Вместо эпиграфа
Если бы меня спросили, - а что ты мил человек делаешь на этой земле? По какой хрен ты тут живёшь, дефекалишь, размножаешься? Не зная верного ответа, я отмазался бы не смешной шуткой: «Не живу братцы, - выживаю. С ноября 1982 года, с тех самых пор, как лёг спать и не проснулся четырежды герой Отечества, последний из капитальных и такой же стабильный как Эмпайр Стейтс Билдинг».
После этого «Эмпайра» приходили иные лидеры, к счастью одноразовые, как те контрацептивы, производства Советского автопрома. Были сухие законы и программы-погромы, призванные в пятьсот дней вытащить страну из заднего прохода и осчастливить россиянина так, чтобы он сука до смерти запомнил.
Много людей тогда склеило свои старенькие тапки, запомнив до смерти: кто с голоду, кто с холоду, иные отравились суррогатами, когда Антихрист с метастазой в полбашки, ставил свои поганские опыты. Многие, да не все.
Одни, пересилив себя, встали на новые рельсы и поехали: кто в долговую яму с петлёй на шее или утюгом в жопе, другие - в очаговый коммунизм.
Ветераны, которым, ясен член, учиться поздно, здоровье не то, да и голова, закодированная большевиками, уже не та, тупо пошли на помойку. Не верите? Да вы, не масон ли часом?!
Но те, которым в переломные годы было двадцать лет и чуть более, откушали по полной программе. Представьте, каково это, когда в голове звучат «Союз нерушимый» и «Взвейтесь кострами», - ломать через колено собственную жизнь и убеждения. Отказываться от стереотипов, внутренних штрих-кодов, но самое главное - от совести. Недобитки? Как есть бог.
Живу, смотрю на те чудеса, творящиеся в Отечестве. Продаваемые Крымы и эскадрильи атомных бомбардировщиков. Жирующих быдлос-всадников и дохнущий с голодухи плебс. Матерей, бросающих с балкона грудных детей, и мента мусорянского, продающегося братку за жабью шкурку вместе с удостоверением и натруженной задницей.
Смотрю и не могу нарадоваться. Вот же она, калиюга. Неотвратимый пиздец, которого все так долго ожидали. Предсказанный, товарищами Вельзевулом, Иоанном Богословом и Володей Немецким.
Не знаю, сколько мне свыше отпущено, но видимо придётся ещё какое-то время порадоваться. Да хрена ль нам? Мы - пскапские!
Деревня (пролог)
Моя деревня всё ещё жива. За тьму веков к ней подбирались орды самых разнообразных гитлеро-сталиных, её травили псами перестроек, держали впроголодь. Все эксперименты современности ставились именно здесь и на ней. Хлорку с самолёта не распыляли? Так ещё не срок. Однако деревня живёт и трудится. Пашет землю и пьёт водку с брагой, в зависимости от достатка. Дерётся на Масленицу и доит корову. Она существует! Не корова, Деревня.
Жители деревни очень гордятся фактом своей деревенскости, ибо в сёлах изначально князья селили своих смердов, тогда как деревня всегда была вольной. Вольной ли? Ну, хотя бы имелась видимость, а это уже кое-что. Нам большего и не надо. Всего-то и делов, что поводок удлинили, а каков полёт?!
Со временем понятия село-деревня утратили изначальный смысл, уравнялись, и потому я буду периодически срываться. Называя жителей деревни то селянами (от сельской местности) то односельчанами, поскольку проживаем бок о бок.
По правилам жанра здесь я должен описать природу, местоположение и внутреннее устройство этой колонии человеков. Итак?
Среди холмов и берёзовых рощ, в излучине голубой полноводной реки, расположилась моя махонькая Родина. Когда-то в город ездили на лошадях, ходили пешком, убивая на это цельный день и более. С тех пор город разросся, вытянулся вдоль реки, и теперь мои односельчане за несколько минут, кто пешком, а кто на велосипеде, достигают окраин города.
Зачем? Да кто зачем. Одному новая рубаха нужна, другому гвозди, третий продуктами затариться спешит. Понятно, что в городе со всеми означенными девайсами значительно проще. Так что не удивляйтесь по ходу повествования, если мой герой за час смотается в город и обратно. Одним словом смычка. Кто не знает что это такое, пусть спросит у тех, кто знает. Только шёпотом и не перебивайте.
В деревне примерно триста дворов, то есть по современным меркам, это довольно крупное хозяйство. Почему по современным? Да потому лишь, что за последние годы нашими безголовыми какбылидерами (это слово пишется слитно) погублено столько сельхоз угодий и населённых пунктов, а деревушки в полторы старухи уже никого не удивляют, что три сотни дворов - это гигантский человечник.
В деревне есть маленькая школа-восьмилетка, далее ребятня доучивается в городе, благо идти до него… да чего тут идти-то? Вон же он.
У нас есть амбулатория со своим фельдшером (фелшар по-нашему), надо сказать, очень профессиональным человеком. Таких раньше называли подвижниками. Но, о нём чуть позже. Есть магазинчик с вполне сносным снабжением.
Кладбище. Отдельная история, запутанная, как всегда со своими тайнами, кровавыми и мистическими. Наверное, так принято, любое кладбище, как двери в иное, украшать байками. Чуть позже придётся детально пройтись по этому необходимому атрибуту человеческой жизни.
Но главное, в деревне есть голова. Председатель колхоза. Именно колхоза, не надо делать такие дерьмократические мордашки. Не все эти подразделения удалось похоронить Егоркам со Чурбайсы.
Председатель. Вот с него, пожалуй, и начнём нашу историю. Поскольку есть серьёзное подозрение, что без этого человека не было бы ни колхоза, ни самой деревни. Русская земля исконно людьми держится, ими и жива. Что стадо? Их везде хватает, имею в виду стад. Главное кто идёт впереди. Тупой баран, или всё же пастух, мудрый и дальновидный.
Председатель
«Коммунизма я вам не обещаю, но пахать будете так, что с одного сливного устройства закапает». Это слова нашего председателя, Танюшкина Александра Ивановича.
Мужик! Так говорят про Танюшкина. Вкладывая в это обыденное слово и гордость за то, что вот у нас есть, а вам не обломилось, и уважение, которое ещё заслужить надо. Вообще в наше время, когда недовольство испытывает всяк, от взрослого до подростка, уважение заработать не просто. Дядя Саша его имеет.
Вернувшись в восемьдесят девятом году из «Братских песков» без правой руки, но с орденом и в звании майора ДШБ, Александр Иванович, тогда ещё Саша, даже и не подумал отчаиваться. Садиться с губной гармошкой в подземном переходе, и, жалостливо подвывая, отмывать у пролетариев медяки на нитхинол? Ну, щас!
Через военкомат и комитет воинов-интернационалистов он выбил-таки себе внеплановую руку, научился ей пользоваться и поступил конюхом в родной колхоз. Пахал так, что ночью вздрагивал от боли в надорванных мышцах. Через какое-то время люди заметили Танюшкина, и когда пришёл срок менять бригадира (очередной спился), обчество единогласно проголосило именно за нашего бравого десантника.
Пьёт дядя Саша крайне редко и только запоями, справедливо полагая, что если уж и мараться, то по-мужски. В такие дни его жена Надежда, прихватив десятилетнего Тимку, обычно уходит жить к маме. Дерётся? Нет, конечно. Но, скажите мне, кто бы из вас выдержал трое суток афганских песен и декламации по памяти «Мцыри»?
Но, это раз в год, не более. В остальное же время Танюшкин въябывает (слово такое), как тот негр на галере, и горе нерадивому подчинённому, не угнавшемуся за «одноруким бандитом».
А ещё у председателя есть страсть. Витька, лётчик сельхоавиации, тот самый, что опыляет поля разной гадостью, давно в курсе председательского глюка, и в меру сил помогает ему, чем может.
Мало кто знает, что это за счастье, смотреть на землю оттуда, с неба, и орать от восторга, зная, что никто тебя не слышит. Александр Иванович даже просил у Витьки научить его управлению «кукурузником», но тут уж мимо. А жаль!
День председателя не отличается какими-то разнообразиями. Утренняя оперативка с основными руководителями - быстрая, солдатская, без лишних слов. Так мог настроить только кадровый офицер, вояка. Потом объезд угодий и подразделений. Допинг-пропиздон на местах и поощрение в виде хлопка деревяшкой по горбу отличившегося. Далее город с его агроснабами, понтовитыми администрациями итд. Быстрый обед на скорую руку, полчаса дивана с телевизионными новостями и всё сначала.
Вечером Александр Иванович занимается с Тимкой авиамоделизмом, выслушивая основные новости школы и деревни вообще. Сын рассуждает по-взрослому, сурово поджимая губы в особо драматических местах, а отец любуется на своё отражение. Вот такая идиллия колхозных масштабов.
***
Долго думал с чего начать повествование. С утра, так это уже было? А давайте-ка поступим наоборот. Итак!
День давно закончился, истончился вечер, на деревню опустилась ночь. А что делать, если у неё так принято? Только закончится день, а она, то есть ночь, тут как тут и давай опускаться.
Отбрехали собаки, отмычались коровы. В смысле не насовсем отмычались, а только на сегодня.
Маринка Донцова, вернее Марина Устиновна, сидела в своём маленьком кабинетике и тупо перебирала бумаги. Почему тупо? А устала. Целый день металась, как тот деликатес во рту Стародворской. То подавай отчётность по допризывникам, то вынь да положь сводку по наркоманам. А где их взять, тех наркоманов? Везде развелись как тараканы, а в деревне нет ни одного. Беда прямо. Хоть самой для отчётности на иголку не прыгай. Было, повадились в Крестовке, - это южный аппендикс Деревни, молодые городские засранцы травой промышлять. Марина долго не рассуждала. Вызвонила одноклассника из ОМОНа, и тот с такими же друзьями, частным образом, так отмудохали «купцов», что тех вымело из Крестовки словно метлой. Говорят, вновь зашевелились, надо бы заняться.
Ещё с утра договорились с Андрюшкой сходить в кино, так всё хорошо начиналось.
- Мариночка, если ты не против, я к тебе часов в шесть заскочу? – Андрюшка улыбался. А он когда на Маринку смотрит, всегда улыбается.
- Я-то не против, - Марина рассмеялась, - да ведь ты опоздаешь.
- Когда это я опаздывал? – Андрюшка деланно возмутился.
- Да всегда, - теперь Марина уже хохотала, - ты ж несобранный. Ладно, вот в ноябре свадьбу сыграем, и я тебя начну дисциплинировать.
- Может не надо? – ловко увернувшись от брошенного тапка, Андрюшка был таков.
Ну, где же этот опоздун? Марина начинала нервничать. Время восемь, скоро сеанс, а коровьего дрессировщика нет, как будто никогда и не бывало. Ну, появишься, ох, я тебе всё скажу. Если честно, положа руку, куда там её ложат в подобных случаях, то Маринка и сама частенько опаздывает. С её-то работой.
Бог с ним. Раз Андрюшки всё равно нет, - расскажу вам пока про Маринку. А то я жду, вы ждёте. Ещё чего доброго разбежитесь все, и кому я буду свои байки травить?
Продолжение следует