В то утро Петр встал рано - еще даже толком не рассвело. Открыл дверь на улицу, поежился от прикосновения утренней сырости и спустился по ступенькам на дорожку, выложенную серыми квадратными плитами. Огляделся, зевнул и, еще раз поежившись, дошел до старых деревянных ворот, в которых не хватало пары досок. На воротах висел крупный ржавый замок, ключ от которого находился рядом - на вбитом в забор ржавом, опять же, гвозде. Распахнув ворота, Петр прошел мимо кустов акации и кучи песка и оказался в поле. В воздухе висело что-то вроде тумана, переходящего в мелкую изморось, так что все, находившееся от него дальше двадцати шагов, было каким-то размытым и нечетким. И еще было необыкновенно тихо - ни одного звука - казалось, все вокруг замерло, не хотело просыпаться...
    Петр поднял воротник и, не торопясь, пошел по тропинке вдоль соседских участков к пруду, который, впрочем, высох и уже скорее походил на лужу - не больше полуметра в глубину. А раньше он был довольно глубоким и чистым, кто-то даже в нем ухитрялся купаться. Теперь же в нем плавали какие-то бутылки, пакеты и прочий мусор - дачники из коттеджного поселка, появившегося здесь лет пятнадцать назад, не отличались уважительным отношением к окружающей природе. Сам поселок занимал добрую половину поля, которое начиналось сразу за воротами старенького дачного участка. "А ведь когда-то можно было выйти за эти ворота и увидеть на горизонте железнодорожную насыпь, изредка проходящие по ней поезда, - думал Петр, - а теперь за крышами домов всего этого и не разглядеть..." Он присел на корточки, посмотрел на глинистый берег - глина была коричневая с рыжеватым оттенком - и спустился ближе к кромке воды. Откуда-то прямо из-под ног выпрыгнула небольшая зеленая лягушка и плюхнулась в воду, оставив на поверхности расходящийся в стороны круг. Он не удержался и наступил на глину берега около воды - ботинок сразу же погрузился на пару сантиметров в эту рыжую массу и издал неприятный, чавкающий звук, когда он вытащил его обратно.
    От пруда шла тропинка в сторону железнодорожной станции, ныне заброшенной. Петр вспомнил время, когда там еще функционировала билетная касса. Сейчас осталась только пара небольших опустевших и полуразвалившихся кирпичных построек прямо на платформе. Он решил туда не ходить, обвел взглядом небольшую деревеньку - буквально несколько домов - через которую пролегал путь на станцию, и направился в противоположную сторону. Вдоль тропинки шли сплошные заросли высоких - в человеческий рост - кустов, и он вспомнил, как в детстве с друзьями играли в прятки: однажды он спрятался в кустах и не заметил, что лег на небольшой муравейник, скрытый под листьями и пожухлой травой. Тогда минут пятнадцать не мог понять, что же так колется под майкой... Еле заметная улыбка промелькнула на губах Петра, и он отправился дальше, к асфальтовой дороге, по другую сторону которой стоял лес - ели вперемешку с соснами. Перешел дорогу и, миновав опушку, шагнул на тропу, ведущую через лес к большой поляне. Почва в лесу была мягкой, устланной сухими иголками, и по ней было очень приятно идти. Оказавшись на поляне, увидел футбольные ворота, сделанные из трех березовых бревен - двух вкопанных в землю штанг и прибитой сверху гвоздями перекладины. На противоположном краю поляны стояли такие же. Он вспомнил, как когда-то давно помогал ставить ворота на этом поле - сейчас, конечно, их уже нет, а этим, новым, от силы год. Петр прошагал от одних ворот до других и направился дальше - в сторону оврага.
    Перед оврагом он остановился, на секунду задумался и повернул налево - туда, где начинался смешанный лес - березы и липы с осинами. Ускорив шаг, за несколько минут добрался до границы с густым ельником - молодые елочки рядом с пятнадцатиметровыми старыми елями, присел отдохнуть на небольшой пригорок, заметил кустик земляники с парой еще не дозрелых ягод, сорвал их и отправил в рот, после чего поморщился и вытянул вперед руки. Кисти заметно тряслись. Он на секунду закрыл глаза, потом уставился в полутьму, царившую в ельнике, вспомнил, как раньше любил искать и собирать грибы, как поднимал еловые лапы и находил спрятавшиеся под ними белые и подберезовики...
    В глубь леса вела просека, и Петр, поднявшись, зашагал по ней туда, где уже начинался большой лес - со старыми дубами и осокой по колено. Вдоль просеки тянулись две оставленные каким-то транспортом глубокие колеи, и кое-где в ямах, продавленных колесами, стояла вода. Он вспомнил, что в таких лужицах раньше видел головастиков и жуков-плавунцов... Наклонившись над одной из луж, быстро взглянул на свое отражение на поверхности воды и, свернув на заросшую, малозаметную тропку, пошел дальше - все глубже и глубже в лес.
    На тропинке местами встречались следы, оставленные копытами кабанов. С кабанами Петру встречаться вовсе не хотелось, несмотря на то, что в его кармане находился предмет, который помог бы ему в случае чего дать отпор не только кабанам, но и, скажем, медведю. Черный гладкий ствол "ТТ" и его рукоятка с пятиконечной звездочкой почему-то напоминали ему о детских играх в солдатики, игрушечных пистолетиках, стреляющих пластиковыми пульками и дворовых играх в "войнушку". На секунду он подумал, как замечательно было бы, окажись его "ТТ" тоже игрушечным, пластмассовым пистолетиком... Но оружие было боевое, с трудом раздобытое через нужных людей за весьма приличную сумму.
    Местность вокруг постепенно становилась болотистой, под ногами хлюпала вода. Петр вышел на берег небольшого озерца - двухметровый обрыв и под ним покрытая ряской темная, мутная вода. Он знал, что это вовсе не озеро, а настоящее болото - под тонким слоем воды пряталась глубокая трясина. Он встал на самый край обрыва и, достав пистолет, передернул затвор с неприятным, лязгающим звуком. Затем наклонился вперед и тихо сказал, обращаясь то ли к болоту, то ли к пистолету: "Некрасивая картина, правда?" Раздался гулкий хлопок, пара ворон и сойка, потревоженные, вспорхнули с веток, затем снова воцарилась тишина.
    Тем временем легкий ветерок уже почти развеял оставшиеся клочья утреннего тумана, над лесом уже вставало солнце, согревая своим теплом капельки росы на траве и листьях, и те испарялись, сверкнув в его лучах в последний раз.
     
                                                                            01.01.2010