Леначька расдвинула ножке, препаднемая попочьку. Нетерпеливый хуй страсново любовнега, ловко праник в эластичьное ачько и лехарадачьно заелозел.
– Йоманарод! – в ужасе закречале бесзащитные глесты.
Но, было уже позно – только вчерашнее какашьки безвольно хараводелис на редких жёпных валасках пьянай кросавеце. Кагда дело близелос к канцу, страсный любовнег, реским двеженеем выдернул хуй из натруженой дырке и, схватив кросавецу за растрёпаную пречёску, адним двеженеем, засунул ево Леначьке в рот. Глубако-глубако, в самае горло. Плотно прежалсо лапковой шерстью к её носегу, савершенно перекрыв доступ кесларода. Грамападобный Леначькин чих азнаменавал сабой бурный аргазм. Из каждой наздри у неё вытекале струйке спермы, делая её пахожей на сказачьново дракона.
– Ойайебу… – сказала Леначька, сглатывайа.
– Нехуйасебе! – атвалилсо давольный любовнег.
Таг закончелос первае рамантическае сведанее Леначьки и страсново любовнега.
Следущее сведанее случилос утром. Леначька праснулас от тово, што какой-то предмед настойчево тыкалсо ей в лецо.
– Чё за нах? – хатела спрасидь она, аткрывая ротег.
Но, не успела – немытый хуй праник в ратавую поласть и загулял туда-назад, па-хазяйске прежымая езыг.
– Хоть бе, не каг вчера – с такской думала Леначька, ласково пречьмокевая пухлыме гупкаме.
Но, страсный     любовнег прегатовел кросавеце иной сюрприс. Кагда дело близелос к канцу, он выдернул хуй из умелово ротега и, техничьно паддрачьнув, савершенно забрызгал препухшие с бадуна девечьи глазке.
– Ойайебу – шакиравалас Леначька – Лучьше бы каг вчера.
Так закончелос втарое рамантическое сведанее Леначьки и страсново любовнега, а на третье она уже не пашла – съебалас.
– Любовь – зла! – росказывала она патом падрушкам, пахмеляйазь.