«У меня стоит дубок,
Он не низок, не высок,
Крепкий корень покажу,
А потом вам засажу».
Семен Петрович бессменный креативный директор агентства «ZZigi» с брезгливым недоумением рассматривал макет рекламной листовки на экране монитора. Судя по предъявленному полету криэйтерской мысли, новый дизайнер не соответствовал ни портфолио, ни заявленным в резюме навыкам, ни своим зарплатным ожиданиям.
- Шедеврально! Монструозно! Да вы просто адепт фотошопа. Только объясните мне, что это? - Семен Петрович выжидательно смотрел на очередной неликвид прибившийся к агентству под видом профи.
Неликвид представленный в виде молодого человека педерастического вида и лет двадцати пяти, стоял перед Семеном Петровичем навытяжку, в блестящем пиджачке, джинсах-самосранках оснащенных калоприемником и отчетливо отбивал нервную чечётку грязно-желтыми гриндерасами о казенный ламинат.
- Это макет для лесопитомника, вы же сами сказали…, - неликвид жалким тенором пытался все-таки презентовать свой труд.
- Что я сказал? Лепить вот эту гениальную в своей непотребности хуйню? — Семен Петрович, зарокотал, загрохотал, обещая вот-вот взорваться, - Вы вообще, что знаете о дизайне? Дизайн должен продавать, а не вызывать ужас одним своим видом. У вас что, кризис жанра? И что это за бред про дубки, это, по-вашему, рекламный текст.
С этими словами Семен Петрович гневным ястребом вскочил на стол, вытянул руку в сторону уныло покачивающихся деревьев за окном и начал декламировать:
— У меня стоит дубок,
Он не низок, не высок,
Крепкий корень покажу,
А потом вам засажу.
И без перехода продолжил:
— Кому ты там засадишь, а? Дубок у него стоит, не низкий, не высокий. Покажет он, блять. Ты знаешь, чей это питомник? Ты в курсе, какие у них клиенты? Ты представляешь, какой бюджет они нам отвалили на рекламу? Они нам сами засадят по гланды, после того как мы им твою рекламку покажем? Вы когда, сука, головой научитесь думать, а? Хотя чем тебе там думать, у тебя все четко по Фрейду, да и вообще, ты не творец, ты поэтическая дроч. Пшёл отсюда.
Оставшись в одиночестве, Семен Петрович щедро плеснул себе коньячку в чашку с остатками кофе, выпил, занюхал рукавом и откинувшись в эргономичном кресле задремал.
***
Где-то на окраине Лондона, среди серых плит и величественных склепов, на кладбище Голдерс-Грин в два часа пополудни вдруг зашевелилась земля. Мокрые опавшие листья сами по себе начали собираться в небольшие барханы, образуя своей слаженной формой какой-то пентакль, в центре которого, прямо в земле образовывалась воронка. Почва вместе с мелкими ветками и листвой утекала куда-то внутрь, вывинчивая на поверхность небольшую греческую вазу.
- Как же вы заебали, - глухо донеслось откуда-то из-за тонких стенок сосуда, который увеличивался в размерах, нарушая этим законы физики, логики и мироздания, - Что вы за люди. Почему каждая тварь считает для себя возможным беспокоить мой прах? Почему каждую минуту вы орете — Фрейд, Фрейд, Фрейд. Я же просил без помпы, воспоминаний и ненужных церемоний. Скоро будет 70 лет, как я умер, а вы все никак не успокоитесь. Рассматриваете свои маленькие неказистые члены и орете Фрейд, трахаете старушек и снова вспоминаете меня, бреете промежность на манер радость педофила и снова думаете обо мне. Ну сколько можно?
В этот момент греческая ваза выросшая до размеров человеческого роста раскололась и из нее показалась мужская фигура в длинном черном пальто, узких кожаных туфлях, надвинутой на глаза шляпе, в пенсне и с бородкой. Господин Зигги отряхнул рукой в перчатке пальто, расправил плечи и покопавшись в кармане извлек трубку набитую отличным английским табаком, закурил и со словами:
- Хотя ради этого стоило вернуться, - направился в сторону выхода.
***
Семен Петрович любил вечера и возвращаться домой. Дома его никто не ждал, да ему никто и не был нужен, у него была тайна. Хотя нет, не так. У него была страсть и тайная комната.
Семен Петрович любил проводить все свое время в туалете, здесь было для жизни все — оборудованный под ноутбук столик, полка с книгами, мини-бар, тяжелая бронзовая пепельница и коробка с сигарами и шкафчик скрывающий за своими дверцами его лучших любовниц.
Кружки Эсмарха или попросту клизмы различных форм, размеров и наконечников удовлетворяли потребности Семена Петровича так, как не снилось ни одной женщине. Да и к чему ему женщины. Он посвятил свою жизнь культу гавна. Это был правильный выбор. Семен Петрович считал именно так.
Сейчас Семен Петрович читал книгу сидя на мощном унитазе, больше напоминавшем трон. Периодично прихлебывал из бокала виски и борясь с простатитом и прочими половыми невзгодами мужчин среднего возраста, массировал указательным пальцем левой руки свой анус.
-Чпппок, - Семен Петрович поднес палец к лицу и втянул запах с видом эстетствующего гурмана.
В этот момент из раздвинувшейся кирпичной стены в помещении туалетной комнаты материализовалась мужская фигура в черном пальто:
- Ну что, Сёма, вызывал? – тихо спроси господин Зигги оторопевшего Семена Петровича.
Семен Петрович от неожиданности тонко пукнул, затем икнул, почувствовал себя неловко сидя без штанов на унитазе с поднесенным к лицу пальцем в фекалиях и глупо спросил:
- А вы кто?
Господин Зигги усмехнулся, раньше его узнавали сразу и издалека, а сейчас все изменилось, сначала вот так вот зовут, а потом спрашивают – а вы кто? И ответил в рифму:
- Фрейд в пальто. Ты ж меня звал сегодня сам. Вот я и пришел. А вообще, у меня сегодня рекламная акция, ты триллионный посетитель, Сема, из всех тех, кто за 70 лет вспомнил меня не к месту. Поэтому тебе полагается приз. Знаешь какой?
Семен Петрович отрицательно затряс головой, не в силах поверить увиденному и услышанному, ни что-либо сказать в ответ.
- Приз, Сёма, будет таким – господин Зигги на секунду задумался, - психоанализ. От меня. Расскажешь потомкам. Кстати, у тебя дети есть, Сёма?
Семен Петрович опять затряс головой, говоря, что нет, детей у него нет.
- А ведь ты, Сёма, не мальчик уже, тебе полтинник в этом году. Кстати, палец убери от лица, он у тебя в гавне, глисты в носу заведутся. А вот почему у тебя детей нет, Сёма? Сам скажешь или мне доверишь?
Сёма обреченно пожал плечами, молчаливо соглашаясь.
- А детей у тебя нет потому что…. Ты вообще, когда последний раз сексом с женщиной занимался? – господин Зигги рассматривал люстру, будто выискивая в ней ответ. - Так вот, по моим расчетам секс у тебя мог бы быть последний раз двадцать лет назад, но у тебя не встал. Так, Сёма?
Семен Петрович кивнул.
- А почему не встал, помнишь? Хотя ничего не говори, я и сам все знаю. Не встал у тебя, Сёма, потому что ты пришел к сотруднице домой с вином и цветами, она накрыла на стол, а ты пошел в туалет и оставил после себя на белом-белом унитазе коричневый путь засранца-гамадрила. Ты забыл воспользоваться ершиком, а потом об этом вспомнил, в тот самый момент, когда полез даме в трусы. И ты вяло копаясь в промежности представлял загаженный тобой унитаз и получилось это у тебя так явственно, что ты даже почувствовал запах своего собственного гавна. И у тебя не встал. А отойти на две минуты в туалет и убрать за собой ты постеснялся и предпочел смыться сам. А потом год боялся, что сотрудница расскажет о твоем фиаско в постели и обосранном унитазе в туалете. Тебе начали сниться кошмары, в которых над тобой все смеялись, на тебя показывали пальцем. В этих снах ты приходил к кому-то в гости и когда хотел зайти в туалет то тебя в него не пускали и говорили «Сёма, ты всё обосрешь, иди домой, мы не хотим за тобой убирать». И ты бежал домой, сдерживая изо всех сил дерьмо на выходе. И просыпался, весь в гавне и со стоящим по-молодецки членом. Но просыпался ты счастливым, Сёма. И тогда ты понял, что твое предназначение в этой жизни – культ гавна. Ты решил себя ему посвятить. Положить ему жизнь. И ты начал ставить себе клизмы, получая от этого сексуальное возбуждение, ты еженедельно носишь баночки со своим гавном в лабораторию и рассматривая эти склянки на свет, ты гордишься собой и думаешь «Какой я все-таки молодец», ты регулируешь свое питание разными продуктами, чтобы утром в процессе дефекации выдать какой-нибудь невообразимый колор, сфотографировать эту могучую кучу странного цвета и выложить фото на сайт молодых мамаш с комментарием «Посмотрите, как мой малютка покакал, чтобы это значило?» И эти юные и не очень дуры по двое суток обсуждают твое гавно, а ты сидишь и яростно дрочишь на камменты, радуясь, что ты их всех так хитро наебал. И кто ты после этого, Сема?
Семен Петрович слегка порозовев и смирившись с ситуацией, и даже поверив, что все это ему не привиделось, сконфуженно, но не без кокетства пожал плечами.
- Говнюк и засранец ты, Сёма, и больше никто.
С этими словами господин Зигги достал из шкафчика одну из клизм, наполнил ее виски, засунул в карман и буркнув что-то вроде «на дорожку», бесследно скрылся в кирпичной стене.
Семен Петрович немного посидел и неловко покряхтывая поднялся с унитаза, брезгливо посмотрел на следы своей жизнедеятельности оставшиеся на поверхности унитаза и не убирая за собой, натянул трико под грудь и двинулся в комнату. Остановился, немного подумал, достал из куртки мобильный телефон и отправил смс утреннему дизайнеру:
«Встречаемся в офисе через час. Срочно».
Семен Петрович не хотел больше служить культу гавна.
Он твердо решил стать педерастом.