Через закрытые веки пробивается солнце. Я лежу на спине, и слушаю, как рождается день. Где-то вдалеке, по мосту над Суй-Фуном проносятся редкие автомобили. Их ведут те, у кого есть причины огибать уссурийское КП.

Песок медленно нагревается. Всего час назад в его лунках блестел лед, а теперь – снова лето. Приморье, конец сентября. Головешки костра слабо дымят, пламя погасло. Завтрак – макароны, тушенка – пришлось запить полкружкой водки и сгрызть четвертинку лимона. Ночь была неожиданно холодная.

Подо мною охапка сена, вверху – небо. Где-то далеко-далеко раздается карканье. Небольшая коричневая птица, выписывая зигзаги, изо всех сил спешит вниз, к противоположному берегу. За ней гонится большой ворон. Огромные иссиня-черные крылья красиво распластались в голубом поле. Позади и выше мечется сорока, надеется урвать свое. Над орешником пичуга камнем падает вниз, следом в заросли вонзается преследователь. Догнал или нет? Раздосадовано крича, сорока улетает. Ничего ей не обломилось.

Сохнет от утренней росы палатка, рядом – вещмешки, аппаратура и лопаты. Пес Санта тычется большим мокрым носом в руку и пристраивается рядом. Щенок немецкой овчарки, породистый и глупый – пока. Река медленно гонит зеленоватые воды в сторону города. Через каждые триста метров она перегорожена сетями – идет сема. Раньше ловили кету с лососем, но речка сильно обмелела, по всему течению множество пляжей.

На отмели в сумерках начинают выезжать автомобили. Вода и ночь собирают людей самых невообразимых профессий и занятий – воры, «верблюды», пассеры, собиратели дикороссов, и, разумеется, копатели…

По соседству с нами в свете фар китайцы ловили речного краба бреднем. У них это – деликатес. Острые углы панциря и кончики лап обрезаются, сам краб вымачивается, потом запекается в тесте. Едят целиком. Русскому человеку не понять. Набрали полсумки. Радовались и смеялись, как дети. Уехали заполночь, на двухсотом «Крузаке».

Они ловят нашего краба в реке с китайским названием, мы выкапываем их монеты из нашей земли. Большое городище протянулось на северо-восток. Когда-то в его центре жила чжур-чженьская знать. Потом там построили силосную башню, сараи и коровник. Теперь строения брошены. Уже полгода, как через середину древнего поселения проложили улицу, возводят коттеджи. Наверное, место такое – для богатеев. Работают экскаваторы, шумят строители-нелегалы. Ковшом рыть здесь можно, а саперной лопаткой – нельзя…

Вчера мы подняли клад. «Клад» - название одно. Когда пришел Чингис-Хан, все побежали в леса. Думали, что вернутся – будет куда, и будет кому. Что было ценного, прятали. В основном – железо и бронза, домашняя утварь, оружие. Прошло семьсот шестьдесят лет. Не так уж и много, встречаются вещи и постарее. Под плоским камнем куна – азиатского дымохода – на глубине трех штыков оказались столбиком сложенные ступицы повозки и стремена. Не густо. (Когда увидел диск в песке, сердце заколотилось, думал - зеркало…)

Солнце начинает припекать. Высокие ботинки, рубашка «тень» и черный жилет – то, что осталось от службы государству. Когда-то. Так давно это было… Одежда раскаляется под лучами…

«Машина прогрелась. Что пишешь?» - спрашивает Димон.

- Так, о себе. О людях. И о дороге…

- Зачем?

(В голосе слышится легкая тревога).

- Да все нормально. Поехали.

Копать. Может быть, повезет сегодня?



/из цикла "Письма черного археолога"/