Прошло уже полгода с того счастливого  момента как я поступила в МАРХИ. Сдала первую сессию на отлично, и с чистой совестью предавалась невинным,  школьным ещё по сути,  развлечениям вроде посещения бывших одноклассниц,  с полу секретным  распитием слабых алкогольных напитков.
И вот однажды  вечером выхожу из гостей. На улице пурга, метель, темень, бесприютно и хочется поскорее укрыться  хоть в каком-нибудь тёплом уголке. До дома пёхать минут двадцать и  я, завернутая в  огромную темно-зелёную дубленку, безнадежно  бреду  заданным автопилотом курсом.
Тут откуда ни возьмись подъезжает форд Гранада в тон моей дубленке. Открывается окно, выглядывает усатый дядька с добрыми-добрыми глазами и спрашивает, - «Давай подвезу?».
Внушил он мне доверие. Села. Едем.
В  машине хорошо  - тепло, музыка. Он молчит и я молчу. Довез до дома, проводил до лифта. Ну, пока, пока. Я его спросила только – « А  усы зачем?». Он смутился, рукой их прикрыл, говорит, ну вот, мол, решил попробовать, как оно – с усами. Я сказала – «Ааа, ясно. Спасибо большое что подвез».  Он сказал – «Пожалуйста». Я оставила номер телефона свой зачем-то, наверное, по инерции общего благолепия.
На  следующий день он снова приехал на своей Гранаде и уже без усов.
Поехали мы в кофейню. Сидим, пьем шампанское, едим шоколад и какую-то хрень типа салата. Тут  появляется моя школьная учительница по английскому  - оказалось, что это  кафе её мужа. Вот так вот вроде и не в  провинции живем, а  куда ни плюнь, всюду кто-то. Я рефлекторно напряглась, но потом поняла, что никакая она мне больше не учительница, потому что я уже студентка. «Сту-ден-тка». Это слово звучало как музыка, то есть я уже совершенно взрослая и могу распивать шампанское, бренди, или текилу  с кем угодно. «Добрый вечер, Оксана Ивановна!» по- комсомольски звонко поздоровалась я. Она в ответ только грустно улыбнулась и ретировалась в кулуары.

А над нашим столиком то и дело повисали паузы неловких молчаний. Ни умом, ни понтами новый знакомый меня не впечатлил. Никаких занятных происшествий, кроме встречи с бывшей наставницей за ужином не произошло. Скучая, я думала о том, что напрасно  согласилась приехать сюда.
Звали  моего спутника Вовка Скачков, и было ему уже ни много ни мало, а целый тридцатник. Работал он, как выяснилось, дальнобойщиком. Подружки все, конечно, попадают, когда узнают, с кем я связалась, но вот как раз связываться с ним и не хотелось.
Мы доели салат, выпили вино, и он меня повез домой. Тогда только я обратила внимание, что машину Скачков водил настолько роскошно, что его можно было любить только за это. И я невольно залюбовалась им.  Он сидел в кресле совершенно расслабленно, развалившись, руль не держал даже, а придерживал совсем небрежно,  машина двигалась плавно, нежно, мы спокойно преодолевали заносы, крутые обледеневшие горки, заторы и там, где все знакомые мне водители обычно матерились и напрягались, Скачков вальяжно подремывал. Это было красиво.
Внешне он не представлял из себя ничего особенного – средний рост, среднее сложение, курносый нос, но синие глаза  и  низкий приятный голос вне сомнений придавали ему некоторый шарм.
Он снова  проводил меня до дома, мы зашли в подъезд и инерционно или традиционно начали целоваться. Оказалось, что целуется он также бесподобно как водит машину. При этом он  настолько грамотно меня лапал, что я буквально млела. Все мои предыдущие мальчики сразу и безвозвратно поблекли, все любови и романы превратились в игру понарошку, когда дети пытаются изображать взрослых, но остаются при этом детьми.

Вскоре должен был наступить  Новый год, и Вовка позвал отмечать его вместе у его знакомых .
После празднования, где Скачков , надо отдать ему должное, нажрался до чёртиков, мы поехали к нему, там и заночевали.  Когда он стал ко мне приставать, я ему честно призналась, что девственна. Он решил отложить столь серьёзное мероприятие как дефлорация на другой день и, моментально отключившись, захрапел.
Потом я ещё не один раз ночевала у него, но взаимного проникновения гениталий не происходило.
Не  хотел он склонять меня к сексу, ждал, так сказать, порыва  от меня.
Естественно ускоряя его наступление  всеми подручными средствами. Он меня так обрабатывал руками, что я, балдея, чуть не теряла сознание. Умело пальпируя  мою невинную м-м-мм… плоть,  умудрялся всунуть туда чуть ли не всю руку целиком. Что было удивительно, потому мне лично не удавалось даже в воспользоваться тампонами в эти дня.
После всех петтинговых  экзерсисов, Скачков всегда уходил  в ванну. Я тогда даже не догадывалась для чего. Ну, герой, короче, что и говорить, парень с выдержкой.

Ладно. Как-то раз лежим мы себе спокойно в кровати, отдыхаем, греемся, говорим о том о сём, и тут он одеялку откидывает, а там … хуй. Я первый раз в жизни его увидела. Здоровенный стоячий хуй. Сказать, что я не испытала в тот момент восторга – не сказать ничего. Чувства брезгливости и страха наползли со всех сторон, но будучи уже достаточно большой девочкой, я понимала, что слова вроде «Буээ какая гадость» будут явно неуместны, поэтому я просто снова накрыла его одеяльцем и ушла в другую комнату, осмыслить увиденное. Взрослый секс снова не состоялся.
Приближался уже праздник 23 февраля, когда мы со Скачковым набравшись текилы  у его брата на дне рожденья, залезли в Гранаду, чтобы ехать домой.
И тут посмотрела я на него совершенно по-иному, как в кино, когда вдруг увидел герой героиню и тут же включилась романтическая музыка и им обоим показалось, что бегут они по берегу моря навстречу друг другу… В общем таким он мне клеевым показался, таким сильным, таким желанным, что я, запрыгнув к нему на колени, принялась самозабвенно его облизывать и целовать. 
Скачков не растерялся и первым делом расстегнул ширинку, чтобы мало ли что долгожданный порыв не упустить.  Мы уползли на заднее сидение. От него приятно пахло подаренным мною же одеколоном. Я откинула голову  и увидела через заднее стекло, как метель кружится и бьётся снаружи. И так мне стало хорошо, уютно, тепло, такая нега разлилась по телу, что я почти не почувствовала боли.
Мне всегда представлялось, что в этот момент из меня выльется целое море крови, а боль будет чудовищной. От чего весь процесс приобретал кроме манящей загадочной  ореол мученичества.
В общем всё оказалось совсем не так, никакой крови я вначале вообще не обнаружила и мук не оказалось тоже. Было приятно и  смешно, что всё оказалось так просто.
Утром я долго рассматривала себя  в зеркале, ведь что-то однозначно должно было измениться, но не изменилось ничего. Тот же румянец и ясный взгляд, то есть на лбу –то о девственности ничего написано не было, а я переживала.
Ебался, Скачков как бог. Или как дьявол, что по сути одно и то же. Это была явно его сильная черта. Но только не надо было в него влюбляться за это.
Хороший секс – не повод для глубоких чувств!
А я влюбилась. Я пыталась облагородить его убитую холостяцкую берлогу, возила ему продукты и варила (о боже!) варила супы. Это был бред по сути, потому что Скачкову, кроме пива и доширака, не было нужно, ничего.
Какие  супы? Какие занавесочки?  С такими говнюками надо просто цинично ебаться и спокойно идти домой.

Скачков пил, пил постоянно, я тогда не знала, что если человек пьет ежедневно, то это его личный выбор, а если ты пытаешься его переделать, то это уже твоя проблема.
Кроме того, он имел неприятную привычку пропадать. Был Скачков и нет Скачкова. Неделя, две недели, месяц,  его нет. Я не сплю ночей, названиваю ему на домашний, на мобильный, не для того, чтобы поговорить, а для того, видите ли, чтобы понять, что он живой и здоровый. Ну дура, дура полная.

Потом Скачков снова возникал. Рассказывал, что вот сейчас он выкупит фуру и будет работать на себя. Я распускала слюни, подсчитывая будущую прибыль, и думала даже о том, чтобы выйти за него замуж и родить детей. Всё это конечно было полнейшим абсурдом, поскольку чувства ответственности Скачков был лишен напрочь, будто его удалили когда-то давно как лишнюю, ненужную деталь, вырезали как аппендицит.
Зато ебались мы  как  кролики на чудо-батарейках.  Раком, боком, на весу,  в ванной, в прихожей, на полу. В лифте, в парке, в гостях… 

Днем я  ходила на  лекции, после  в библиотеку , учила, зубрила, чертила,  а вечером ехала к нему, или он меня забирал, и мы начинали  чуть ли не в машине, поспать буквально не получалось, потому что когда мы ложились спать и он меня обнимал, я чувствовала, что у него снова стоит.
Родители боялись, что я стала наркоманкой, черные круги под глазами, вес минус десять кг, вид  шальной и напряженно весёлый, пропадаю по ночам.
Я их успокоила и даже познакомила  с Вовой. Он им почему-то очень  понравился. А может они просто обрадовались, что я не наркоманка.

Долго ли коротко ли прошло полгода. Скачков снова пропал. Это у него называлось «уехал в командировку». Этого козла не было два месяца. Два месяца я не слышала о нем ничего!
И вот как-то ночью сплю я в своей нежной девичьей постельке, дома значит, а надо заметить, что за два месяца без него я снова поправилась, зарумянилась и приобрела вид здоровой деревенской девушки. Вступать в половые контакты с однокурсниками после Скачкова было, конечно же,  немыслимо. Эти прыщавые слюнтяи теперь ничего кроме омерзения у меня не вызывали. Я твердо решила, что если уж  и отдавать кому –то своё упругое драгоценное тело так в хорошие крепкие руки, а не в потные ладошки.

Короче, лежу, сплю, вижу во сне белогривых лошадок, розовые облака и карамельные реки. Звонок.
Хриплый низкий голос  как из преисподней «Мурка, это я».  (Ну, что за манера назвать меня «Мурка»? Я Маша, Маша, просто Мария, ёлки).
Я была зла на него и выключила телефон.

Утром выхожу вся на позитиве гулять с собакой и вижу – Скачков спит прямо на моей  лестничной площадке! Помятый, похмельный, жалкий, только  куртка у него была клеевая -  тонкая кожа и выделка отличная, и жаль мне стало куртку, вот куртку было жалко ,а эту сволочь ни капельки.
Звук закрывающейся двери разбудил его  и он начал что-то там бубнить спросонья типа «Ты такая красивая, ты такая обалденная, конечно, такая девушка не для меня».
Я тогда кроме отвращения и жалости ничего к нему не почувствовала  и попросила, чтоб он  валил отсюда куда-нибудь подальше и навсегда, и он действительно, отвалил. Заполз в свою грёбаную Гранаду и уехал.

Больше я его не видела  и не слышала.
И сейчас меня утешает только одно, что тебе, Скачков уже сорок пять и ты наверняка  вонючий, спившийся козлина, у которого ничего уже не стоит, а я вся распрекрасная, выгляжу отлично и жизнь у меня удалась.
Как же чудесно , что ты тогда съебался, гандон...