Тусклый свет фонарей частично освещал набережную, солнце уже зашло за горизонт, и было трудно разглядеть силуеты редких путников на неосвещенной части дороги. Поздняя осень прекрассна и омерзительна в своих грязных красках уныния и разочерования переливающиеся с желтыми и кроваво красными опавшими листьями. Ветер навеевал прохладный речной воздух, от которого шли мурашки по спине и шея непроизвольно сжималась в плечи. Было холодно и неютно, но ноги сами несли меня вперед, оставалось только брести, недумая зачем и куда.
Я просто шел вперед, незамечая смену грустных пейзажей... Незнаю сколько времени прошло, час...два... может и пять. Давно оставил я город, также промелькнул пригородный пляж, такой полный и жизнерадостный летом и такой печальный и одинокий сейчас. Шел при свете луны боясь посмотреть назад, оглянуться и увидеть прошлое... пять песполезно прожитых лет, увидеть квартиру в которой ждала острая бритва и остывала горячая ванна. Нет,время не лечит, оно только притупляет боль, делая ее нудной и постоянной, мы всегда будем вместе. Уже как пять лет ты приходишь ко мне по ночам. Спасет только смерть, думал я сегодня, и уже почти решился... Потом быстро оделся и выбежал на улицу, прочь от гнитущих мыслей и постояно подрагивающей тусклой лампы, так нередко спасающей меня от навязщевых видений.

Луна скрылась за облака, стало совершенно невозможно идти, ноги стали непослушными и ватными, закрутило живот и быстро забилось сердце. Захотелось сесть, не важно куда, хоть на землю, лишбы не упасть, лишь бы не быть поглащенным этим обманчивым ковром шуршавых грязных листьев . Лавочка была еле видна лишь смутно и в полумраке выглядила зловеще и недоброжелательно. Собрав остатки сил, я доплелся до скамьи, и кажется успел перед тем как провалиться в сладкое небытие все таки дотянуться до шершавых досок и притянуть себя на влажную скользкую поверхность.

- Привет, - ее голос раздался как всегда внезапно.
- Привет, - обреченно сглатываю, делаю глубокий вздох и поворачиваюсь. За эти пять лет я привык, хотя каждый раз вздрагиваю при виде ее. Она всегда лежит опираясь на одну руку, вторая переломлена в трех местах, и неистествено опрокинута на пол и прижата тыльной стороной ладони, ноги так же перебиты и напоминают изогнутые проволки, тут и там из тела торчат кости и ошметки волос свисают с почти лысой головы, нос раздроблен, так же как и челюсть. Лишь невероятно крассивые зеленые глаза, единственное что осталось от когдато божественной крассоты.В них я и старался смотреть при наших долгих ночных разговорах

...Я вижу ее, но на этот раз все подругому. Не как обычно. Это снова она. Я созерцаю мою девушку, самую крассивую девушку на свете. Большущие зеленые глаза, огромные ресницы на милом аккуратном личике снова задорно смотрели на меня , и нежные пухлые губки снова улыбались мне. Игриво она поворачивалась вокруг оси, закручивая вокруг себя вихрь из опавших листьев как и это было прекрассно, этот танец природы и человека под светом яркой луны и милиарда звезд.

- Ты снова, ты снова...-пытался сказать я, но губы были остановленные тонким аккуратным пальчиком, зеленные глаза оказались напротив моих и смотрели на меня, они были так близко. Они жгли и морозили одновременно. Они заворожавали и манили. Надменная улыбка богини отразилась на ее лице. И прежде чем наши губы слились, она пршептала
-Да, но ты должен заплатить


Господи как же холодно. Я очнулся, было все еще темно. Оглядевшись я обнаружил что нахожусь на лавочке. Меня окружали великаны деревья, нависшие надо мной и протягивающие свои острые голые ветки. Среди переплетений на фоне чистого ночнога неба я увидел крест. Зажмурившись и помотав головой я посмотрел снова. Крест не изчез как вообщем и церковь, на шпиле которой он был прикреплен. Я вышел из сквера и оказался у фасада полуразрушеного храма. Пройдя через арку я пошел по тропинке вдоль покосившихся пристроек и зданий. Колокольни, конюшня, котельная молитвеники, колодец и наконец сам храм, трехкупольный, с большой крестово-купольной пристройкой.
Все было заброшенно и уже много лет стояло бесхозым и казалось впало в вечный сон, который так не хотелось прерывать.
На маленьком кладбище словно кривые зубы из земли выростали памятники. На одном из них одинокий ворон верещал хриплым голосом, прогоняя случайного путника, вторгнувшегося в его владения. Каркнув пару раз, ворон грузно оторвался и нетороплива перетел на трубу небольшого домика. В окне тускло мерцал
свет свечи. То почти полностью погасая, то необыкновенно ярко загараясь на мгновение. Вокруг было абсолютно тихо, даже речка, так бойко отражающая блики луны, и превращающая в игру сотни бликов ночного света казалось таинственно примолкла, боясь нарушить покой этого неприветливого места.

Свет в окне погас и от этого стало еще более жутко и неприятно. Дверь противно заскрипела и приоткрылась, как бы приглашая меня внутрь. Я стоял не в силах пошевелиться и не в состояние оторвать взгляд от таинственной темноты за полураскрытой дверью.
Казалось что постояно что то шевелится и двигается, причудливые формы и тени рисовало мое разыгравшиеся воображение... Свечка загорелась вновь и видения исчезли, часть стены и ничего более. Я все таки решился и неуверенно, шаг за шагом, поплелся к дому. Стало слышно невнятное бормотание, то резко завывающие, словно в приступе горя, как потерявшая на войне сына мать, то переходя в ровное напевание хрипого старушьечего голоса. В закоптившимся окне просматривалась сутулая фигура совершавшая хаотичные движения руками.

При приближение к дому мне все больше и больше стал открываться деревеный лежак. Груда грязных тряпок и простыней скрывало под собой что то неровно дышащее, а иногда и стонущее и даже вздыхающие свистящими легкими. Там непрерывно что то дерголось и тряпье вздымалось бугорками в разных местах , но тут же сглаживалось под собственной тяжестью. Что то билось в агонии за свою жизнь. И лихордка настигла наверно своего пика, потому что хриплый кашель вперемешку с булькующими стонами совсем уже затмил тихое пение старушки, теперь уже вовсю улыбающиюся мне с порога.