1 мая 1976 года в Москву пришёл праздник. Утреннее солнце только-только раскрасило нежным светом стены древнего Кремля, но Миша давно уже не спал. Воодушевлённый, ходил он по комнатам, предчувствуя торжества. Люди на улицах тоже готовились к торжествам, но Мишу это не занимало. Сегодня у него был свой праздник. Его День Рожденья.
Целых семь лет назад пришёл он в этот мир. Семь — магическое число, важный возраст. Этим летом родители наконец-то свозят его во Францию! Этой осенью он наконец-то пойдёт в особую школу с английским уклоном! И кто знает, что ещё принесёт ему эта счастливая цифра.
Миша был очень талантлив: мама его работала в театре и лично знала «самого Владимира Семёновича», папа его писал сценарии для кинофильмов, а ещё у него была тётя, работающая во «внешней торговле», и дядя, про место работы которого нельзя было спрашивать. Все они очень любили Мишу и пророчили ему большое будущее.
Итак, как уже сказано, в ожидании праздника Миша бесцельно слонялся по комнатам. Родителей дома не было: они ушли ещё ночью; они всегда уходили ночью перед его днём рождения, чтобы успеть подготовиться к празднику. Скучающий Миша зашёл в их спальню, открыл сервант и вытащил оттуда шкатулку с семейными драгоценностями. Шкатулка была огромна, и содержимое её было очень тяжёлым. Здесь были кольца, подвески, броши, кулоны, серьги, браслеты и многое-многое другое, самых разных размеров и форм. «Трофейные», — непонятно шутил о них папа. «А откуда они?» — иногда спрашивал Миша. «Из Ленинграда, от дедушки, — отвечал папа. — Во время войны твой дедушка там жил и работал. Будешь и ты хорошо работать, заработаешь столько же, и даже ещё больше!»
Но сейчас драгоценности были Мише не интересны. Он отложил шкатулку в сторону и вытащил из серванта старую выцветшую фотографию. Смотреть на неё Мише запрещалось, родители за это наказывали. На фотографии был изображён красивый молодой человек в кожаной куртке и со смешным пистолетом, он с гордо поднятой головой стоял на фоне каких-то грязных, уродливых, босоногих и злых людей, глядевших на него одновременно с ненавистью и страхом. Миша знал, что этот гордый и красивый человек — его прадед Борис. От него не осталось ничего: ни мундиров, ни наград, ни воспоминаний. Только эта фотография, да ещё неисправные карманные часы с позолотой: отец Бориса был часовщиком.
Вернув шкатулку и фотографию на место, Миша прибежал на кухню, увлечённый новой идеей: отведать приготовленного для него торта. Наверное, родители не обидятся, если он съест один кусочек. Ведь у него сегодня День Рожденья.
Несколько минут потратил он на тщетные попытки развязать коробку с тортом. Не выходило ничего, бечёвка была затянута слишком туго. Миша пару раз порывался сходить за ножницами, но вовремя одумывался. Родители запрещали ему разрезать бечёвку на тортах, он всегда должен был развязывать её своими руками. Так было принято во многих интеллигентных семьях: родители хотели, чтобы их дети с детства приучались к труду.
Далеко на улице между тем шла демонстрация. Миша выглянул в окно и увидел пёструю толпу с разноцветными шариками. Люди показались ему очень похожими на тех уродливых и грязных злодеев, что были на фотографии прадедушки. Миша представил, как эти люди заглядывают в окно, с завистью смотрят на него, пытающегося развязать торт, обнажают свои страшные острые зубы… и вдруг неизбывная ненависть наполнила всё его существо, ненависть к этим уродливым людям и к этой ужасной стране, в которой они живут и в которой приходится жить и ему. Мише даже челюсть свело от ненависти. И где-то на краю сознания возникла мысль: а ведь они мне ничего плохого не сделали, зачем же я их так не люблю? Вдруг они обидятся, когда узнают? На какой-то миг ненависть уступила место дикому страху, но быстро вернулась и сделалась вдвое сильней.
Неожиданно в дверь позвонили. Миша сразу понял, что это Сёма и Отар пришли позвать его на улицу. Но вот только он не пойдёт. В другой день он бы с радостью согласился с ними погулять, но не сегодня, сегодня день особый. Сейчас он им вежливо откажет, вот только отопрёт дверь…
За дверью стояла совершенно незнакомая женщина с сигаретой в руке. Она была очень красивая.
— Здравствуй, Миша, — сказала она. — С днём рожденья.
— А вы кто? — спросил Миша.
— Я знакомая твоих папы и мамы, — ответила она и бросила недокуренную сигарету на лестничную площадку. — И давай уж на «ты», ладно?
— Ладно, — согласился Миша.
Не спросив разрешения она вошла в квартиру и закрыла за собой дверь.
— Я приготовила тебе подарок, — сказала гостья.
Миша с недоверием её оглядел. В руках у неё не было ничего, что могло бы сойти за подарок.
— Нет, — рассмеялась она, — это совсем-совсем другой подарок. То, о чём ты и не мечтал… Ф-фу, как жарко тут у вас.
Она расстегнула свою лёгкую куртку и бросила её прямо на пол. Потом стянула туфли и тоже бросила. Потом расстегнула платье… Миша хотел было ей возразить, но она с обольстительной улыбкой продолжала разоблачаться… и вот уже на ней совсем ничего не было.
От такого зрелища Миша густо покраснел, в смущении опустил голову… и открыл от удивления рот. Взгляд его задержался на ногах гостьи. Он тряхнул головой, протёр глаза — и всё равно не поверил им: бёдра женщины были совершенно обычными, но вот ниже колен её ноги постепенно покрывались всё более густой и пушистой белой шерстью и заканчивались изящными копытцами розоватого, как у ногтей, оттенка.
— Нравится? — весело поинтересовалась гостья.
С ужасом Миша понял, что да, нравится, очень нравится, и даже возбуждает. Он покраснел ещё гуще.
Гостья засмеялась, присела перед Мишей на корточки и спустила с него штаны.
— О-о, да ты уже давно готов, — сказала она, лаская напрягшийся член Миши руками. — Ну-ка, давай, посмотрим, на что ты способен.
Она встала на колени, повернувшись к Мише задом, и указала пальцем:
— Вот сюда.
Повинуясь, Миша ввёл член в указанное место. Там оказалось горячо и мокро, но всё-таки приятно.
— Люби меня, — с придыханием велела женщина.
Они начали двигаться, сначала медленно и плавно, а потом всё быстрее и резче. Миша ощущал просто невероятное блаженство, которое с каждым толчком всё усиливалось и усиливалось. Он и представить себе не мог, что может быть настолько хорошо.
— Да, да, да, — жарко шептала она, — да, да, да! Мбе-е-е-е…
И в этот миг словно пелена спала с Мишиных глаз: он увидел, что женщина, которую он сейчас любит — вовсе не женщина, а самая настоящая коза! Он ясно увидел её покрытое шерстью тело, две пары стройных копыт и витые рога. Оборотень, понял он. Коза-оборотень. Осознание этого факта и истинный облик Козы неожиданно так его возбудили, что Миша немедленно кончил, закрыв глаза и чуть не потеряв сознания от невыразимого удовольствия.
…Когда он открыл глаза и пришёл в себя после удивительного соития, Женщина-Коза уже приняла обычный человеческий вид. Только копытца ног напоминали о её волшебном происхождении.
— Вот ты и стал мужчиной, Миша, — сказала Коза.
Миша утомлённо любовался ею.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— У меня много имён, — ответила Коза. — Некоторые ты узнаешь потом. Некоторых ты не узнаешь никогда. Но не отчаивайся. Ведь нам было хорошо вместе?
— Хорошо, — согласился он.
— Я буду приходить к тебе на каждый твой День Рожденья. И буду дарить тебе немыслимое блаженство. Ты этого хочешь?
— Да! — воскликнул Миша. — А почему ты пришла именно ко мне?
— Не только к тебе. Я прихожу ко всем приличным людям.
— А зачем?
— Затем, — ответила Коза, — что мне нужна их сила. И взамен я даю им блаженство. Пока приличные люди готовы меня удовлетворять, они будут хозяевами в этой стране. Они будут иметь здесь всё, что захотят. А плохие, злые люди не будут иметь ничего. Они будут только страдать, и ничего не смогут сделать приличным людям, как бы ни хотели. А приличные люди, глядя на их страдания, будут радоваться и получать удовольствие. От этого у них прибавится силы — и мне выйдет польза, ведь мне так нужна их сила. И я взамен сделаю их счастливыми.
— И меня тоже? — спросил Миша.
— И тебя, конечно, — сказала Коза. — Но сейчас мне пора идти.
Она быстро оделась и, напоследок хитро подмигнув, выскользнула из квартиры прочь. Когда Миша, бросившись за нею, выглянул в подъезд, никого там уже не было. Один лишь удаляющийся стук каблуков, странно звучащий откуда-то сверху и очень, очень издалека.
Миша закрыл глаза, прислушиваясь к звуку, и по щекам его потекли слёзы от предвкушения близкого и неизбежного счастья.