Проснулись от шума деревьев и хлопанья палатки. К утру раздулся приличный ветрило. Ну, не блядство-ли? Всю неделю стояла тишина, а сегодня… А нам до базы километра четыре на веслах упираться, из них два - по большой воде. Ну, делать нехуй; сожрали последнюю тушенку, собрали шмотки.
- А с хлебом чё делать? - Валера держал в руках непочатую буханку круглого ржаного. Хлеб мы хранили всегда в холщёвом мешке. За неделю он дубел, но не плесневел, жрать в принципе можно. – Да повесь на дерево, пусть птички хавают –  отозвался Женька. Да и правда, не тащить же с собой. Через два часа будем на базе, а ещё через два – в городе.
Пока плыли по протокам, было ништяк. А как вышли в море наше рукотворное, слегка очканули.. Волна шла боковая - мама не горюй! Тут было не широко, километра два, но наши фанерные плавсредства под названием «Утёнок-2» к такому были явно не приспособлены. Пошли сначала под берегом – потом, как говорят на Волге, на  перебой. Ну, хлебнули водички ведёр по 5-6 в лодки, однако доплыли.

База размещалась на списанной  ржавой самоходке. Когда ткнулись в берег, перво-наперво перекурили. Сигарет оставалось на троих шесть штук. Ну да похуй! На «Ракете» в буфете возьмём. Сдали лодки и с рюкзаками потащились на пристань. До «Ракеты» было минут двадцать. На дебаркадере уже собрались пассажиры. Немного, человек восемь. Мы присели на лавочку, курнули по последней, поглядывая на дальний поворот. Но «Ракета» через двадцать минут не пришла. Не пришла и через сорок. Шкипер с дебаркадера ушёл звонить, а вернувшись сообщил: - На мель села. Теперь вечернюю ждите.
Возникло смутное ощущение, что мы попали. До вечерней часов пять. Курева нет, да и жрать после гребли-ебли начинало хотеться. Решили прогуляться до магазина, на другом конце села. Бросили шмотки у шкипера, попиздили солдатским шагом, минут двадцать. Село бедное, чёрное какое-то и безлюдное. На двери магазина издали завидели белую бумажку «Уехала на базу. Буду после 18-ти». Пиздец начинал обретать  реальное содержание. Пошли обратно. На пристани разговорили такого же, как мы городского рыбачка. Получили полпачки «Примы». Попили водички из колодца. Сидим. А потенциальные пассажиры подтягиваются, уже душ десятка два. Наконец слышим крик «Идёт!». Вот она наша красавица, так и чешет прямо к нам. Только что-то ведёт себя странно. Вместо того, чтобы честно подвалить к дебаркадеру, ход сбавила, и как-то вроде мимо намыливается. На палубу капитан выполз, с рупором, кричит: - «У меня перегруз, двигателЯ греются, а на море шторм. Никого взять не могу». Дали они по газам, рыгнули синим дымом и упиздили. А мы – остались. До утра. В полной, как говориться, жопе.

С ночлегом в принципе проблем не было. В те патриархальные советские времена  база предоставляла утомлённым рыбакам раздолбанную раскладушку за 70 (!) копеек за ночь. Но что жрать-то? И что курить? Одуревшие от «Примы» и ослабевшие от голода и лишений, мы опять потащились в магазин. Ходить по хатам и просить хлебушка как-то не  хотелось. О, чудо! Эта святая женщина таки да  вернулась с базы и  дверь «Промпродтоваров»  была широко распахнута.  Мы ломанулись внутрь.  И что же?

Промтовары в виде керосина, мыла и спичек в наличии имелись. А вот продтовары были представлены всего тремя образцами: напиток десертный креплёный «Золотая осень» ( в народе – « грушки-яблочки»), кабачковая икра для ДЕТСКОГО ПИТАНИЯ и «Минтай в масле». Судя по виду банок, минтай был изготовлен в год закладки семипалатинского полигона и оставался там во время всех испытаний ОМП. Из табачных изделий в свободной продаже имелись сигареты «Лира», слишком гнусные для города и слишком дорогие для села. Приобретя указанное в количестве по штуке на рыло, мы в четвёртый раз проделали путь до нашей баржи и расположились трапезничать на палубе, на ржавом железном ящике. Ветер к вечеру стих, заходящее солнце клонилось к замаслившейся воде. Потянуло прохладой. Откупорив пляшки и открыв банки,  мы уже разинули варежки, дабы вкусить… и тут перед нашим мысленным взором восстала ОНА, круглая, коричневая, брошенная нами на острове коврига хлеба! Ах, как нам сейчас её не хватало. С хлебушком-то и минтай в масле, и даже эта икра «после детского питания» пошли бы за милую душу. А вот без…. Пришлось обходиться наличным. Отхлёбывая поочерёдно из всех трёх посудин и укоряя друг друга в халатности, недальновидности и разпидяйстве, мы кое-как подкрепили наши угасающие силы и под влиянием напитка десертного креплёного, а также красот природы,  пришли даже в некое благорасположение духа. Но тут начали заёбывать комары, против которых была бессильна наша «Лира». Пришлось лезть в трюм.
Утренняя ракета шла рано, часов в 7, но уже за час мы были на пристани. И это правильно, поскольку число желающих покинуть эти ебеня увеличилось человек до тридцати. В ожидании, толпа молча, исподтишка, но остервенело боролась за место у трапа. «Ракета» пришла по расписанию. На подходе, метров за 10, на палубу вылез крошечный капитан в огромной фуражке и в неизменный рупор заорал шкиперу - «Михалыч, у тебя сколько?». Михалыч обвёл рукой нашу толпу. Капитан подумал, посмотрел в небо и по-барски рявкнул – «Беру всех!».
Ещё только скатываясь по трапу в душное тепло судна, мы уже ощутили божественный запах свежего пива и свежего хлеба. А ещё в буфете был подсохший «Швейцарский» сыр. Как раз под певко! И сигареты «Космос», любимая марка продвинутой советской интеллигенции. Два часа до города пролетели в крайне приятной обстановке. Хотя и птички остались не в обиде. Любим природу, хуле!

Коллеги, если вы склонны шляться с удочкой и ружьём по всяким глухим ебеням, НИКОГДА НЕ БРОСАЙТЕ ХЛЕБ, БЕРЕГИТЕ ДО ПОСЛЕДНЕГО. Конечно, некоторые скажут: времена другие, в любом сраном селе уже и шашлычная тебе, и пельменная, а уж пара ларьков с куревом точно. Не знаю, может быть… Только всё равно, лучше не бросайте!