Беда была в том, что из зоопарка в тот год сбежал енот. При чем здесь зоопарк, спросите вы? Действительно, это был не зоопарк с просторными вольерами, а приезжий зверинец с  вонючими тесными клетками и жалкими, костлявыми животными, глядя на которых хотелось прийти ночью, дать по балде сторожу монтировкой и ею же сорвать  все замки. Гуляйте, братья наши меньшие!
Енот в своей енотовой голове, очевидно, не только давно вынашивал план побега, понимая, что, конечно же, никто и никогда не придет ночью давать по балде сторожу, дабы освободить плененную живность, как когда-то Моисей евреев, но и, дерзкий парень, решил свалить красиво, демонстративно, днем. Вдобавок он укусил двух сотрудников зверинца, которые пытались его поймать.
Дальше - больше. Зверинец уехал, а енот остался. Он прятался в городских трущобах, вкусно и досыта питался на помойках и безжалостно покусывал домашнюю живность, такую как собаки и кошки. Можно было бы лишь радоваться благополучию этого парня, если бы не  один нюанс. Но обо всем по порядку…
У друга Викторыча пропал кот. Тишка. Несколько дней спустя нашли его возле подъезда. Полз домой, оставляя позади кровавые полосы, словно наш боец, подстреленный коварным фрицем. Раны были нешуточные, хотя и неогнестрельного происхождения – рваные, с безобразными в сукровице краями. Собаки, констатировал  Викторыч. Ветеринар по телефону посоветовал промывать раствором фурциллина, вставляя шприц прямо в раны. Я как раз  приперся в гости пьяный и с хорошим настроением.
Тишку надо было держать над ванной, чтобы раствор из раны вытекал не куда попало, а прямиком в канализацию.  Никто из родных Викторыча не осмелился подойти к раненому коту, хотя на расстоянии все очень ласково так выговаривали ему: «Тишечка… Мой малыш…»
Вызвался я. Держу кота над ванной без разных сантиментальных словечек, Викторыч в его ранах орудует шприцем, - вливается желтая жидкость, а выходит бурая, течет по свалявшейся кошачьей шерсти, падает на дно ванны.
Коту эта процедура, видимо, не очень нравилась, поскольку вместо больничной койки привык шляться по подвалам и прочим кошачьим злачным местам, где телки и мордобой с соседскими котами. Сначала он мутным глазом наблюдал за манипуляциями своего хозяина, а потом, неожиданно извернувшись, вцепился мне в палец. Прокусил насквозь, так, что кровь на стены брызнула.
Посмеялись, конечно, все, кроме Тишки и меня, потому как хоть и пьяный, но боль была невероятная.  А коту и вовсе было не до смеха, потому как на другой день он исдох.
Узнав о его кончине, я включил на кухне воду и пытался понять: есть ли у меня водобоязнь или нет? Искал и другие признаки бешенства. Признаков не нашел, но на всякий случай отправился в травмпункт.
- Это енот, - сказал доктор. – Не собаки. Он уже дохуя кошек и собак покусал. Имеются все причины предполагать, что он заражен бешенством.
- Что делать? – сказал я.
- Два варианта. Первый – делаем прививки. Второй – приносишь кошачью голову.
- На кой хуй, простите, вам кошачья голова? – деликатно спрашиваю у доктора, а на память почему-то приходит мрачное слово «Вивисекция».
- Извлечем мозг, сделаем анализ. Если возбудителей бешенства не обнаружим, не нужно будет и прививки делать. Заранее предупреждаю, что голову, равно как и труп кота  не надо тащить сюда,  как делают некоторые товарищи. Анализ делается в ветеринарной клинике. Так что надумали?
    - Время у меня есть?
    - Совсем немного. И, если что, советую с поисками башки не затягивать. Смерть от бешенства – в ста процентах случаев.
Доктор, конечно, нагнал страху, но, дабы не подставлять пузо под 40 уколов, решил, что лучше будет принести на исследование хладный труп Тишки.
Викторыч, когда я пришел интересоваться об останках его любимого кота и в частности головы, подумал сначала, что я шучу. Но, видя, что я настроен серьезно, грустно ответил:
- Похоронили Тишку… И помянули. Все как положено…
- Надеюсь, не оттащил его в колумбарий? Где хоть сейчас его бренные останки?
- На кладбище домашних животных. А где точно – хуй знает. Надо бы у Хорька спросить. Я ему Тишку покойного вручил и велел на кладбище отнести.  И колышек дал ему с табличкой, чтобы он и имя покойника написал, и место указал. Чтобы все по-человечески.
Мы отправились искать алкоголика Хорька, который, чтобы заработать на вино, не гнушался никакой работы. Он копал могилы, чистил унитазы, помогал сажать картошку,  топил новорожденных котят и занимался прочими полезными делами. Кто что попросит, то и сделает. Уверен, он, не моргнув глазом, принял бы от какого-нибудь бизнесмена заказ на устранение конкурента. А уж предать земле кошачий прах для него и вовсе не составляло труда.
    Долго искать не пришлось. Хорек, напоминавшись Тишку, в невменяемом состоянии и скорбно уткнувшись харей в землю, валялся на детской площадке, где обычно дислоцировались местная алкашня. 
    Мы принялись его тормошить.
    - Тишка, - говорил ему Викторыч. – Тишка где?
    - Пусть земля ему будет пухом, - отвечал, пуская слюни, Хорек.
    - Мудила, кот мой где?
    - Царствие ему небесное… - пробормотал Хорек и неожиданно басом, подражая батюшке, пропел: - Веееэээчнааааяяяя пааааамяяяять!..
    - Псалмы завтра будешь петь, - говорит ему Викторыч. – Я тебя спрашиваю: кот где?
    Хорек, немного придя в себя, приоткрыл правый, осоловелый и какой-то вдобавок пакостный глаз.
    - Сам же велел схоронить. И помянуть…
    - Место-то можешь указать, придурок?
    - Да. Там колышек… У входа… Сам не дойду. Найдете без меня… Веееээээчнаааяяяя пааааамяяяать!..
    Мы прихватили лопату и вдвоем с Викторычем отправились эксгумировать кота.
    Кладбище домашних животных находилось на опушке леса, в живописном месте, недалеко от дурдома. На могилках торчали не  только колышки, на иных стояли добротные камни из мрамора, с портретами собачьих морд в окружении медалей, перечислением титулов и регалий, со скорбными эпитафиями, с добротными оградками, с букетами свежих цветов. На некоторых могилках были православные кресты, на некоторых мусульманские полумесяцы, что, очевидно, должно было пояснять, какого вероисповедания хозяин того или иного животного. Непонятно было лишь, для чего этими священными символами украшали могилки Тузиков и Бобиков, поскольку им, надо думать, глубоко безразлично, на какой религиозной платформе лопать «Педигри» с сосисками.  Самые скромные надгробия – у попугаев и хомяков, и на табличке коряво, детской рукой выведено, например: «Попугай Кеша. 1 год. Спи спокойно». На одном колышке болтался приклеенный скотчем тетрадный листок с надписью: «Рыбка без имени». Сколько здесь было пролито детских слез и сколько разыгралось трагедий, история умалчивала. Да и нам с Викторычем, впрочем, было не до сантиментов.
    Недалеко от входа на погост мы нашли свежий холмик, на табличке маркером было написано: «Тишка Козлов».
    - На хуя этот дурень мою фамилию написал? – удивился Викторыч.
    - А чью фамилию Хорек должен был написать? – глумливо ухмыльнулся я. – Свою, что ли? Тишка Хорьков? А так правильно – чтобы легко можно было отыскать. Когда там коту память или если башка понадобится…
    Оглядевшись, как заправский гробокопатель, я вонзил лопату в землю…
    Скоро выкопал шуршащий полиэтиленовый пакет, какие бесплатно раздают в путевых супермаркетах. Развернул и вытряхнул из него тряпочный сверток. Потом развернул тряпку и под ноги мне упала… белая дохлая крыса!
    - Крыса, блять, почему-то,  - сказал я.
    - Крыс, - сказал Викторыч. – Тишка Козлов.
    - Не пойму ничего, - сказал я.
    - Хуле понимать? Это не та могила. Надпись сделана зеленым маркером, а я ему авторучку с красной пастой дал, другой не нашел.
    - А фамилия?
    - Что фамилия? Мало ли Козловых в нашем городе? Совпадение!
    Мы взялись за поиски вторично, но могилку кота так и не нашли. Пришлось снова идти на детскую площадку. Хорька, разумеется, там не было, а был он дома, протрезвевший, и почему-то отводил в сторону взгляд, и теперь уже оба глаза у него были открыты, а не один пакостный правый, как давеча. Было ясно, что если бы он принял заказ на устранение бизнесмена, хуй бы он что стал исполнять.
    - Куда кота дел, дятел ебаный? – грозно прорычал Викторыч, потому как переживал за друга, меня то бишь, и, конечно же, понимал, что вся эта катавасия из-за его сволочного кота. Глядишь, не шлялся бы где попало, а сидел смирно дома перед телевизором, еноту, небось, не попался бы, был бы жив и не создавал столько заморочек своей мертвой головой.
    - Выбросил кота, - признался Хорек. – В парашу.
    - Куда именно?
    - В бак мусорный.
    - И он там, что ли?
    - Как бы не хуй! Машина мусорная как раз парашу собирала. На свалке он теперь, Тишка ваш, но разве там найдешь?..
    Дальнейшие поиски кошачьей головы не имели смысла, хотя Викторыч и предлагал отправиться на городскую свалку и порыться в тоннах свежего мусора – вдруг повезет?..
    Вместо этого, костеря на все лады Викторыча и его кота,  я снова отправился в травмпункт и сделал первую прививку. Был приятно удивлен, что уколов будет не сорок и не в пузо. Прогресс, хуле. 
    Но зато теперь, когда в наш город приезжает очередной зверинец, я как-то не горю желанием давать по балде сторожу и выпускать на волю дикую живность, в особенности хитровыебанных енотов. А если какой-нибудь член общества охраны животных предложит мне  это сделать, протягивая монтировку, знаете, что я ему отвечу? Ничего не стану я ему отвечать. Я всю башку молча расколочу ему этой монтировкой.