь ли…». Нет, я не понимаю Ли!  Все, что говорит в этих случаях Ли, для меня – китайская грамота, а с какого бы хуя мне понимать по-китайски?
Просто – не будь сукой, паразитка эдакая.

                                                          ***

А любовь всегда сука. Банально, но правда.
Можно дать суке все, принадлежать ей душой, телом, лопатником – она все равно сдаст тебя. Выберет момент, когда нужна тебе более всего, нужна прикрытая спина, ее поддержка – и именно в этот момент, безошибочно, сдаст. Чтобы ты грохнулся побольнее, чтобы сукин кайф был полным.
У нее будет уникальный в своей подлости аргумент, на который и возразить-то, толком, вечно нечего: ей, суке, отныне нужна «своя» жизнь. Какая? Да не важно – лишь бы не твоя, не ваша. Какой бы не была ваша жизнь, ей нужна другая – какая-то еще, и… ты же понимаешь, Ли? …без тебя.
Потому что речь идет о том, чтобы сбить с ног, а вовсе не о жизни.
Так это выглядит из нашего окопа.
А из «вражеского»? Да все наоборот, все честно и логично.
Самец дал слабину. Что-то не выглядит готовым ни добычу таскать, ни в драке защитить (тот самый «момент, когда ты мне была особенно нужна!»). Личное благополучие, а значит и продолжение рода – инстинкт, в миллионы раз старше нашей вшивой цивилизации – под угрозой, они не гарантированы. Значит, с этим надо расставаться. И начинать подыскивать самца покрепче. Нормальный рефлекс нормальной здоровой самки.
Нет бы порадоваться за них: вот, мол - самка-то здоровая, хорошо!
Но нашему брату чаще обидно до соплей: запои, депрессии, всяко-разно.

                                                          ***

Говоришь на волка – говори и по волку, рекомендует народ.
Что ж, скажу и по суке.
Да – суками, как правило, не рождаются. Суки сплошь и рядом – наших рук творенье, что бы они там о себе не думали. Ведь плюнуть в открытую душу будущей суки немало мастеров. Раз, два, десять… наконец, терпеть это делается нельзя, и душа полностью скрывается от мира под слоем засохших плевков. И новорожденная сука клянется: довольно! Теперь плевать буду я сама, а мне – уж никто. Мне отмщенье, и только мне, и аз воздам…
Неудивительно, что орудие возмездия исправно попадает во все еще дрожащие от обиды руки, и свинец отмщенья прилетает в лоб, перед данной конкретной сукой вовсе неповинный. Увы мне, верещит оскорбленный лоб, и ничтоже сумняшеся начинает, в свою очередь, плеваться во что попало…
Разорвать это заколдованное кольцо по силам человеку либо неуязвимому (таких нет), либо абсолютно чистому (были, да вымерли), либо уж очень мудрому, закаленному (такими становятся далеко не все – и ох как не сразу). Мне повезло – знаю таких, двоих.
И многие сотни других. Не ставших.
Так что, если вдруг вштырило менять этот мир к лучшему, начинайте (как ни банально) с себя, других воинов в поле днем с огнем…
На тех двоих – не рассчитывайте.

                                                          ***

Видели когда-нибудь, как выглядит печка-буржуйка? Простая, неказистая, но какое же надежное тепло исходит от нее! Озябшие руки сами тянутся…
Сидели мы как-то с другом за столом с одной такой печечкой – я слева, друг справа. Так представьте весь ахуй, когда наши с другом руки встретились... сами понимаете, где. Досталось другу – до сих пор греется да похваливает. А я руку убрал тогда: молодой был, гордый да заносчивый (и сейчас такой). И отправился искать что-нибудь более впечатляющее.
А северное сияние – видели? Чертовски красиво светит, но не греет. И не согреет никогда, и не будут на вечной мерзлоте яблони цвести – мертвая она, и свет над ней мертвый. Ничего здесь не будет, кроме стужи: померцает и погаснет. Полюбовался разок – да и ступай своей дорогой.
Это атмосферный глюк, не более того. Не заблуждайтесь.
Не стройте планов на северное сияние.

                                                          ***

А из всех живых существ человек единственный, рождаясь на свет – плачет. Плачет потому, что предчувствует злую свою судьбу: все хорошее, что будет с ним – частности, минуты и не более, а по крупному счету все отныне будет меняться, и неизменно – к худшему.
Так что же теперь – и не жить вовсе?
Да конечно же жить. Оставлять и возвращаться, предавать и быть преданным, рассчитывать на первого встречного и не подражать даже лучшим, любуясь пустотой и не брезгуя печкой, наступая на все возможные грабли не по разу и не по два, расшибая морду в кровь, утирая юшку рукавом… Ибо это и есть жизнь – во всем ее, иногда больно режущим глаз, многоцветьи, и альтернативой ей – только тоска и уныние, суть смертные грехи, самые омерзительные из прочих.
Не грешите скучные грехи. Грешите, так хоть прикольные.
(и, кряхтя, затушил пятку, подкрутил усы, выпил сорок грамм коньячку, чихнул – и молодецки ухмыльнулся, ибо нехуй).

                                                          ***

И ведь опять, что написал – зашлю, не дав отлежаться, невычещенным…
Раньше не так бывало. Наваяешь, бывалоче, стихи – ну до того лиричные, что аж прям капает с листа. Чтобы она, прочитав, ахнула. И сразу все – что не было договорено вслух – поняла. И может быть, даже расплакалась. Или восхитилась. И обняла. Уткнулась в плечо мокрым носом…
Но вот – размерчик хромает вроде… «звезду» опять срифмовал черт-те с чем… Отложу-ка, потом доведу до немыслимого совершенства.
А через месяц достанешь – и все.
Поздняк. Отгорело. Не цветы – гербарий…
Если уж пишите такое – торопитесь: искренность искупает любые огрехи. И гори она огнем, хорошая литературная практика.
Отлежаться!  Мне самому отлеживаться часа два осталось в эту ночь.
А потом сквозь стылые тучи пробьется в окно хмурый, сырой, знобкий, и все же непобедимо-живой, звенящий – еще один день марта.
И будут дела, и бега, и толкотня в метро, и грязная каша под ногами, а тому надо позвонить, а с тем посидеть-перетереть, а этим просто улыбнуться. И билет купить – чтобы вечером прыгнуть в поезд, вагон № 23, место № 9.
А куда поезд, я ник-кому не скажу.
Паровозик из Ромашково!

                                                          ***

А любишь – если любишь – всегда как в первый раз.
Это и есть та единственная тропинка в детство, по которой можно вернуться. Вернуться в себя давнишних – в того мальчика или в ту девочку, в школьников, что впервые поцеловались – где-нибудь на задворках дач, на опушке еще серого, дышащего снегом леса. И было так чисто и так горячо, что казалось – горячее и чище быть не может. Не замечая, как в проталинах вокруг распрямляются от вашего света, поворачивают головки к вашему теплу – неистребимо! – первые живые подснежники.
Не спешите становиться взрослыми.
И – благословен будь, месяц март.



http://files.udaff.com/audio/audio7.mp3