Сотрудников колонии как будто набирали на службу поклонники Тарапуньки и Штепселя. Непостижимо, но факт. Или мелкие как гномы (у нас даже выражение в обиходе "мент тагильский, обыкновенный - это чуть больше двух дубинок ПР-73, поставленых друг на друга в высоту") или кабаны гренадерского роста с рожами маньяков. Нет гармонии, или жирный плюс или мелкий минус. Они нередко и ходили так по зоне-плюс на минус равно синус. Но один персонаж был уникальным... Средний рост, жирный вес, прапорщик Евгений Васильевич, он же Женя-Жопа.  Тучный дяденька предпенсионного возраста, очки в роговой оправе (в то время нихуя не модной). С Жопой его коллеги по охранно-шмональному бизнесу никогда не здороваются за руку и не пьют с ним чай. Причины для такой обструкции были-у него была невыбитая еще в школе привычка грызть колпачок ручки при написании документов. И при посадке в ШИЗО, если там дежурил Женя-Жопа, происходило цирковое представление. С конями. Оформляя очередного водворенного в шизняк, ЖЖ, сидя за столом и точа очередной колпачок командует приспустить трусы и ручкой приподымакт яйца-не привязано ли там чего. Проверяемый содрогается, чувствуя прикосновение к мошонке чего-то слюнявого и изжеваного. ЖЖ, убедившись в отсутствии недозволеных девайсов под яйцами, возвращается к прерваному любимому занятию и пихает колпачок в рот. Содрогаются все, даже служебные собаки. Женя за пределами колонии был ссыкловат и никогда не ходил по городу в форме. Однако поселяне и прочие расконвоированые преступные элементы узнавали ЖЖ даже в темноте и без формы. Люди они, вставшие на путь исправления и в принципе ихбояться нехуй, а наоборот помыкать удобнее, потому что за любой косяк вне зоны они бы вернулись от тёплых пёзд и домашней пищи обратно за колючку, к тёплым жопам петухов и баланде. Жопа этого то ли не понимал, то ли у него отказывала соображалка в стрессовых ситуациях, но когда на улице вечером с ним вежливо здоровались: "Здравствуйте, Евгений Васильевич", Жопа резко шел в отказ, бормоча как мантру: "Я не Женя, я Борис... Брат Женя есть, в колонии работает, а я его брат…".

    Как то раз Женя крепко попал в литейке. При шмонах в промзоне он всегда первым делом шел к завхозу литейки в кабинет и разрушал невьебенных размеров пирамиду из пустых спичечных коробков, которую завхоз долгими зимними вечерами от совершенного безделья строил. Мотивировал ЖЖ свои подлые действия тем, что возможно где-то в середине пирамиды в коробке может храниться что-то запретное, при этом гаденько улыбаясь. По паре часов он проводил в литейке, вскрывая и проверяя каждый коробок. Завхоз был уже на грани того чтоб раскрутиться (а в завхозы литейного цеха назначали как правило звероподобных мокрушников со сроком пиздец каким большим) и замочить представителя администрации при исполнении а труп сжечь нахуй в плавке чугуна, но вешать на себя второе убийство с отягчающими не хотелось и поэтому был разработан ниибаца дьявольский план. О том, что чеерез пару часов придут со шмоном, не знают только долбоёбы, которым это просто похуй. Все заинтересованые лица всегда начеку. Жене перед шмоном была заложена классическая мина-ловушка, путем помещения довольно свежей какули в один из коробков. Завхоз ждал и алкал мести. Шмон что-то задерживался. Наконец зондеркоманда в составе Жени и еще парочки инспекторов-режимников ввалилась в каптерку и Женя сразу же занялся пирамидой Хеопса. Режимники спокойно ждали пока старый прапор наиграется, курили и пиздели о чем-то с завхозом. Наконец, ЖЖ вскрыл заветную коробку. Какуля к тому времени побурела почти до черноты и покрылась аппетитной корочкой (нихуя не похожей на опий-сырец в глазах человека, хоть раз в жизни видевшего это, но Женя был не из прошареных наркоманов). Вопль восторга заклушил все звуки промзоны. Женя торжествующе хуйнул крепким указательным пальцем в запретное вещество, палец как хуй матёрого дефлоратора, пробил корочку и палец по первую фалангу оказался погруженным в экскременты. На Женином ебалееще пару долгих секунд продержалось выражение отчаянной надежды, но запашок говорил сам за себя. Первыми совершенно несолидно выбежали корча ужасные рожи режимники, за ними понуро покинул поле шмона сам Жопа, что-то уныло бормоча себе под нос…

    В принципе, ЖЖ был не вредный, просто ёбнутый. К нему относились можно сказать, жалеючи, как к деревенскому дурачку, который должен быть в каждой уважающей себя деревне, да и подавляющее большинство людей, работающих в зоне, относилось к зэкам спокойно. На шею сесть не давали, но и козней не строили.