Трусы с васильками, это братья мои нечто! На белоснежном, всего лишь раз стиранном за последние пятнадцать лет фоне, робко цветут купы изумительно синих, зачем-то не выцветших васильков. Трусы, васильки и гармония.

Наверное, все помнят те достославные времена, когда склеил боты Союз Нерушимый республик каких-то? Многое в те годы произошло, чудеса сыпались из худого мешка Судьбы, как уполетаненные мандавошки с мёртвого бомжа.
Республики, устав кормить Старшего Брата, бросили Россию, возжелав самостоятельности.

Вот именно тогда, в моей крохотной деревне и появился, вместе с косяком таких же перелётных искателей не занятых бич-пакетов, Бекдурды Бердымухаммедов, туркмен, штукатур и весельчак.

Все мы знаем, как, где и в каких условиях приходилось и приходится проживать на территории РФ сим детям Хама. Вагончики, теплушки, дровяники, утеплённые телогрейками и ватными одеялами. Отшибы, окраины, ебеня итд.
Куда деваться?! Дома, в родной юрте плачет ребятня, из которой при желании возможно укомплектовать пару детских садов. Дома жёны, голодные и злые. Дома Сапармураты Ниязовы с их гениальными реформами. А жрать между тем, хочется регулярно.

Первое время Бекдурды, далее просто Бек, проживал на территории подконтрольного моим потугам завода. В самом глухом его уголке, возле КэНээСки, канализационно-насосной станции. Что, впрочем, имело свои преимущества. Из-за бесконечно прекрасного запаха свежайшего говна, в тот угол никогда не совались ни иммиграционные службы, ни вообще представители власти.

Один из корпусов «моего» заводишки, уже давно сдан в аренду, в РФ это норма, и теперь в нём находится цех по выпуску пеноблоков. Вот в этом подразделении и разместился наш Бек вместе с бригадой себе подобных ахалтекинцев.
Угол забранный шторой из старых одеял. Нары на десяток туркменских тушек, куча матрасов, да чудо-печь газогенераторного толка, жрущая обрезь и создающая арбайтерам условия для не вымерзания.
Жуткая холостяцкая грязь, вонь изумительная, рвань, объедки и бытовой мусор, складируемый на случай войны.

Некоторое время я, как руководитель жилищного товарищества, приглядывался к джигитам, на предмет поиска в них интеллекта и зачатков разума.
Оговорюсь. Колхозец наш невелик, вокруг поля и долы, и по сему крайне затруднён вопрос подбора кадров. Например дворника.
После двух или трёх месяцев прикидок, я путём сложных расчётов, вычленил из прайда туркменов, одного, наиболее соответствующего предполагаемой должности. То был Бек.

Проведя рекогносцировку на местности и убедившись, что метла и лопата не вываливаются из рук соискателя, я снизошёл и принял мужика на работу. С оговорками, не всего, но только руки. Как водится де юре прописали в штат какую-то бабушку, и дав дехканину несколько наставлений, препоручили чистоту посёлка в его давно не мытые манипуляторы.

Дабы соотечественники не смущали труженика насваем, шмалью и прочими ништяками, Беку выделили уголок подвала в жилом доме. Тёплая комната, вода, каналья, всё как у людей. Я принёс индейцу из дому старые обои, кто-то подарил настоящий диван, появился столик и жизнь пошла!

Бек, оказался на удивление спокойным, незлобивым и весёлым человеком. Возраст, а было ему в то время, наверное, лет пятьдесят-семьдесят, совершенно не мешал ему жить весело, беспечно и без напрягов.
Посёлок похорошел, тротуары засветились чистотой, детская площадка избавилась от бутылок, окурков и алкашей на лавочке.

С алкашами просто. Бек всего лишь один раз подошёл к распивающим напитки местным бродягам, показал содранное до мяса колено (упал накануне) и сказал, что если он ещё раз увидит их на детской площадке с вином, то поцелует первого попавшегося. У него, мол, лепра, и терять ему нечего. С той поры пили где угодно, но только не в песочницах.

Соборными усилиями Бека приодели и приобули. Аккуратность его работы, особенно на фоне потуг местных пролетариев, поражала. Электорат вздохнул полной грудью, слава богу, хоть в этом вопросе пришла гармония.
Иногда, в минуты душевного непокоя, когда душа искала отдохновения от трудов гадостных, я присаживался на лавку рядом с Беком и подолгу беседовал с ним. О мироздании, курсе валют, Кондолизе-проститутке и многом другом.

Бекдурды вдруг предстал передо мной с иной стороны. Человек грамотный, он в своё время окончил Ашхабадский пединститут, факультет дошкольного образования, и оказался весьма забавным и остроумным собеседником.
Так случилось, что я периодически стал советоваться с ним, получая весьма остроумные решения своих проблем. Это называется «постучать в дурака», но дурак в действительности сказался эдаким подвальным мудрецом.

Он цитировал мне по памяти стихи Махтумкули, гошгы, фольклорный жанр, меня, как человека не лишённого чувства прекрасного, приводил в трепет своими красками, жизненной силой и необычностью. Конечно, Бек читал мне переводы того же Тарковского или Неймана, но шарм от этого не исчезал.

Я - Фраги - всю любовь к тебе устремил.
В середине пути ты гасишь мой пыл.
Дай до цели дойти, владыка светил,
Пощади, дай дождя, дождя, мой султан!

Мой посёлок находится вблизи федеральной трассы, где движение не стихает ни днём, ни ночью. Где «зебра» пешеходного перехода нарисована для прикола, а светофоры горят для подсветки, для красивости.
В субботу, Бек поехал к сыну, такому же арбайтеру, на другой конец города.
Удар бронированного «бульдозера» на скорости в стопятьдесят километров в час, выбросил моего дворника далеко в лесопосадку, изломав, сорвав одежду, ботинки, подаренные мной.

На траве лежало всё, что осталось от знатока Махтумкули, незадавшегося педагога, доброго, совершенно беззлобного человечка. Центробежные силы, ветер, и ураганный удар, сорвали с него даже брюки. Почти полностью!
Так и лежал он застиранными васильками в синее небо. Вот и вся жизнь, глупая и бессердечная. Видимо я дурак, потому что скорблю о тебе, Бек.