- Уеду я из этого города, - сказал Ник.
- Да, - сказал Джордж. - Хорошо бы отсюда уехать.
Э. Хемингуэй. «Убийцы»

Уложив дочь спать в подаренную знакомыми старенькую кроватку, она вернулась на пропотевшую куриным ароматом маленькую кухню. Запахи посредственных кулинарных изысков, смешиваясь с послевкусием ее польского шампуня, вязкой ласковой гнилью пиздоманящего тепла среднестатистической ячейки общества обманчивой топью болотной тропки оседали на временный уют неродного жилища.
В хлебнице на зашпаклеванном самоклейкой древнем пузатом «Полюсе» в парафин целлофана вплавилась черствая горбушка. Решила позвонить возвращающемуся с работы мужу – напомнить взять «памперсы» и хлеб.  Включив «громкую связь» на мобилке, не теряя времени, помешивает бурление возмущенных своей участью куриных конечностей.
- Да, - голос мужа терялся в несвоевременном аккомпанементе шумов заводского цеха.
- Ты скоро? «Памперсы» не забудь, и хлеб возьми.
- Нет, на «формовке» «прорыв» - нашу бригаду направили им в усиление, останусь «во вторую».
- Ну ладно, подработаешь хоть, сама схожу.

Вернувшись из «Пятерочки», возле двери своей квартиры увидела в теплой темной гуще подвального смрада первого этажа знакомый силуэт.
- Привет, подержи – она отдала ему пухлый красно-белый пакет, зазвенела ключами. – Заходи.
Включив голый желтый уголек коридорной «стоваттки», сев на пуфик зуркнула замками сапог.
- А он во вторую остался, «прорыв» опять.
- Да знаю, сам у мастера кое – как отпросился – «по семейным».
- Подожди, - она метнулась в кухню закинуть на «разморозку»  овощи.
- У нас тут перловка лишняя есть – возьмешь? – напомнила она.
- Давай.
Потуже завязав кулек с обоссанной случайно залезшим в шкаф котенком и неподдающейся промывке крупой, она вернулась в прихожую.
- Вот, - он протянул ей бумажную каверзь давнишнего долга, - в расчете.
- А…- но она уже думала не об этом, - внутри горячо екнуло похотливым азартом.
  - С «прорывами» заебали – конец месяца, план догоняют… Не раньше восьми придет… Не раньше восьми. – утвердительно – выжидающе повторил он.
С привычно скрываемым нетерпением она встала на колени и, уверенно расстегнув замок его брюк, обхватив губами горячий, пахнущий «литейкой» конус быстро, тихонько звеня плоским серебром бабочек подаренного на свадьбу «гарнитура», закивала, соглашаясь.

Звонок открутившей свое время «микроволновки» разбудил упрятанную в клеть кроватки дочь. Девочка выдохнула пузырик слюны и обиженно заплакала.
Она, с неохотой прервав острую сласть запретной игры, с нетерпеливой, тлеющей в нутре скользкой блядливостью, капнув слюной на мужнины тапочки, освободила из плена губ его член.
- Спи, доча, спи – толкнула дверь в комнату, отгораживаясь от так похожего на отцовский взгляда девочки. Откинув спавшие на разгоряченное лицо волосы, продолжила прерванное дело.
Не замедляя ритма, начала расстегивать замок «олимпийки», развивая предполагаемый ход событий.
- Не сегодня, - он, с силой прижав ее голову, не давая двинуться, как – то торопливо и сумбурно кончил – Мне еще к моей надо забежать в больницу, - вчера на скорой «на сохранение» увезли, теперь все праздники пролежит, наверно.  – не давая ей возможности продохнуть он продолжал давить на «махогоновый» клубок изженных частыми перекрасками волос – Переживаю теперь...
Спеша глотая сперму, она сочувственно - разочарованно замычав, отстранилась.
- Т…  - она запнулась на полуслове, глубоко вдохнула, вытерла с раскрасневшегося лица пот, - Ты, скажи ей - все хорошо, я тоже на «сохранялках» месяц провалялась, ничего страшного.
- Ладно, ну ты и сама позвони, поддержи. – они с обыденной конспиративностью привели себя в опрятно – невинный вид.
- Крупу не забудь, забегай.
- Спасибо. Счастливо.
Закрутив ромб замка, пододвинула на любимое место возле пуфика домашние тапочки мужа, вернулась к готовке.
Дочь снова спала.

Покончив с рутиной пищевых проблем, она, злясь на несбывшуюся еблю, покачиваясь в такт простого мотива колыбельной, кормила скудной влагой постоянно нехватающего молока теплый любимый организм дочурки. На мобильнике злым оводом зажужжал сигнал входящего вызова. Увидев знакомый номер, недовольно нахмурилась – «Наверно про перловку залупится» - телефон затих, но вскоре возобновил настойчивую трель арабских напевов Мариам Фарес. Быстро ткнув в зеленую кнопку,  откликнулась притворно – сонным голосом.
- Але, ну мы спим же, че будишь!
- Алло… Алл…. - связь «плавала», перекатываясь тягучим эхом. – Слышишь… меня.
Она включила громогласный «хэндс фри» - раздался обвиняющий тон голоса проклинающего «развороченный рай» польскоподданного исполнителя – старожила «Нашего радио». – «Опять он у этого, с «механички», тот, когда «сорвется» нахуярится и все свои нескладушки гоняет, теперь дня три «расслабляться» будет, а потом месяц на «шугняках» подпрыгивать. Она знала запойного «сверловщика» еще по молодым быстрым перепихонам в подъездах немногочисленных многоэтажек их родного городишки, откуда уехала, пытаясь сбежать в безличную многолюдность мегаполиса от излишне ебливой теории вероятностей тесноты сплетнелюбивого социума ПГТ. – “А кричал – «В больницу надо» - у того алкаша то жена, «на сохранении» не лежит, - «пустышка». Так ей и надо, а то строит из себя правильную, нерусь колхозная».

- В общем это… - связь неожиданно стала жестоко отчетливой – на заднем фоне слышалось недовольное бухтение перебивающего собравшуюся уходить в леса Арбенину собутыльника: «Я же тебе говорил, «люкс» бери!» - Умели оба… и малыш… - он пьяно икнул – Позвони теще, блядь, мамке вашей. Скажи ей все, там че как – сама думай, короче… Я все, - «на стакан». – он отключился.
Она несколько минут тупо смотрела на погасший сенсорный дисплей взятого в кредит, с висящими тремя просрочками по выплатам, о которых боялась рассказать мужу, «понотофона», потом равнодушно отбросила на изжеванную простынь ребенка и начала кудахтающе всхлипывать, пачкая посеревшие щеки дешевой тушью.
Ей хотелось вот так сидеть вечно, плакать, и больше ни о чем, совсем ни о чем никогда не думать.