Наш лагерь стоял в ущелье Кара-Джилга, на ручье Кара-Джилга-Кры, километрах в 15 от границы с Китаем, на высоте около 4200. Одна из «высоких» (4950) точек съемки у меня была на хребте, куда забираться было удобнее из поймы собственно Кара-Джилги, а не из притока, где был лагерь. Надо сказать, что в начале августа выпал снег, и все ручьи поумирали, ближайшая вода оказалась от нас в 20 км, в реке Мургаб, поэтому термины "ручей", "приток" и т.п. следует понимать исключительно как орографические понятия.

Однажды утром наш водила Витя отвозил меня в Кара-Джилгу, и по дороге, ткнув пальцем в группку скал, высказал соображение, что в тех скалках может быть мумие. А Витя был мужик, изящно выражаясь, полный, и потому его интерес к легкодоступному мумию был вполне понятен. Остальные-то носились повсюду, и выбирали сырье не абы какое, а только лучшее, иногда даже вполне коллекционного качества, ну а Вите, конечно, доставалось только от наших щедрот. Да и сезон подходил к концу.
Короче, приглянулись скалки Вите, и выглядели они вполне мумиевыми.

На этом гребне радиация была неприлично высокой, потому задерживаться там мы не любили. Я однажды оставил на точке кассету, на следующий день забрал и проявил – пластинка была абсолютно черной. Закончив работу максимально быстро, я вернулся в лагерь пешком, задолго до оговоренного с Витей времени встречи. До темноты еще оставалось часа три, и Витя отпросился у начальника смотаться в Кара-Джилгу, поковырять себе мумия. Взял кочергу и полотняный мешок для образцов, уехал.

Только мы сели пить чай, как слышим внизу в долине рев двигателя. Смотрим, летит к нам вверх наш 66-й, перепрыгивая через промоины, на такой скорости, с какой даже вниз не ездили никогда. Начальник (боксер в анамнезе) матерясь принял боевую стойку и приготовился бить Вите физию за насилие над казенным автомобилем. Машина подъехала, и из кабины вывалился нам на руки Витя, совершенно невменяемый, с лица серо-белый, как обложка журнала фототеодолитной съемки. Когда Витю несколько привели в чувство, надавали по щекам и заставили заглотить полстакана спирта, он поведал примерно следующее (специфические идиомы опускаю).

Подъехал я под скалы, что утром мы с Серегой присмотрели. Взял кочергу, мешок, полез. Подобрался к скале, смотрю, правильная скала, трещины вертикальные, мумия потеки. Начал из трещины сырье выгребать кочергой. Нагреб маленько, нагнулся, чтобы в мешок пересыпать, один комок переложил, другой, вдруг вижу, из трещины начинает высовываться рука. РУКА! Темнокожая. И тянется в мою сторону. Тонкие пальцы. Длинные ногти.

Кубарем скатился по склону, прыгнул в машину, завел, развернулся, подняв тучу пыли. Подождал пока пыль осядет, не ехать же неведомо куда, и тут начал себя успокаивать. (прим. автора: я так думаю, что это знакомая обстановка в кабине, привычный звук работающего мотора, обычные запахи на Витю так облагораживающе подействовали) Начал сам себе укоризны чинить. Я, взрослый человек, атеист и прагматик, можно даже сказать - циник... А тут придумал себе какую-то фигетень, какая-то рука в мумие, курам на смех!

Вылез из машины, но мотор глушить не стал. На дрожащих ногах медленно поднялся к скале. Вот скала, вот трещина, мумие из нее торчит. Кочерга валяется и мешок тоже. Никаких чудес. Фантазия богатая, да?

Стал снова подбирать мумие в мешок. Встал на колени... РУКА!!! Узкая кисть, правильной, какой-то аристократической формы. Прямо у меня перед носом. Светло-коричневая кожа с редкими рыжеватыми волосками, и я вижу песчинки, запутавшиеся в этих волосах, и между пальцами, приближающимися ко мне все ближе и ближе...

Витя не помнил, как доехал до лагеря, он пришел в себя в палатке, когда учуял под носом спирт.

Другой Витя (геммолог, с которым мы делили ставку повара) бросился к машине, с криком: "Еще светло, успею!". Я рванул за ним, но Виталий, начальник отряда, запретил... В таких выражениях запретил, что мы даже и не подумали его уговаривать. И не потому, что у него было ружжо.

Остаток сезона Витя-шофер ни разу больше не заехал в Кара-Джилгу. Кто-то, не помню кто, после этого однажды пошутил по поводу Витиной Кара-Джилгофобии, а Витя, никогда не лазивший в карман за резким словцом, как-то сжался, втянул голову в плечи и молча отвернулся. Больше никто этой темы не касался.

А на ту точку я ходил пешком из лагеря. Каждый раз я спускался к "тому" месту, но ни опознать ту группу скал, ни найти Витины мешок и кочергу мне не удалось. Ничего феноменального я тоже не увидел. Мумиевое сырье по щелям было, но хреновенькое.
Витя-геммолог потом признался, что тоже делал крюки в Кара-Джилгу, и тоже не нашел ни тех скал, ни других следов происшествия, только нашел небольшое проявление темных сапфиров.
Один из кусков породы с сапфиром я попытался подарить одной симпатичной третьекурснице, но сдуру рассказал ей и эту историю... Камень она не взяла, а меня с тех пор обходила стороной.
Пришлось подарить тот образец другой особе, менее впечатлительной.