Сегодня важный день, я проснулся пораньше. Очень важный, возможно, самый важный во всей моей жизни.
В зассаном углу подземного перехода, смакуя удовольствие, завтракаю припасенными со вчерашнего вечера, остатками жирной, лоснящейся крысы.
Сегодня мой день рождения, сегодня мне три года, а как привыкли считать люди, мне уже около тридцати. Холодно, сыро и воняет. Так начинается почти каждый мой день, но сегодняшний – особенный.
  Три года назад я родился в питомнике. Рос, как и все толстым и бойким щенком, мне даже казалось, что меня любили, я торопился вырасти, чтобы как и все, гордо бряцать медалями после выставок, пока не случилось ужасное. В вольере прорвалась сетка, и я, глупый, пятимесячный, попытался вылезти через образовавшееся отверстие к людям, которые меня кормили, пока они не успели подойти к моему вольеру, сюрприз хотел сделать, ткнуться носом в сапог, облизать руку, а мне за это почесали бы между ушами. Вылезая, я зацепился за кусок проволоки… Так хотел к ним, так рвался, что не заметил сразу, как лишился глаза. Он так и остался на проволоке вольера, а я взвыл от боли. Ко мне сразу же подошли, погладили и успокоили. Потом укол и бинты. Еще через месяц бинты сняли. А потом отвезли меня на помойку. Гуманисты хуевы… Лучше бы усыпили.  Позже до меня дошло… Пожалели, видимо. Оставлять меня было нельзя, так как ни медалей ни заслуг у меня не было, да уже и не могло быть, а вязать бракованного кобеля никто бы и не стал. Не усыпили, из жалости, так как я был уже размером, как они любили говорить, «С теленка». Итак, я на помойке. Статный, молодой и глупый одноглазый датский дог.

  На городской свалке я прожил остаток лета и начало осени. Как только стало холодать и начал выпадать снег, я с другими собаками перебрался в город. Они научили меня ловить крыс и клянчить объедки у ларьков фаст-фуда. Тоже жизнь, как ни крути.
Как-то у ларька меня поманили остывшим чебуреком мальчишки. Привели меня в какие-то гаражи, поселили в коробке из-под холодильника и стали приходить кормить меня.
Однажды зимой, когда темнело совсем рано, из своего недостроенного гаража, где лежала коробка, я услышал шаги, это они, решил я и выбежал к ним навстречу, не дожидаясь, виляя хвостом, я выбежал под свет фонаря. Передо мной стояла женщина, очень напуганная, она кричала что-то. Из открытого гаража неподалеку выглянул мужчина и бросил в меня молотком. Прямо в голову попал. Потом подбежал и больно пнул сапогом в ребра. Потом еще раз. С каждым ударом я разучивался любить сапоги.
Я убежал, как только смог подняться на ноги. Осмелился прийти только через два дня. Коробка была сожжена, но, О, Чудо! В привычном мне углу на картонке лежала куча какой-то еды, каши, кажется. Я сразу же набросился на кашу. Съев где-то половину, я понял, что у каши странный привкус. Привкус крови. Моей. Битое стекло. А я-то, голодный, сразу и не заметил. Язык и пасть изрезаны, ужасно болит нутро. Инстинктивно я поплелся к метро, капая кровью на обледенелый асфальт.
  Лежа в теплой луже у киоска, я тихонько скулил. Вскоре подъехали какие-то люди на машине, от которой сильно пахло страхом и другими собаками. Петля. Укол. Связали. Вырубился.
Очнулся я в каком-то месте, где было много других животных.  Поначалу, я радовался, когда понял, что я в клетке, а из миски вкусно пахнет супом. Я рано радовался, визит в это странное место спас мне жизнь, но оставил меня без яиц. Меня стерилизовали, как мне объяснили позже. И выпустили. Гуманисты хуевы.
  Снова на улице я оказался в середине весны. У метро прибился к странным бородатым людям, они жили на улице и от них исходил очень резкий запах. Ну да и пес с ним, с запахом. Со мной делились едой, и иногда играли со мной, запихивая мне в нос окурки и бросая пластиковые бутылки, чтобы я приносил обратно. Очень похоже на счастье, я снова был чьим-то.
  Почти год я прожил с этими людьми, пока в один холодный мартовский день один из них, подозвав меня, не стукнул меня по голове большим оранжевым камнем. Я взвыл и отскочил, благодаря тому, что я еще смог двигаться, отвертка угодила на между ребер, как они хотели, а в заднюю лапу. Мне было очень больно убегать. Не только в лапе. Просто больно. Мой единственный глаз слипался на морозе от выступивших слез.
Где-то месяц я жил около подвала, и зализывал лапу. Все же, что-то пошло не так, и я навсегда остался хромым. Грустно ухмыляясь, вечерами я шутил сам с собой. Одноглазый, без яиц и хромой, кто это? Датский блять дог!!!
  Попытки общения с людьми я оставил навсегда. Собаки меня тоже не любили. Они болели, их отстреливали, а меня не брали болезни, видимо из-за прививок в детстве, и меня не трогали живодеры из-за зеленой пластмассовой штуки на ухе, которую я обменял на яйца в том замечательном месте с вкусным супом.
Лето прошло незаметно, незаметно же я и состарился раньше времени. Не злой, но безумно уставший, я бродил по улицам, ел объедки и крыс. Еда раз в два-три дня,это тоже еда,поверьте. Так она даже вкуснее, каким бы дерьмом, по сути не являлась, голод искажает вкус. Осень и начало зимы я провел в переходе, в котором я сейчас нахожусь. И сегодня, полный решимости, я слизываю с заплеванного пола крысячьи кишки.
Час икс. В переход начинают спускаться люди. Я встаю ровно в середину, начинаю скалиться и рычать. Хорошо, что поел и вчера и сегодня. Лапы не трясутся. Все по плану, ко мне никто не подходит, кто-то просто стоит, а кто-то кричит на меня, машет зонтами и сумками. Кричат. Боятся меня, а я даже кусаться не умею. Наверное, просто я так омерзительно выгляжу, не страшно, а противно. Сделав такой вывод, я на минуту смолк, стыдно что ли стало, а потом снова стал скалиться и рычать на толпу. Минут через десять появился человек в форме. Все его пропустили, видимо, он у них главный. Что-то говорит по рации, живодеров зовет, чтобы усыпить. А хера вам лысого, знаю я ваше обращение с  животными, сволочи. Ждать больше нельзя ни секунды. Из последних сил делаю прыжок в сторону человека в форме и хватаю его зубами за штанину.
Выстрел. Еще один. Еще один. Во рту снова вкус каши со стеклом, я даже скучал по нему. Рычать уже сложно. Я упал на брюхо в теплую лужу крови. Глаз закрывается.
-Вот мразь, что ж ты живучий-то такой!!!! Никому не подходить! Стоять всем!  - Слышу над головой голос  человека в форме.  Потом был еще один выстрел прямо между ушей, как раз туда, где меня чесали люди в сапогах, в те времена, когда у меня было два глаза…
Он наклонился, чтобы проверить, жив ли я, поднес руку к носу, а я лизнул ее. Сильно лизнул,  потом еще раз, и еще, последние свои силы вкладывая в ласку к своему убийце, пачкая кровью его руку и манжету казенной одежды.
Вместе с уходящей жизнью, в голове роились туманные мысли…
Я так и не научился кусаться. Я никому не сделал плохого. Я так и не разучился любить, как бы вы не отбивали во мне это умение…
Гуманисты хуевы…..