Бескрайне-спокойная Вечность, как небо,
Лежит надо мной без границ,
Без бога, без черта, без Зевса, без Феба,
Без молний, без грома, без птиц.
Мечом там вонзилась в Грядущего темя
Страна, где никто не живет,
Страна, где скрестились Пространство и Время,
Где каждое здание – год.
Я вижу Год Скорби, Год Бомбы, Год Воли,
А вот – Перелома Дом встал…
Покрыт дымкой войн, и таланта, и боли
Двадцатого Века квартал.
А дальше – Год Книг, Год Машин, Год Устоя,
Год Слов, Просвещенья Умов,
И кресло Вольтера, гнилое, пустое
Забыто в одном из Домов.
А дальше – расцвет Королей, точно клумба,
Дома полны ядом и злом,
И тихо ветшают ботфорты Колумба
Под старым испанским столом.
По улице вниз – арбалетов бойницы...
В Домах повис крик к небесам,
Открыта одна – но на разной странице –
Старинная Библия там.
Гляди – Год Войны, Год Чумы и Год Злости,
Дом Пытки, где крысы снуют,
Монгольские, русские, всякие кости,
Смешавшись, войною гниют.
Дом Ересей, Дом Византии, Дом Рима,
Раскола религии Дом,
Крестовых походов. И Дом Медицины,
Ланцеты валяются в нем…
А вот – Дома нет, лишь пожарище тлеет,
Под звяканье ржавых оков,
И запах паленых колдуний чуть реет
Над Городом Средних Веков.
Иду по тропинке едва лишь знакомой,
Восьмой век. Седьмой. И шестой.
Дома стали ниже, покрыты соломой,
Нет стекол. И пол земляной.
И вот Наша Эра кончается, тает,
Последний Дом – Года Чудес.
Эпоха одна, через реку – другая.
А между Эпохами – крест.
Над всей Нашей Эры страной возвышаясь,
Где видит его каждый век.
И смотрит с креста, умирая и каясь,
Распятый на нем человек.
Здесь пахнет какою-то вечною ссорой,
Здесь солнечный вечный зенит.
А на перекладине, рядом с опорой
Плачущий ангел сидит.
Я крест обхожу, путь мне вброд тут недлинный,
И с той стороны от креста
Взбираюсь на берег Эпохи старинной –
Поры, что не знала Христа.
Все кончилось. Нет ни святых, ни злодеев,
Еще не крестилася Русь…
Смотрю машинально назад, столбенею,
И снова смотрю. И смеюсь.
Гляжу я на крест христианства, не веря,
Под новым, обратным углом:
Восстал в полубога – или полузверя –
Здесь идол языческим злом.
Раскинуты руки. И шлем над глазами.
Во взгляде – надменность и гнев.
Драконьи клыки изогнулись серпами,
И огненно-лавовый зев.
Кто он? Бог войны? Бог богов? Бог пространства?
Бог жертвы или палача?
…А плачущий ангел креста христианства
Вороною смотрит с плеча…
А мы делим Эры на Нашу, До Нашей…
Какая здесь разница? В чем?
Лишь в том, что мы с кровью языческой чашу
Граалем теперь назовем?
Правителям тем же в Стране нашей служим,
Такой же – лишь крайний – наш Дом…
И идолу мы поклонялись тому же…
Тому же! Но с разных сторон!
К вневременья я направляюсь потоку
И в темную воду вхожу.
Из речки не сзади, не спереди – сбоку
На крест я священный гляжу.
Христа и Ваала слились силуэты,
Вороны и ангела рты…
Раскинутых рук, перекладины нету –
Лишь палка торчит из воды.
Так вот какова за религию плата!
Вот как повернулся сюжет!
Той палкой убил, размахнувшись, собрата
Пещерный собрат-человек.
И битва та стала борьбой бесконечной,
Когда между Эрами встарь
Воздвиглась разящим и острым и вечным
Двуручием тяжкая сталь.
Для Эры заречья тот меч стал проклятьем –
Бог смерти и войн без прикрас.
Но нам, Нашей Эре, он виден распятьем
И бог на нем умер –за нас.
И так мы живем – день и ночь, вечер, сутки –
Два тысячелетья уже:
С любовию и всепрощеньем в рассудке,
С мечом и убийством в душе.
Когда ж Наша Эра исчезнет, сгорая,
Себя истощит и уйдет,
Над Эрою Новой фигура какая,
Какой новый символ взойдет?