В темном влажном лесу Цейлона, куда из-за густой листвы почти не проникают солнечные лучи, на верхушке банановой пальмы резвились две мартышки. Прыгали, вертелись, поддразнивали друг друга, - и вдруг одна обезьяна (та, что выглядела помладше, с темным пушком над верхней губой) остановилась и о чем-то задумалась.

-        Что с тобой, Тесей, – спросила мартышка с седыми бакенбардами, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Живот, что ли, болит?

-        Да нет, Ахилл, – грустно ответила первая обезьяна. – Если бы живот. Опять приснился какой-то странный сон.

-        Ну, так расскажи и делу конец, – с важным видом отвечала вторая мартышка (усики на ее морде предательски вздрогнули). – Слушаю внимательно.

-        Ну ладно, – согласилась молодая обезьяна, приготовившись к рассказу.

-        Подожди, – прервала старшая, мигом сорвала парочку бананов, и, передав один подруге, устроилась на ветке удобнее. – Вот теперь давай, рассказывай.

-        Итак, – сказала первая мартышка, зажав в правой руке банан, - мне снился сон…



            В далекой северной стране в городке у реки человеческая женщина чистила яблоки. Человеческий сын этой женщины сидел рядом с ней на веранде и внимательно следил за ее действиями. Маленьким ножиком незнакомая женщина обрезала яблочную кожуру и вырезала серединки, а Володя (так звали человеческого мальчика), не отрываясь, следил за тем, как вьется яблочная кожура с белой бархатистой изнанкой. Она вилась так соблазнительно, так празднично, что человеческий мальчик не выдержал и попросил у матери немного кожуры на пробу.

-        Нет, – сказала человеческая женщина, – в таком юном возрасте людям нельзя есть яблочную кожуру. А то можно засорить неокрепший желудок и внезапно умереть.

-        Ладно, – ответил Володя, продолжая неотступно следить за кожурой.

И вот, стоило маме на минутку отвлечься, как мальчик не выдержал: дрожащими от возбуждения руками он ухватил две полные горсти кожуры и выбежал в сад. Лакомясь украденной кожурой, Володя снова и снова переживал сладостный миг непослушания. Какой восхитительно сладкой казалась ему кожура, какой необычайно прекрасной! Переживая большое человеческое счастье, он даже на секунду почувствовал себя свободной обезьяной, но тут к Володе подошел его младший человеческий брат Дима.

-        Володя, – негромко сказал младший брат, – дай мне, короче, кожуры.

-        Ну, ты вааще, блин, Дима, припух, – ответил Володя на человеческом жаргоне, запихивая в рот большую горсть яблочной кожуры. – Это, блин, моя кожура. Хочешь жить, умей вертеться.

-        Хуля ты выпендриваешься? – разозлился Дима. – Не дашь кожуры, так я тебя сдам, это, как стеклотару.

-        Чево? – искренне возмутился Володя. – Вали отсюда. Сходи, блин, и сам наворуй.

-        Ладно, одноглазый павиан (тут старшая мартышка хихикнула), – с дрожью в голосе проговорил младший брат, – я тебя предупреждал.

Дима убежал и через минуту вернулся с матерью.

-        Володя, – грозно сказала человеческая женщина, – как ты посмел так поступить? Как ты посмел, несмотря на мой запрет, украсть яблочную кожуру? Как ты посмел, зная, что твой слабый человеческий желудок может засориться, есть эту кожуру? И, наконец, как ты посмел не поделиться яблочной кожурой со своим младшим человеческим братом? За все это, – строго сказала женщина, – ты будешь жестоко наказан. Во-первых, я лишаю тебя послеобеденного чая с человеческими пирожными. Во-вторых, я прикажу служанке сделать тебе большую человеческую клизму. И, в-третьих, я ставлю тебя в угол на колени до семи часов человеческого вечера.

И вот, стоя в углу на коленях, человеческий мальчик поклялся, что теперь он пойдет другим путем: возьмет настоящий человеческий псевдоним, заведет человеческую жену Надежду Крупскую и любовницу с красивым именем Инесса Арманд, а потом совершит великую русскую революцию, чтобы каждый человеческий мальчик, невзирая ни на какие запреты, мог лакомиться яблочной кожурой, когда он только захочет.



-        Да, Тесей, – сказала старшая мартышка, когда закончился рассказ, – вечно тебе приснится всякая гадость. Ну, не беда, – хлопнула она по плечу подругу (так и не съеденный банан выскользнул у младшей из руки и полетел вниз). – Зато, по крайней мере, живот не заболел.

-        И не говори, Ахилл, – рассмеялась первая обезьяна. – От этих снов про человеков вечно то понос, то золотуха.