Она была красивой стареющей проституткой, статная, широкая душою как Мать-Земля.
Была она родом, кажется с Севера, говорили, были в ее роду ворожеи и колдуны. Из тех краев, где Русь еще не угасла. А как она попала в этот страшный город, было неизвестно. Своим мужчинам дарила не только не тело, но и душу. И многие мужчины после плотских страстей, плакали в ее бедненькой квартире на ее груди словно дети. Ее усталое тело приняло в себя много мужских грехов, но душа ничего греховного не приняла и осталась безгрешной и чистой как гладь карельских  озер. Ее почти любили, но страшились катарсисов, которые она дарила. Оставляли ее одинокой.
Был у нее когда-то и ребеночек, но долго не прожил.

Он был юный поэт, с бесовством в душе, худощавый и бледный, мечтавший своими стихами сотворить погибель мира. Среди его предков значились монахи-расстриги, красные палачи и декаденты. Был он плоть от плоти этого чахоточного города. Однажды он случайно попал к ней и использовал, как и все, ее тело. И пока пользовал, сквозь огонь похоти, бушевавший в нем, почувствовал неизведанные прежде волны чистой женственности и сказочной доброты, исходящие от нее. Когда всё закончил, почувствовал, что влюблен. В прострации, в ужасе и в глубинной ярости швырнул он ее на пол и впервые избил. Ушел, не заплатив.

Долгое время пил, осмысливая… А после вернулся к ней, и покаянно рыдая, на коленях просил простить. Она лишь сняла крестик с груди и отдала ему.  Тут он понял, что они теперь неразлучны.

Они продолжали жить каждый своею жизнью, встречаясь лишь от случая к случаю. И для каждого эта жгучая любовь оборачивалась адом. Он мучился от невыносимого диссонанса: от сочетания праведной всепрощающей чистоты и от моря грязи, которое за все эти годы успело принять ее тело. Как эти грехи не проросли в ее душе? Эта загадка не давала ему пить. С волчьим воем он ее порой избивал, мечтая мучениями очистить ее тело. Иногда же за волосы волочил ее в церковь и надменно требовал покаяний.

Порой же впадал в другую крайность и мечтал осквернить ее душу, дабы создать мирную гармонию тела и души в ее естестве. В эти дни он подвергал ее самым лютым извращениям, кусал по-звериному  в кровь ее измученное тело, приводил к ней сумрачных полузверей и они тоже мучили ее, пока он пытался постичь ее загадку.

Она беззвучно плакала прозрачными слезами и прощала ему всё. И он снова каялся, отбирал у нее деньги и уходил в покаянные запои. Мучило его и то, что по законам гниения плоти, однажды придется расстаться навсегда.

Иногда они встречались таинственно мирно, серебристо смеялись, и тогда она открывала ему глубинные книги, о которых он прежде не знал, и они вместе читали о том, с чего все начиналось, для чего живем и чем всё закончилось. Тут он выходил на время из греха, и постигал ее мудрость.

Однажды она глубоко всмотрелась в него и молчаливо сказала:
-«Мы ведь с тобою предвечно обвенчаны».

Этого его личное бесовство вынести уже не могло. Схватил нож и заколол ее в грудь. И пока она умирала, истекая кровью, он смотрел ей жадно в глаза, ища, куда же уходит ее душа. А она тихо-тихо смотрела в него в ответ. И не было в ее уходящем взоре ни капли укора,  лишь понимание и грусть.

А потом он ушел буйствовать. В гульбищах и бунтах осквернял он проклятиями Небо. Изрыгая проклятия всему живому, убил он даже милиционера, поджог несколько храмов, выпил много водки и несколько раз чуть не умер от нее в канаве. Весь город устрашил.

А после, утратив всякую силу, скинул с себя сапоги и босиком медленно, но твердо побрел в Сибирь. Изранив ноги до костей, много он уже прошел, когда его перехватили, изломали, избили почти до смерти, и поволкокли в Сибирь уже силой.

Холодно в тех местах, но и тепло. Лебеди в небе надрывно плачут, бескрайние леса о непостижимом печалятся, зэки и вохра злобой и жестокостью скрывают вечную свою тоску. Всё утратив, и покалеченный, добывал он в тех краях руду. Об одном жалел, крестик ее отобрали. Сны его были теперь без сновидений, а мир без сказок. Вез свою руду и никому не перечил. Год за годом. Но однажды под ночь, уже немолодой, глянул он из своего лагеря в небо и увидел там теплую звездочку, древнюю, почти вечную. Что ей наши грехи, смены эпох, временные циклы…. Кальпы и мегакальпы… Показалось в тот момент, что светит та звездочка лично ему, светит по-доброму и чему-то радуется. В тот момент и родилась надежда.

Много лет спустя, уже на свободе, вернув крестик, бродил он по вокзалам старый, грязный и отрешенный. Хромал, принимал смиренно подаяние негнущейся рукой. И что-то как будто бормотал поминутно, некоторым казалось, что молился.  Так прошли его последние годы…Однажды зимой, почувствовал, что сил больше нет, покинул в город, вышел в широкое поле, поклонился всем сторонам света, России-матушке поклонился, поцеловал землю и лег умирать. Только крестик в руке зажал. Вьюга убаюкивала, ум растворялся в трансе, совсем не холодно было. Впервые за много лет, совсем мирно… И когда смерть уже почти наступила, чьи-то глаза он увидел  близко-близко, чистые и безгрешные как гладь карельских озер.

Тело его засыпало снегом, и закончилась эта история. Всё у них теперь хорошо.