- А-а, помогите! Тону-у! – послышался отчаянный вопль с реки. И он донесся также и до ушей двух приятелей, хормейстера областной филармонии Семанина Сергея Федоровича и ведущего солиста ансамбля песни и пляски «На зорьке» Чебутько Григория Захаровича. Они этой вечерней порой засиделись на лоне природе, у костерка недалеко от воды, неспешно попивая коньячок и чинно беседуя.
- Вы слышали? – насторожившись, сказал Чебутько. – Кричит вроде кто-то.
- Кричит, - согласился Семанин. – Баритон. Хотя сбивается на тенор.
- А-а, кто-нибу-у-удь! – вновь возопил голос.
- На драматический тенор, - прислушавшись, уточнил Чебутько.
- Мама-а! Погиба-ю-ю! – надрывался утопающий.
- Да нет, вот теперь перешел на бас, - удивился Семанин. – Причем, вибрато, вибрато-то у него какое! С таким грудным регистром я бы поработал.
- Ай-я-я-й, люди добрые! – завизжал тем временем голос, все отдаляющийся и, видимо, потерявший всякую надежду на спасение.
- Поразительно! – покачал головой Семанин. – У этого товарища отличные природные данные! Слышите, Григорий Захарович, как он легко с баса-профундо перешел на дискант? Вот это я понимаю – обертон! Вам этот голос не знаком?
- Нет, не слышал такого, - немного подумав, честно признался Чебутько. – Возможно, какой-нибудь самородок из районной самодеятельности, решил порепетировать. так сказать, на лоне природе.
- Ну так, пойдем, глянем, кому принадлежит такой чудный голос? – предложил Семанин.
- Ну, насчет чудного… не знаю, я бы поостерегся – ревниво сказал Чебутько. – Перспективный, скорее. Что ж, пойдемте, посмотрим, кто это транжирит свой такой… м-м-м… нерядовой голос на свежем воздухе.
Приятели встали с примятой травы, неторопливо прошлись по берегу реки в одну сторону, в другую. Но в сгущающихся сумерках на серебристой, негромко плещущейся водной глади никого и ничего не было видно и слышно, если не считать отдаленного рокота лодочного мотора.
Потоптавшись еще с минут пять на кромке берега, Чебутько и Семанин, не сговариваясь, повернулись друг к другу и беспомощно развели руками.
- Через двадцать минут Николаша за нами приедет, - сказал, посмотрев на часы Семанин. – Что, Григорий Захарович, будем закругляться?
- Да, пожалуй, - кивнул лысеющей головой Чебутько.
Шурша травой, они вернулись к месту своего пикничка.
Чебутько, разлив остатки коньяка по пластмассовым стаканчикам, потянулся своим к Семанину:
– Ваше здоровье, Сергей Федорович!
-Прозит, - церемонно сказал в ответ Семанин.
Они чокнулись и допили коньяк, бросили в рот по дольке лимона и дружно зачмокали, втягивая себя вяжущий и освежающий сок.
Квакали лягушки на соседнем болоте, ухала выпь. На чернеющем небе появились первые звезды. А прежнего тоскующего голоса больше так и не было слышно.
- Пропал, - вздохнул Семанин.
- Что вы сказали? – вздрогнул заглядевшийся на стреляющий искрами костер Чебутько.
- Талант, говорю, какой в человеке певческий пропал, - с сожалением повторил Семанин.
- Почему пропал? - возразил Чебутько. – Если это настоящий талант, то он обязательно выплывет. Но где же наш Николаша? Уже двадцать минут, как должен быть здесь.
- Запаздывает, - огорченно сказал Семанин. – На него это не похоже. А я обещал жене ровно в десять быть дома. Сейчас волноваться будет.
- Да вон он, едет! – радостно воскликнул Чебутько, увидев быстро приближающийся по прибрежной грунтовой дороге свет автомобильных фар и ровный гул мотора. – Может, колесо проколол, да задержался.
- Ну, и где тебя черти носят? – с укоризной сказал своему водителю Николаю Семанин. когда тот, хлопнув дверцей филармонического микроавтобуса, вышел к ожидающим его приятелям.
- Да там, ниже по реке, рыбаки бреднем утопленника выловили, - в сильном волнении, под впечатлением только что пережитого ужаса, сказал Николай. – Черт меня дернул остановиться. А они как раз выволокли его на берег. Молодой, здоровый. Глаза открытые, рот раззявленный. Кошмар! Говорят, из лодки, наверное, выпал. Тут недалеко какая-то пьяная компания каталась. Наверное, их приятель. Брр! Ну что, поехали, Сергей Федорович?
Чебутько с Семаниным ошеломленно переглянулись и молча полезли в машину…