Надеюсь, убеждать тебя не надо, мой читатель, что стародавний бретер и забияка Асмодейкин одним словом "изволь" удовлетворил ухаря Гаврилу, согласившись на выяснение отношений. Кто хотел, и кто смог загрузились в три микроавтобуса и печальной кавалькадой покатили на заброшенный стадион, удобно безлюдный и пустынный.
  Итак, мизансцена такая: ночь, старый стадион, ливень, толпа народа в свете шести фар импровизированного ристалища и в центре всего этого Григорий Константинович Асмодейкин...
  - Ну что, я бросил вызов, потому вам выбирать оружие, московский сударь...
  - Кх... кх... гм...- прокашлялся Гриша и робко начал:- Я-а-а бы не стал... э-э-э... при отстаивании своей точки зрения пользоваться какими-либо-о-о... инструментами... во избежание-е-е...
  - Вот как? Может, предложишь нам по шматку вассаби съесть - кто первый заплачет, тот и не мужик? Ха-ха-ха!!!- так шутил Гав-Гав.
  Толпа выпала. Вокруг стоял сардонический хохот. Григорий Константиович оборачивался на 360 градусов и видел, как от смеха у них трясутся зонтики и капюшоны. Чувствовал, как становятся противны и по-настоящему ненавистны теперь эти выдающиеся рожи, как он начал выходить из себя. Ощущал, как из надпочечников шумно поднимается адреналин, как в его холодные жилы вливается этот огонь, как учащается дыхание, как дождь не сбивает жара с его щек...
  - Значит, ты хочешь, чтобы я голыми руками произвел твоё умерщвление, купец ты наш Калашников?..- смеялся ему в лицо Гавриил.
  - Хочу, Гаврюша, хочу.
  - На что только не пойдешь ради гостя дорогого,- сказал Гаврюша и ударом разбил врачу очки.
  - У тебя отчество случайно не Гаврилович?- спросил Асмодейкин, отряхнув с лица останки стекла и железа.
  - Хотя бы. А что?
  - И сестра наверно есть, милиции служит?
  - Есть. И что ты этим хочешь сказать, шляпа!?
  - Да ничего особенного. Забудь. Просто хотел сказать, что ты бьешь, как баба.
  Следующим ударом Гаврила попал Асмодейкину в челюсть и сокрушил на землю. Красная морская волна поднакрыла Григория Константиновича и солью проявилась во рту и на губах. Дождь тут же смыл эту непрошенную волну. Тяжело было врачу подняться, но он смог, причем сделал это, увернувшись от размашистого пинка. Гаврила не попал по столичной роже ногой и прокрутился на пятке вокруг своей оси на склизком газоне, тем самым, оказавшись спиной к Асмодейкину. Гаврила развернулся обратно, а перед его глазами уже восстал Григорий Константинович, который сказал: "Ку-ку" и провел ему "двойку" - корпус-голова. Гаврила был потрясен и в нетвердом состоянии грогги. Но совсем обескуражен этот скосырь стал, когда оказался на футбольном газоне от проведенного психиатром прямого в зубы. Асмодейкин восторжествовал в душе, но успокоился скоро, так как получил с боку неимоверный удар лопатой от одного из множества "секундантов". Такой подлости он не встречал даже в Москве. Теперь уже чёрная гудящая в
олна прихлопнула его, кинула на землю, как в глубокую перину и мешала что-либо понимать, а дождю понадобилось секунд десять с гаком, что бы очухать сознанье. Ещё больше Григорию взгрустнулось, когда он уяснил, что живым ему с этой поляны, увы, не выйти. А понял это он четко, потому что со штыковыми лопатами он через пелену увидел уже двух мастеров заплечных дел. Слова Гаврюши только подтвердили его страшные предчувствия:
  - Подождите, ребята, сразу не кончайте его... Он должен понимать, за какие заслуги подыхает...- попросил он у сподвижников, а потом к Асмодейкину:- Я пятнадцать лет пытался от чего-нибудь её спасти или просто помочь, выручить, быть полезным!.. Я пятнадцать лет смешон... все это видят и знают, кроме неё!.. А тут какому-то приблудному, тфу!.. москвичу враз повезло. И ты думаешь, что можешь вот так запросто приехать и на мечте всей моей жизни жениться? А свой паспорт перед загсом ты не хочешь съесть? Ха-ха-ха!!! Ваши не пляшут, Гриша, моя Маша, а не ваша!.. Зря ты это затеял, "москва", мог бы ещё жить...
  Выкрикивая эти признания, Гаврила сидел на газоне, обливаемый потоками воды и, сплевывая красную водичку, потом потихоньку принялся вставать. Приходить в себя и подниматься на ноги начал и Григорий Константинович.
  Вот, Гавриил и Асмодей встали близко друг перед другом, а скорей недруг пред недругом...
  Всё. Увы тебе, психиатр. Увы и ах! Дело твоё - дрянцо. Труба пришла твоей бурной психической и психиатрической деятельности. Пробил твой час. Пора. Пиши, брат, слово "пропало". Помирать тебе на чужбине. В такой ситуевине тебе даже твой преданный Серый Волк Подподушкин ничем не смог бы повлиять. В этом случае говорят банальную фразу: "Ты оказался не в то время, не в том месте..." и не ту полюбил, добавил бы я...
  Но что это?! Асмодей словно бы не согласен с этим. Он встал прямо, как суслик-сурикат, мягко развел в стороны руками и свел их к груди на манер ушуиста, будто он сейчас всю эту гурьбу собирается побивахом. Глаза его остекленели, взгляд сфокусировался на гаврилиной переносице, брови чуть нахмурились, а губы едва слышно зашевелились. Что шептали его уста, слышал только самдруг стоящий. Гаврила через пятнадцать секунд сделал такую же сосредоточенную мину, прошел влево с отвисшей губой, взял у товарища, снимающего дерн, лопату и ка-а-ак... трахнет этой лопатой своего товарища, потом соседа, потом ещё, потом по автомобилю, по фаре, по фаре... В неприятельских рядах смятение! Деморализованные от неожиданности враги, скоро опомнились и бросились урезонивать друга. Вдруг разбушевавшегося Гаврилу насилу прижали к земле и побили по щекам. Он оклемался от затмения, стал выкрикивать короткие вопли и биться в конвульсиях, а изо рта у него пошла розовая пена. Сумятица. Асмодейкин под шу
мок и панику бочком-траверсом скользнул из света фар, по пути ткнул пальцем в глаз одному, заметившему его, пьяному пособнику Гаврилы и как дал стрекача, куда глаза в темноте глядят... Наткнулся на высокий забор или врата, перелез, спрыгнул на какую-то машину, потом на землю...
  - Эх, ноги мои, ноги, не подведите!!! Ну вот, наконец-то я пописял...- шепнул он сам себе и поскакал фляером в неизвестном направлении. Бежал и думал: "Пусть только этот профессор кислых щей Шифон мне ещё хоть раз что-нибудь вякнет о моей профессиональной несостоятельности! Засверлю взглядом, суку!"
Григорий Константинович выскочил на какую-то грунтовую дорогу. Как назло ни зги вокруг, хоть глаз коли. Вместо отраженного от луны света из-за черной тучи еле бледнело размытое пятнышко. Ливень хлестал по лицу удирающего Асмодейкина. При полной темноте воздуха он поскальзывался на глине, вставал и драл дальше, а уже недалеко за спиной послышались клаксоны нескольких автомобилей и запрыгали бледные лучи фар. Погоня! Ату, его!
  В темноте беглец разобрал перед собой как будто редколесье.
  "Побегу-ка я в ту степь, которая лес. В лесочке проще укрыться и машины не достанут,- смекнул он.- Только бы шар себе веткой не выколоть"
  В отношении редколесья он был прав, таковое присутствовало перед ним; да вот промеж одиночных хвойных и лиственных деревцев там находились также и могилки, которых сразу он и не приметил. На пути Григория Константиновича простиралось старое заброшенное "Южное" кладбище. Заброшенное - не заброшенное, кому надо было, тот его посещал, но на нём уже давно не хоронили официально. То, что он попал прямиком на погост, Асмодейкин понял только когда наткнулся на оградку и порвал рукав пиджака.
  "Тут меня сразу и похоронят, эти сабурбанцы* дикошарые,- подтрунивал он над собой в трудную годыну и сам же себя бодрил:- Ну, уж хуиньки, сказал заинька! Беги со всей прыти, Гришенька, авось не пропадешь..."
  И он отчаянно рванул вперед, виляя по лабиринту оградок, склепов и просто бугорков, натыкаясь на колкие лапы елок и ветхие православные кресты с тремя непараллельными перекладинами, спотыкаясь и скользя по размокшей земле. Где-то рядом ухукнул филин, а ему в ответ выпь захохотала. Одно сучковатое, черное дерево грозно охнуло: "Не прелюбодействуй!", другая коряга слева сказала: "Не ходи в игрища и братчины!", а молодая сосенка хихикнула и шепнула просто: "Дураков начальник". Слышался ему позади как будто свист и пару выстрелов пистолета. Пробежав по этому покойному месту порядка двухсот метров в глубь (по крайней мере, ему так показалось), он увидел метрах в двадцати от себя силуэт часовни. Ещё дальше торчали холмы с деревами, а промеж них спасительные огни города.
  - Ну, Гриша, ещё чуть-чуть осталось, поднажми!- сказал он вслух.
  И вдруг... хлоп, хлюп!.. что-то хрустнуло в качелях и пошло не так! Врач в мгновение ока оказался по коленья провален под землю. Раздался хлюпающий, засасывающий звук компрессии, похожий на тот, когда залупный поршень проникает в готовый к ебатексу пиздовик... Через пару секунд, когда он резко попытался вылезти из ловушки, его и вовсе засосало по самое начало ног. Вода ручьями начала заливаться под ноги, а земля затягивать. Это, как вы уже догадались, Григорий Константинович попал обеими ногами в древнюю, обветшалую могилку. Глина, размокшая почва, святая няша-параша засосали его, увлекая на место бывшего здесь тела истлевшего покойничка и его сгнившей домовины. Шевелиться теперь было противопоказано. Громко взывать к помощи тоже. И само время также работало против него. Но вдруг из часовни вышел "фонарик", может быть спасительный фонарик...