И все что натворил, я не могу стереть                   
И в зеркале хочу лицо другое я узреть                   
Том Уэйтс 

Я вырос в доме, где дверные пороги были пугающе высоки, проемы дверей – узки даже для ребенка, а все зеркала были разбиты или кривы.
    Но в этом доме все меня любили, и позволяли делать почти все, что хотел… а еще в том доме были книги, много книг. Научившись читать слишком рано, я читал слишком много. Не давайте детям много читать, прошу.
    Не часто, но со мною бывало так: среди солнечного дня, на центральной улице по пути домой из школы, или темной ночью, когда проснешься вдруг – накатывало ощущение невыразимой, сверкающе-белой тоски и свинцового, тяжелого одиночества.
    Еще в том доме, точнее, в другой его половине, жил мой лучший друг, с  которым мы пускали самодельные кораблики по весенним ручейкам. Сейчас он слишком далеко, и мы почти не общаемся.
    Потом, позже, были посиделки по подъездам , подвалам, паркам и скверам….. из того времени мне запомнилось многое – первая пьянка, первая накурь, первая ебля, первые пиздюли…
      Позже, годам к двадцати-двадцати пяти, когда я уже успел распробовать вкус опиатов и других ништяков, влюбиться, разлюбить, еще раз влюбиться, несколько раз сменить работу, то самое ощущение одинокой тоски накатывало все чаще, пока не стало постоянным. Нет и не было у меня более верной подруги, чем тоска.
    Теперь, в 33, мне, как и любому, впрочем, хочется хоть ненадолго вернуться назад. Остеречь, предупредить, спасти себя самого. Но даже если бы это было возможно – стоило ли бы это делать? Всему свое время, место и предназначение.
    Может быть, когда-нибудь все изменится. Я брошу пить, вылечу наконец зубы, даже займусь спортом (о как, бля), я перестану убивать себя, я начну улыбаться, мои глаза забудут о том, что такое слезы, я, в конце концов, наконец встречусь с той, кого люблю… Может быть, когда-нибудь…
    А пока – есть только  серое небо, грязный снег, холод, уродливые деревья, уродливые дома и уродливые люди за окном, я стою у окна и судорожно борюсь с желанием заплакать или заорать во всю глотку, а вечером я опять напьюсь до опизденения, держась за стены, добреду от компьютера до дивана, упаду и забудусь. Проснувшись в поту, трясясь чуть ли не в судорогах, я поползу на работу, похмелюсь и буду точно так же, как вчера, позавчера и неделю назад под грустную музыку смотреть сквозь немытое зарешеченное окно на улицу, борясь со слезами, а вечером все повторится, и так изо дня в день, пока не догорит к хуям костер моей жизни, пока не погаснет последняя искра. Похуй. Похуй. Ебись все конем. Shine on you crazy diamond, хехехе…
    …………………………
;…………………………
;……………….
    «Я думаю  о  различных  вещах  и, сквозь них, непрерывно думаю  о  Боге. Иногда мне  кажется, что Бог так же  непрерывно,  сквозь тысячу  посторонних вещей, думает обо  мне…. Иногда мне чудится даже, что моя боль - частица  Божьего существа. Значит, чем сильнее моя боль...»  (с) Г. Иванов