Глеб Борисович.

И на этих словах Семён оттрубился напрочь – только мощный храп потрясал хлипкие стены избушки.

Я вышел во двор, достал коммуникатор и отправил депешу в Центр:

« Ситуация под контролем. Судьба академика на мази. Матроскин»

Вальяжно развалившись на травушку-муравушку, я сытый, пьяный и довольный равнодушно поглядывал на неровный строй утлых белых кораблей…
Человек, сидящий в центре паутины,
Превратится, рано или поздно, в паука.
И будет дёргать за все нити разом…
Убивать приговорённую жертву слаще всего на рассвете, когда первые бледно-багрянные лучи падают на её поникшее лицо…
На секунду, буквально на одно мгновенье, внутри меня шевельнулось гадкое чувство – а что если убить ИХ всех разом, чохом, и тогда отпадут все насущные проблемы?..
    И до самого последнего мгновения, когда шансы пропели все романсы, я  всё ещё  рассчитывал  от  них спастись…
Я бежал и бежал, сердце кровью обливалось, нырнул в замшелый подвал и пополз по битому кирпичу, забился в угол и тьма кромешная вокруг – а за спиной с диким уханьем летела свора …
Я открыл глаза – сквозь бледный свет луны просвечивали смутно знакомые предметы: кособокая избушка, силуэт сарая на фоне серо-желтоватого неба и чёрный зев конуры…
Ух! Это был всего лишь сон, кошмарный и липкий – я вытер обильный пот со лба.
Последнее время я сплю беспокойно, это началось вместе с делом академика Любищева…

Откровенья Любищева Ивана.

                                            И уйду в никуда на рассвете…

Собственно, меня и взяли на рассвете, когда робкие розовые лучи нежно гладили моё заросшее в синь вытянутое лицо.
С блаженной улыбкой идиота, выполнившего заветную, но непонятую никем!, миссию, я дрых на заднем сиденье своей красно-рыжей Тойоты-Камри. Мой храп раздавался по опушке берёзовой рощи милой какофонией некоего оркестра из театра абсурда.
Дверцы были нараспашку – люблю вкушать чистый, напоенный тугим соком, воздух.
Сквозь милый сон, где я гонял по округе целую орду негодяев, я уловил вполне реально пару увесистых затрещин и тройку злобных пинков. Приоткрыл глазки – ага, а вот и полковник Дорожкин Г.Б. собственной персоной…
Но я обратился к нему не по уставу:
- Приветствую тебя, о рыцарь печального образа, мистер Хорёк. Не бей меня, а приголубь, может и я на что-либо доброе пригожуся…
А началась вся эта безумная история с того приснопамятного вечерка – век его не забуду! – когда моя семья была вся в сборе на любимой даче…
Я валялся на гамаке, подрёмывая…
Звёзды на небе – они неспроста. Все каникулы я проводил в благословенном селе Райино. Моя бабушка Надя в то примечательное лето зачастую усаживала меня на шаткий плетень, мелкого худого воробушка семи лет, и показывала на яркую звезду на востоке, приговаривая:
- Эта звёздынька моя. Я с нею балакаю по-своему, она мне силу даёт, посему люди ко мне идут лечиться. А ты ищи Ванюша свою звезду, она тебе знак подаст.
- Какой знак, бабушка? – спрашивал я заворожено.
- У каждого человека свой, только его особый разговор с предназначенной звездой-судьбой.
С той славной поры я часто вскидываю свою русую кудрявую голову и всматриваюсь в неохватное звёздное полотнище – где же ты, моя звёздынька?!
Был тихий субботний вечер, вся моя семья блаженствовала на своём участке да на Пахре: жена Вера в бледно-зелёном халате готовила салат из свежих собственных даров наших восьми соток; сынок Коля возился, стряпая синего воздушного змия; дочушка Настенька тискала Сюзи, цвета антрацит спаниель…
Внезапно набежала туча, стрельнула белой змейкою молния, раскатисто прогремел гром.
Разверзлись хляби небесные и хлынул форменный ливень, заливая и поливая всё окрест.
Семья дружно столпилась на широкой веранде, увитой вьюном и диким виноградом.

Мы стояли в ряд по росту, предчувствуя таким военным строем, что пришло время сплотить ряды перед неясной угрозой.
Я ростом под метр девяноста, с крупной кудрявой головой; жена Вера дышит мне в пупок, поправляя в цветастый платочек каштановые роскошные косы; сынок Коля достаёт до милого прямого носика мамы – он прижимает к крепкой груди синего змия, гневно взирая на тучи карими широкими глазами; доченька Настенька по плечику братишки, а глазки у неё голубенькие, почти мои. У меня очи сине-небесные.
Тут у калитки с визгом затормозила машина, запиликал знакомый сигнал Ауди-8.
- Это дядя Степан! – закричал Коленька, сунул мне змия и поскакал отворять ворота. Промокшие, как два цуцика, сыночек и друг детства забежали на веранду…
Ученик академика.
В одном из спальных районов столицы живёт парень Миша. Обычный такой себе паренёк, ничем с виду не отличающийся от других своих собратьев, живущих от зарплаты до зарплаты и не хватающих звёзд с небес. Но это было не совсем так – Миша был романтик. Романтик и мечтатель. А еще он видит цветные сны.

Работает он рядовым м.н.с. на необычном предприятии «БИОФУМЗ».

Семьи нет, друзей нет и вообще он сирота – родители погибли в авиакатастрофе, когда ему было три годика: он их помнит очень смутно, зыбкие образы отца и матери колышатся на дне памяти. Но у мамы были зелёные глаза – это он запомнил чётко.

Но не думайте, что Миша плакал и горевал сутками напролёт – он был гордый.
Дело в том, что у него на виске с правой стороны была неведомо как туда попавшая капля седых волос, которая делала его непохожим на остальных. А ещё у него под левой лопаткой было родимое пятно величиной с серебрянный дореволюционный рубль.

Михаил этими знаками отличия чрезвычайно гордился, справедливо считая, что они делают его непохожим на остальных. Пусть чуть-чуть, но такая капля. А такой формы родинка была только у него и ни у кого больше. Всё это, как ему казалось, подчёркивало его непохожесть на остальных и выделяло среди бесконечного ряда посредственностей. Вот так и бывает. Достаточно одной небольшой капли, плюс малого кругляшка, чтобы считать себя полностью отличающимся от всех и неимоверно гордится этим.

Словом, вся эта история началась с шерше ля фам – он влюбился…