К 2003 году  его послужной список достиг девятнадцати ликвидаций.
      Гонорары за убийства скопились в неплохой капиталец.
      Степан наложил бессрочный мораторий на душегубство, порвал почти все контакты по теме, поехал в Ялту отдыхать и там  женился.  Супруга ила под Одессой, работала  библиотекарем в школе и очень напоминала располневшую Заворотнюк. В Ялте жили ее неблизкие родичи, с  умеренным радушием  принявшие на неделю.
      Льдов взял фамилию жены -  Мосийчук -  и прямо из Ялты перебрался на родину супруги. В курортном городке Коблево, на побережье Черного моря, он купил дом с встроенным в него баром-наливайкой и магазинчиком. 
      Бизнес  приносил стабильный доход, супруга была весела и хозяйственна.
        Льдов жил как матерый лев – ничего не делал.

        Напоминанием о темном прошлом остались напрочь убитые нервы, а следствием их нестабильности – постоянная измена.  Льдов всегда был скрытен, расчетлив и аккуратен в работе. Вероятность того, что он где-либо персонализировал себя была ничтожной. И все же измена не покидала его не на миг. Ее детонатором  мог послужить подозрительный звук, незнакомец, звонок мобилы, все, что угодно. К тому же  Льдов с удивлением открыл в себе бездну глухой злобной ревности. Таня, скромняга и сексуальная неумеха, не давала прямого повода, но что-то неуловимое в ее поведении и телефонных разговорах вызывало у Степана необоснованные подозрения. Особенно ему не нравилась то, что она любила загорать. Пусть не топлесс, но в одиночестве. Хоть в этом и был  повинен сам Льдов, абсолютно равнодушный к пляжным наслаждениям,  но загар жены не соответствовал заявленным экспозициям. Слишком слабый. Это наводило на размышления.

      Осенью 2005 года  Степан совершил еще одно открытие. Он открыл, что библиотекарши, отбывшие в девственницах четверть века, способны на абсолютно непредсказуемые поступки. В данном случае непредсказуемость выразилась в продаже записанного на нее дома и бесследном исчезновении. Супруга воспользовалась трехдневной отлучкой Льдова, который ездил к своей любовнице-одесситке, вдове моряка.  Одесситка была единственным не прерванным контактом из прошлой душегубской  жизни. Пребывание у вдовы маскировалось под деловую поездку в Киев. Киевский торт и столичные газеты были заказаны проводнику и куплены перед возвращением домой. С чувством удовлетворения от своей основательности, Льдов положил газеты в бардачок, а торт на сиденье и поехал домой, даже не подозревая, насколько никчемными будут эти артефакты. У распахнутых ворот его дома стоял «МАЗ» с молдавскими номерами. Галдящая ватага цыган, и два  алкаша с соседней улицы  шустрыми муравьями сновали туда-сюда, занося в дом вещи и мебель. В баре с деловитым видом ходил пожилой, толстый цыган и рассматривал инвентарь. Выяснение ничего не дало – все было честно. Де-юре Льдов не имел никакого отношения к этому дому. Он даже не был в нем прописан. Добивающим ударом стал заход в ванную комнату. На полу лежала фальшивая водопроводная труба. Ее, заполненную наличными разных валют – от рублей до евро – Льдов установил среди  настоящих труб за унитазным бачком. Таня знала о ней и сейчас фальшивая труба была пуста. Отвлекающая тысяча долларов в бачке тоже отсутствовала. На зеркале помадой,  большими печатными буквами, было написано – СПАСИБО.

        Степан покинул дом, сел в джип, походя нокаутировав одного из алкашей, и поехал в Новую Федоровку, где жила теща. Скромный домик был закрыт на амбарный замок, собачья конура и концлагерь для домашней птицы были пусты.
        Льдов  вернулся в Коблево, погрузил свой нехитрый скарб в «Ниссан-патрол» и в полубреду поехал в Одессу. Он надеялся отойти от шока в грамотных объятиях вдовы моряка, но ее мобильный был отключен, а на звонок в дверь открыли вежливые индийские студенты, арендовавшие квартиру на год.  Куда делась хозяйка, получившая полную предоплату, они не знали.