Каждую ночь я веду опросы. То радуюсь новым засечкам, то проклинаю прокурорских. Неизменно только одно – каждую ночь я ухожу на фильтр отделять зерна от плевел. Мое сердце черствеет уже почти полгода. Из ночи в ночь всматриваюсь я в угрюмые лица грабителей, насильников, мародеров, нарушителей комендантского и прочей околоуголовной шушеры, и обозленных на весь окружающий мир родителей убитых бандитов. Психотерапевты говорят, что стресс может быть либо хроническим, либо острым. Со времени начала Большого Пиздеца (БП) я понял, что они легко совмещаются.

На каждом совещании, которые проводятся ежедневно утром и вечером, на меня орет седой подполковник. Причины более, чем просты: инициируя возбуждение дел, я непременно что-нибудь да нарушаю. Будь то процессуальные сроки или права граждан (эта старая добрая хуйня, звучащая в России как издевка) или неприкосновенность семейств, башляющих местному руководству. Я в косяках, а у начальника проблемы. С другой стороны его крепко дерут за раскрываемость, которой просто нет. Молодые чекисты не могут поколоть и грамотно опросить даже задержанных омоном вооруженных бандитов. Часто, изъяв оружие, их просто отпускали на подписку, а на следующий день вновь задерживали уже с новым оружием.
Каждое утро перед планеркой я захожу в дежурную часть фильтра и просматриваю книгу учета задержанных, чтобы написать задним числом агентурное сообщение и получить из  казны двести тысяч на водку. Положенных мне по приказу Минздрава 50 грамм явно не хватает. Я захожу в свой прокуренный кабинет с забрызганными кровью стенами, кипячу воду и развожу растворимый кофе «3 в 1». Разбираю полученные на планерке материалы. Килограммы бумаги и, полный финиш, моя старая добрая печатная машинка. В США такие стоят в музеях. Материалы делятся по подведомственности: полиция, ФСБ и военная прокуратура. Раздав бумаги, я иду спать, чтобы ровно в девять вечера вновь заступить на службу.
Система блокфильтров была введена вскоре после печально известных событий в декабре 2012 года. Жители юго-востока Приморья и затопленного Владивостока стихийно двинулись на север, в Хабаровск и Приамурье, сметая все на своем пути. Были разграблены хранилища Росрезерва и военные склады. После введения чрезвычайного положения трасса М60 была поделена на отчетные секторы, на каждом из которых был установлен блокфильтр. Блокфильтры представляли собой переоборудованные посты ГАИ с камерами административного задержания, кабинетом полиции, военной прокуратуры и районным отделением ФСБ. Плюс медпункт с  фельдшером и санитаром. Блокфильтры были лакомой целью  для бандитов и охранялись внутренними войсками. При необходимости силы ВВ могли быть поддержаны авиацией.

Движение населения разрешалось только в дневное время,  только между фильтрами в пределах отчетных секторов и только по спецпропускам, которые выдавались райотделами ФСБ. Около пятидесяти тысяч беженцев развернули обратно во Владивосток. Город, недавно выложенный рубинами и принявший саммит АТЭС, стал темным и замерзшим, наполовину затопленным и пораженным радиацией. Нет, никакого квантового перехода и прочего эволюционного обмана, который гнали приверженцы Апокалипсиса, не произошло. Просто сейсмическая активность региона и БП. Теперь шум Тихого океана было слышно по настоящему. Он почти полностью поглотил Японские острова, затопил Курилы и большую территорию  Сахалина. Японское и Желтое моря перестали существовать - лишь один Великий океан. Я никогда толком не интересовался, что осталось от Европы, но слышал, что БП уничтожил основную ее часть. Народы двинулись в Россию, в Сибирь и на Алтай. После того как президент Путин отказался принимать британцев по Москве ударила ядерная боеголовка. В этот же день незатопленные остатки британских островов были сожжены российской подлодкой.
КНДР смыло почти полностью, а так как Южную Корею и Японию постигла та же участь, Ким Чен Ир перед эвакуацией отдал приказ весь ядерный арсенал отстрелять по США. Плохие копии старых советских ракет не пролетели и полпути и упали в океан, но американский флот все же нанес ответный удар. Приморье получило дозу радиации.

Не смотря на достаточно хорошее снабжение и вооружение контролировать ситуацию становилось с каждым днем все сложнее. Мы видели, что бумажная возня, эти протоколы и постановления становились все менее актуальны и в условиях фактических боевых действий попросту теряли смысл. Фильтры все чаще подвергались обстрелам. Боевики самоорганизовывались и превращались в реальную силу. Они хотели получить свободу передвижения, перекочевывать без условий и препятствий с нашей стороны. Власти и военные теряли контроль над ситуацией. Мы уже не верили, что сможем поддерживать порядок. Вчера завязался настоящий бой. Жестокое противостояние в течение двух часов. Фильтр обстреливали из гранатометов. И факт, окончательно меня деморализовавший, – это снайпер, который пару дней как завелся на нашем секторе. Уже есть потери, убит авианаводчик. 
И вот опять тревога. Я просыпаюсь. 14.36. Звучит команда к бою. Начинается пальба.
- Раненный!
Прапорщика ВВ контузило, он сыплет очередями, не разбирая своих и чужих. Палит, не глядя.
- Раненный!
Срочник кричит так, что хочется его вырубить. Ему разворотило бедро. Склоняюсь над ним, и шипящий фонтан крови заливает мне лицо. Мои попытки перекрыть ярко-красную струю обычным жгутом не помогают - бедренная артерия.
- Санитар! - дрожащей рукой вкалываю солдату наркоту и вставляю ему в рот зажженную сигарету, которая через мгновение выпадает. Взгляд бойца останавливается на мне и тускнеет. Это мой второй двухсотый.

Продолжение следует.