Утро воскресенья, похмелье есть, но похмеляться нельзя, вечером за руль. В голове шумит, во рту поселился сифон Вася, состояние близкое к критическому. И одна только мысль, не послать ли все и всех на хер и не напиться пива, только оно может сейчас принести мне облегчение. Но я держусь, я ответственно отношусь к задаче перевозки Оли и Нэйла до дома, сорвись я и пиздец; скандал, крики, обвинения, и презрение во взгляде и укор в уставшем молчании. Но я держусь и вместо пива выпиваю из ковшика колодезной воды, на удивление сифон изо рта на время отошел, а в голове прояснилась вторая мысль- надо поссать. Что я впрочем не замедлил сделать. Не передоваемое ощущение облегчения захватывает, как сильный оргазм. Теперь мне уже понятен и более ясен начинающийся день; солнце, бассейн в центре огорода, батек копошащийся в конце участка возле крыжовника, теперь картина ясна. Оля еще не проснулась, она пока еще спит, устала с вчерашнего дня, еще бы, сначала дневной легкий подогрев пивом, после, в тайге уже более плотный нагрев, и апогей на участке. После ужина ее бережно уложили на нижний ярус кровати, в то время когда на втором ярусе уже более двух часов морился я. Я вчера был скор и не обуздан в употреблении баварских лакомств и вот результат, я сошел с дистанции раньше остальных. Вот, утро мне казалось прекрасным, и ни чего не тревожило мой покореженный разум. Есть не хотелось совершенно. Хотя у меня это так всегда происходит, с вечера накиросинился, утром хоть и нет головной боли, но состояние оставляет желать лучшего, и нет чувства голода, хоть убейте. Оля же наоборот, только встала, после всех необходимых процедур первым делом готовит себе завтрак, но только себе, хоть и с расчетом, что во время оного у нее могут бутербродик, два, спиздить. Пиздильщик этот я, остальные сами завтракают, а у меня кризис отколибровки сознания, я в это время слаб и беззащитен, мне нужна чужая мотивация и повод. Мотивация- бутерброды, повод- без меня есть бутеры аморально. Но пока, что я только справив первую нужду иду за сигаретами, они должны быть или на крыльце, или на кухне, одно из двух. Вообще говно какое-то с куревом, надо бы меньше курить, но это до такой степени стало рефлекторно, что вспоминаешь о вреде курения только на середине сигареты, а там уже думаешь, все, в следующий раз такого не повториться. Происходит все наоборот, ты так же выкуриваешь сигарету и обещаешь себе в следующий раз не повторяться, увы, замкнутый круг.

Так вот, найдя сигареты на кухне, они все-таки оказались там, выхожу на крыльцо, усаживаюсь на ступеньку и закуриваю. Собаки заметив мое  сидячее положение рванулись на перегонки на разведку, а вдруг у него есть , что-нибудь вкусное и им перепадет от щедрот. Но шерстяные придется вам обломаться, вкусняшек у меня нет, Оля еще не проснулась, а свое вы и так получили, батя вам хлеб с маслом скармливал, два бутера минимум. Обломавшись со мной они решили продолжить свои собачьи забавы, но все же не очень от меня далеко, а вдруг? Глора узурпировав уже весьма замызганный мяч пыталась спрятаться от Нэйла под новоявленной беседкой, но куда там. Когда выбирали ему имя, решили остановиться на имени Нэйл, в переводе с английского означает гвоздь. Нэйл и  в самом деле, чем-то похож на гвоздик, быстрый и острый, и не угомонный в добавок. Глора от него в голос выла, у нее было одно желание лелеять свою замызганную, пережеванную круглую прелесть. А у моего загнать свой гвоздь недотроге под хвост, на что она имела свое, наверное все таки женское мнение и к прелестям не подпускала, отчего мой извращенный пес страдал со всей своей детской прямолинейностью и поносил ее на своем собачьем языке почем зря. От их перебранки иногда зверел батя и гаркнув на них занимался своими делами дальше. Я с ним солидарен, такую вакханалию не каждый выдержит.

Но вот моя сигарета закончилась, сделав последнюю затяжку, я послал ее щелчком через забор. Встав со ступенек был замечен батьком , ничего другого не придумав я смылся на кухню. Что-то сегодня надо было сделать в огороде, как-то помочь, а что именно я не помнил, отколибровка мозгов еще не закончилась. Войдя в кухню, я передумал прятаться и вышел обратно. Меня там ждали. Вручив мне ведерко, я был направлен батьком на кусты крыжевника. Как говориться:- глаза бояться, руки делают. Собирание ягод дискомфорта не приносило и я набрав с трех кустов ведерко ягод и окончательно придя в себя отправился показывать результат Оле, которая к этому времени уже проснулась и прохаживалась перед  домом, видно тоже соображая, кто, что и зачем, вид у нее был отстраненно-веселый. Она тоже прислушивалась к своим ощущениям пытаясь понять степень поломки организма. Увидев меня, она улыбнулась, а когда разглядела полное ведро крыжевника, взгляд у нее сделался довольно-оценивающим. В нем читалась оценивающая нота, сколько варенья получиться сделать, сколько в кампот положить. Поцеловав меня в щеку и забрав ведро, почему-то пошла вместе с ним умываться, потом искала его, в итоге крайним оказался я, а злополучное ведро найдясь, перекочевало на кухню, но почему-то вся тяжесть пропажи так и осталась на мне, но мне не привыкать.

Позавтракав, Оля отправилась принимать солнечные ванны, правда до этого говорила, что будет заниматься только сбором ягод и готовкой обеда, ну да ладно, ей было хуже, чем всем остальным. Кое-как дособирав ягоды, Оля разогрела суп. Мы сидели на кухне, ели суп с салом, чесноком и горчицой, батя довольно поглощал водку, нахваливал свой домашний хлеб изготовленный по новому рецепту и строил планы на остальную половину дня. В этом плане мне отводилась роль водоноса, они же вдвоем будут готовить варенья-компоты. Меня это вполне устраивало. Пока отходили от обеда, к нам заглянул сосед. Артем предлагал мне прогуляться с собаками на пруд. Какой пруд, Зайцевский? Он пересох еще лет пять назад, там только засохшая корка ила да пара луж. Нет, оказывается есть дальше еще водоем и мы идем туда. Сказано,  сделано, идем, только мне аква повинность выполнить и я свободен, благо колодец в тридцати метрах находится от дома. Сходил, принес, теперь я свободен на ближайшие пару часов. Отправился к Гансу, обговорить детали, когда, каким составом, надолго ли?

Артема на удивление был свежим, как он объяснил, надо было вечером на работу. А где он работает на данный момент толком  неизвестно, толи охранник, толи таксист, толи главный осенизатор, а может все вместе . Ладно, порешали на том, что через час выдвигаемся в указанном направлении неизвестным составом. Пока обсуждали детали, из-за угла забора появился Кирюша  «тринадцатый». Вид у него был более чем странный; бородка а-ля Джордж Майкл, очки на пол лица, голый сухощавый торс, черные джинсы и тапки армейские тип «А». Его улыбка истощала лучезарность и приветливость. С Адольфом у них была давняя неприязнь, из-за чего, почему, история молчит, как партизан и открывать свои завесы не собирается. Подкатив к нам, завязался разговор ни о чем, тринадцатый мутил с Семечкой, а  Гитлер поведал историю о том, как он Котелкиной Маше через попу глаза надул, обалдеть, кудесник. Я молчал и только посмеивался, мне нечего было им рассказать, да и не нужно это. Через некоторое время мне надоело с ними стоять и я ушел домой, где как оказалось меня потеряли. Сходив еще раз за водой, я решил немного поваляться, дел особых не было, и я никому был не нужен, поэтому можно было провести часок в праздности и отдохнуть. Зайдя в комнату, мною было принято решение сиесту провести на кровати, что я немедленно и сделал. Но, как у меня часто бывает сон не шел, в голову лезли разные мысли и чем меньше я старался о них думать, тем их становилось больше. А о чем были те мысли я уже и не вспомню, но наверняка, что-то про Олю. Я часто за собой замечаю, что если начинаю о ней думать, то других мыслей в голове уже не обретается. Я поднялся и вышел на крыльцо, достал из пачки сигарету прикурил и немедленно был запален Ольгой:
-Ты опять куришь, только что курил и снова за сигарету- наседала на меня она. -а ну давай выбрасывай сейчас же, слышишь что говорю?!
-Да выкидываю, выкидываю- вяло отбрехивался я.
-Иди принеси еще воды, у нас уже второе ведро заканчивается.
-Хорошо, ща иду- ответил я ей выкидывая сигарету за ограду. Зайдя на кухню, мне были вручены заботливым батьком два пластмассовых ведра. Взяв их, я пошел на колодец, за мной маленькой бело-рыжей тенью последовали Нэйл и Глора. Идти надо было через соседа Юру. Проходя через калитку разделяющую наши участки я заметил, что Глора юркнув у меня под ногами побежала к воротам, а Нэйл перед носом которого эта калитка хлопнула, не мудрствуя лукаво смешно оттопырив свой маленький зад и с выражением на мордочке «меня забыли», проскочил под ней и унесся к Глорке, которая уже скучала возле ворот. Дойдя до колодца, я поставил ведра на лавочку и откинул крышку на колодце. Осторожно отматав цепь с ведром я не менее осторожно начал поднимать уже полное воды ведро наверх. Наполнив свои ведра водой, я побрел обратно в дом, притом стараясь расплескать как можно меньше воды и не потерять из виду своих собак. На калитке все повторилось снова, Глора успев проскочить в открытый проем убежала, а Нэйл уже не задумываясь пролез под ней и умчался догонять свою подругу и судя по лаю, что послышался спустя две секунды он ее все таки догнал. Поставив ведра на столешницу я позвал Нэйла и предупредив Ольгу, что ухожу, пошел к Гансу, время было уже около трех по полудни. Нас уже ждали. Прогулочная команда была в сборе, а точнее там было три человека. Сам Гитлер со своей фрау Машей, и Сережа Михейкин, ну и мы с Нэйлом. Гитлер имел вид важный и держался с достоинством, он же шел на послеобеденный променад со своей мадемуазель и верной псиной Айбаш. Маша была неотразима в своем наряде афганской музы и брекетами на всю пилораму, а ее орлиный нос был предметом вдохновения всех грузинских поэтов со времен имама Шамиля и по сей день. Айбаш же была мечтой, какого-нибудь уральского егеря и вид имела придурковатый, коий дополнялся кусочками какашек на ляжках. Сережа Михейкин же был весел и безмятежен, ему никуда ни ехать ни торопиться было не надо, и он с чистой совестью поправлял свое подорванное с прошлого вечера здоровье бутылочкой «Русского», розлива майского, года 2011го. Ему было лучше всех и он улыбался беззаботной улыбкой обитателей соседнего дома скорби. Перездоровавшись еще раз, мы выдвинулись в сторону плотины.

Нэйл вел себя как и обычно, т.е. был весел и культурен, бегая вокруг нашей компании и периодически деликатно покусывал Шайбу за лапы, в ответ та никак не реагировала, ей было жарко и дурно. Ее красные воспаленные глаза никак не реагировали на происходящее вокруг нее. Ганс периодически пытался орать на нее если она вдруг сворачивала куда-нибудь с дороги и криком и увесистым пинком возвращал бедную псину на прежний курс.

-Она меня практически не слушается- вещал хриплым голосом нам свои горести Ганс.- у нее в авторитете Маша, ее она сразу слышит и слушается. В подтверждение Маша делала гордое и снисходительное лицо, как бы подтверждая слова Артема- Да, я такая, меня слушаются, уважайте.
-Да какая разница, кого она слушается- думал я.- псина сидит в своем вольере целый день и размазывает лохматым задом свое же говно. Чего с нее взять?
- Да, Айбаш такая- вставил свое слово Сережа.- Машку она больше слушает, чем Ганса.- И заржал своей же шутке.
- А ни похую кого она будет больше слушать- спросил я у присутствующих.- у нас с Олей нет разногласий насчет Нэйла, не, ну ревнует бывает, но любит ее конечно больше чем меня, хотя слушается нас одинаково.-  В подтверждение моих слов со стороны Бутово появилась машина, Айбаш никак не отреагировала , а вот Нэйл метался по дороге совершенно не замечая опасности.
-Нэйл, бля!!! А ну ко мне живо- гаркнул я него. Он же почувствовав в голосе железные нотки сел на задницу где стоял и вопросительно уставился на меня. Мне стало стремно, машина ехала быстро и моего пса явно не замечала. Я быстро вышел на встречную полосу и поднял руку вверх, меня заметили и стали притормаживать. Нэйл же сидел позади меня и попытки убежать с дороги не предпринимал совершенно, он не понимал за что на него закричали и ему было стремновато, что-то делать. Машина остановилась, я взяв пса на руки поблагодарил водителя. Нэйл же оказавшись у меня на руках, моментально пришел в себя и начал вылизывать мне лицо, ему уже было не страшно, а вот у меня тряслись руки.
-Ну че, пошли дальше, нам еще к Маше надо зайти.- сказал Ганс и мы пошли дальше. Собаку я отпустил и тот счастливый вновь обретенной свободой, тут же исчез в придорожной канаве, и уже мелькал, где-то в густой траве угадываясь лишь белыми росчерками на сером фоне. До Котелкиных мы дошли уже без приключений, Ганс разговаривал с Машей, Михей ментально и контактно общался с пивом «Русское», наслаждаясь букетом вкуса продукции рязанского пивзавода. А мне было немного скучно от одиночества и грустно оттого, что по возвращении нам придется покинуть на неделю этот уголок летнего рая и провести пять дней в беготне, на работе и дома и в жаре раскаленного города.

Дойдя до Котелкиных, мы уселись на лавке во дворе их дома. Маша ушла выгонять скотину на луг, Ганс завел великосветскую беседу с женой Машиного брата, Михей вторил Гансу, но как-то несвязно, а я наблюдал, как Нэйл пытался поиметь вконец уморившуюся Айбаш, которая как только мы остановились, плюхнулась на прохладный песок. А Нэйл все не унимался, смешно дергая своей маленькой попкой, он самозабвенно сношал Айбу, причем не разбирая куда, главное подальше от ее огромного рта, в котором он помещался если не полностью, то вполовину точно. Наконец ей надоело это назойливое домогание ее чести и она стала гоняться за Нэйлом. А тому того и надо было. Михей живо переключился на новое событие и  с нарастающим интересом стал наблюдать за игрой двух собак, попутно хохоча и комментируя происходящее:
-Айбаш, ну ка укуси его… Айбаш, давай, давай догоняй его… Нэйл, за задницу ее кусай- шумел Сережа.- Шайба смотри, он сзади тебя уже пристраивается, ах-ха-ха!!- развлекался Сережа.
-Айба, да перекуси ты его, смотри, какой он мелкий, че ты ведешься на него- басил осипший Гитлер?
-Нэйл ломай эту недотрогу, как раз твой размер- подбадривал я своего питомца. Нэйл же пребывал в полнейшей эйфории, он пытался кусать Айбу за нос и уши, за лапы и за шею, и если она не выдержав напора падала, то Нэйл используя момент ее беспомощности, пристраивался к ней и начинал совершать возвратно-поступательные фрикции, на которые здоровенная собака уже не обращала никакого внимания. Она была так вымотана, что сопротивляться сил не осталось. Улучив момент, она просто схватила его своей пастью и так и осталась утало лежать со своей добычей в зубах. Нэйл же поняв, что его никто не собирается есть, вырывался и его игры продолжились. Вскоре вернулась Маша и мы пошли дальше, все больше приближаясь к плотине.

Пока шли практически не разговаривали, ну кроме влюбленной парочки Мари-Адольф. Михей грустил, о закончившейся бутылке пива, а мне было просто грустно. Мы шли задами деревни, с которой у меня были связанные теплые воспоминания моей юности. Дорога спускалась вниз с еле заметным уклоном, мы шли как бы цепочкой и каждый думал о своем. Я вспоминал свое детство, как много времени я проводил на этой плотине, будучи пиздюком девяти лет от роду. Тогда еще платина стояла, ее смоет много позже. В тот год лето было очень дождливым, и уровень воды повысился выше уровня дороги , платину размыло за одну ночь, а восстанавливать потом так и не стали. А чуть ближе, слева от дороги стоит старый дуб, он как бы накрывает своей кроной небольшой овраг под собой. Помню нам было по четырнадцать лет и мы проводили вечера под этим дубом, весело и свободно тогда было, а сейчас вспоминаю и мне становится немного грустно от прошедших тех веселых деньков. Да, теперь я уже не маленький пиздюк, а взрослый ностальгирующий опездал. Дойдя до плотины и констатировав факт отсутствия в ней, какой либо воды мы скисли. Для грязелюбивой Айбаш наличие одной полувысохшей лужи было жестоким ударом, для Нэйла же отсутствие оной настроения не портило абсолютно. Я уже настроился возвращаться домой, но Гитлер сказал, что знает где есть много грязи, ну раз знаешь, веди Сусанин. Мы закурили и решили перебраться на другой берег пересохшего деревенского пруда, т. к. по словам Адольфа где-то там дальше находится целый грязевой клондайк. Ну что ж, раз так, идем дальше. Но вот беда, когда мы перебрались на другой берег, то увидели что та сторона, откуда мы только что перешли, начинает стремительно затягиваться дымом и в некоторых местах уже появились языки огня. Вот тебе на! Бля, жопа!!!
Собрали по быстрому совет мудрых, дабы выяснить причину такой засады, ну и естественно на кого валить всю ответственность в случае чего? У меня и Ганса оказались зажигалки, а окурки мы выкинули в ту самую последнюю лужу, что еще оставалась, на медленно но верно засыхающем пруду. А вот Сережа Михейкин заметно напрягся, у него одного оказались обыкновенные спички, Маша не курит. Сережа пересрал, а тут еще Гитлер стращает:
-Все Сережа, пиздец тебе. Узнают, что это ты поле поджег, штраф тебе выпишут, в тюрьму посадят.- изгалялся над притихшем Михеем Фашист.
-Ага, придется дом с машиной продавать- подключился я к стебу .- а потом точно в тюрьму. Разведают тебе Серега пукало, будешь шептунов пускать, опять же есть плюс такого расклада, никаких запоров.
-Да идите вы нахуй, может это не я, а вон Ганс подпалил, не затушил бычек, оно и загорелось- отбивался Михейкин.- я вообще скажу, что не причем!
-Не, Сережа, не прокатит, мы все подтвердим, что это ты спичками траву подпаливал, а мы тебя отговаривали этого не делать, только ты нас не слушал, а все нахуй только посылал, Тема, подтвердим же- обратился я к Гансу?
-Да по любому это Михейкин поджог, я так и скажу- это все Сережа хулиган.- мы уже смеялись в голос.
-За меня Маша вступится и скажет, что это не я- Михей повернулся к Котелкиной с мольбой в глазах?
-Нет, Маша тоже подтвердит, что это все ты сделал- подначивал Сережу Гитлер. Маша молчала. Мне тоже было не по себе, зачем я связался с этими уродами, то до платины час шли вместо предпологаемых двадцати минут, так еще и поле подпалили.
-Ладно, пошли дальше- сказал Ганс и мы двинулись дальше по краю берега засыхающего болота .

Через двести метров мы подошли к еще одной плотине. Тут вода еще оставалась, совсем немного и она образовывала, как бы маленькие каналы, отчего казалось, что поверхность бывшей заводи покрыта причудливым узором. Каналы заросли ряской, но Шайбу это совершенно не смутило, и она не задумываясь чуть ли не нырнула в это болото. Это была ее стихия, она то ныряла с головой, то садилась посредине какого либо канала. Морда ее была довольной, она наконец-то дорвалась до того, чего хотела. На голове и ушах ее висели водоросли, вся спина была в тине, даже изо рта висели клоки непонятного говна, а лапы по самую грудь были в иле. От того что она разбередила это болото, над поверхностью  воды стоял гнилостный запах тухлой тины. Нэйл все порывался прыгнуть следом за ней, но его удерживала, казалось бы только врожденная чистоплотность. Как он ни старался угнаться за своей новой подругой и одновременно не испачкаться у него ничего не вышло. Через пять минут таких игр, Нэйл был по самые уши в той же грязи, что и Айба. Но во время игры он был так увлечен, что совсем не замечал, ни грязи, ни запаха. Сначала мне было весело смотреть, как эти одногодки отрываются, но постепенно мое возбуждение и интерес к их играм сошел на нет, мне стало скучно. Михей, пользуясь моментом, что его больше не подкалывают, включил камеру на мобильнике и начал снимать как Гансовская мостодонтша носится по этому жидкому говну. Маша флегматично наблюдала за происходящим, Ганс же был горд тем фактом, что его собака такая замечательная свинья. Я на его месте радовался бы, что псина наконец-то отмочило котяки на своей заднице, но каков хозяин, такова и собака. Мне все это действо порядком надоело, я чувствовал подступающую меланхолию, а средств отогнать ее не было, мне нужно было новое событие, которое могло бы меня отвлечь. Неожиданно Ганс заорал:
-Бляяяя!!! Меня оса укусила, сука, а-а прямо в руку, как же больно блять!!!- орало это детище гитлеррюгента. Не знаю на сколько ему было в самом деле больно, я бы так не орал, но мне это помогло, то событие и лекарство, что отвлекло меня, я взбодрился, но виду не подал. Настроение мое поднялось, больше находиться на этом вонючем болоте необходимости не было и я стал уговаривать остальных сваливать отсюда. В принципе никто не возражал. Одно меня смущало, что все дружно двинули в обратном направление, туда откуда мы пришли, а значит туда, где сейчас горит злополучное поле, а может уже и лес. Я обратился к остальным с увещеваниями:
-Эй, вы нафига туда идете-то? Там сейчас все полыхает, если пойдем как и пришли, то кто увидит, сразу накапают и Сережу в тюрьму посадят на профилактику геммороя?
-Да, да, да, точно пойдем по дороге- моментально оживился Михейкин.
-Ну? Ладно, пошли по дороге- согласился Ганс. А Маша молчала и лишь улыбалась. Мы вылезли через овраг на тянувшееся вдоль шоссе поле и пошли к дороге. Нэйл в высокой сухой траве совсем потерялся и мешался под ногами, и пока мы продвигались по полю, на него не наступил только ленивый. Выйдя на шоссе, мы потопали к дому, все были уставшие, но довольные. Ганс и я снова начали подкалывать Михея насчет его неосмотрительного обращения со спичками. Маша сверкала на солнце своими брекетами, все мы понимали, что идем домой и все закончилось. Дойдя до поворота на старую платину, навстречу нам из-за поворота выехала пожарная машина. Если честно у меня все похолодело, но с другой стороны мы шли со стороны Бутова и были как бы вне подозрений. Пожарный расчет притормозив перед поворотом, уставился на нас доброй тройкой подозрительных глаз. Но увидев, что перед ними вовсе не дети, а глянув на Сережу и его щербатый рот, подумали, что и не совсем взрослые, а что-то промежуточное и рыкнув дизелем покатились в сторону плотины.

-А Сережа Михейкин поджег поле- громко сказал им вслед Ганс. Михей аж поперхнулся услышанным, он то небось думал, что его сначала отпиздят пожарники за то, что заставил их ехать сюда, в то время как они должны сейчас пить водку, а не носиться из-за всякой фигни. Дальше картина рисовалась для Сережи еще хуже. К нему ночью врываются оперативники и арестовывают его, а бедная мать пытается оправдаться перед судебными приставами, но ее увещеванья пропускаются мимо ушей, а бесстрастные государственные исполнители молча описывают все и без того скудное имущество Михейкиных. Ужас! Сереже хочется переебать, чем-нибудь  тяжелым по ухмыляющейся роже Ганса.
Идем дальше, впереди приближается автобусная остановка. На остановке стоят с десяток людей, ждут вечернего автобуса до города. Ганс не унимается:
-Здрасте теть Марин, а вы знаете, Сережа Михейкин поле поджог, хулиган- и ржет придурок. Мы не смеемся, это уже перебор, тетя Марина с подозрением смотрит на Михея, а тот только бледнеть может, на его лице застыла оправдывающаяся улыбка…Дойдя до поворота, от нас откололась Маша, дальше мы идем втроем. Ганс все не может успокоиться, и с усердием стервятника клюет своего лучшего друга, мне уже не смешно, хочется дойти до дома, до Оли, до семьи, я уже устал от этих двоих. Мне не жалко Михея, мне глубоко плевать на скотину Ганса, мне уже плевать на все. Перед Михеевским домом, Гитлер громко вещает, что поле поджог пироман Михейкин Сережа, но уже вяло, он не понимает, почему над такой приколюшной хохмой больше никто не смеется. Михей перед Гансовским домом говорит, что зайдет к нему после магазина, типа сигареты кончились, но вижу, что Михею просто надо купить себе пивную сиську и снять напряжение.  На что Гитлер ему советует с сигаретами купить еще и спичек, обязательно Балабановского спичного завода, от них поля загораются лучше. На этом мы с Михеем распрощались, а сами с Гансом пошли по домам. И настроение у нас у каждого было свое, Михей переживал тот страх и обиду на друга, что тот так над ним насмехался, Ганс оказавшись у себя во дворе сразу забыл обо всем, его дед нашел водочную заначку и самозабвенно напивался за домом, а его мать, заявив что она переезжает жить к какому-то мужику в город сказала:
-Я Любовь и у нас любовь- и была такова. А Ганс стал готовиться к суточному дежурству на КНС…
Ну а я и Нэйл пошли к себе домой. Оказавшись во дворе перед домом, Нэйл моментально слинял к Глорке, хвастаться наверно своим бледно зеленым окрасом и неповторимым запахом дикой природы. Но она уже довольно давно мусолила свой мячик, и пребывала в состоянии близкому к эксазу, и вся Нэйловская радость, ей была по косточке. А я пошел в дом, где Оля сразу завернула меня в комнату переодеваться. Мы уезжали домой…