Они точно жили в бифштексе!                                       
Трогательнейшие сцены испакощены
всевозможными заботами. Когда человек
переживает величайший внутренний
подъём и преисполнен чистейших чувств,
его отвлекают всякие финансовые комбинации.

Бертольд Брехт. "Трёхгрошовый роман".

 
  Гедеон Георгиевич Высоковский, сорокА трёх лет от роду, был очень небольшого роста. Отчасти поэтому ему в театре юного зрителя чаще других доставались роли второго плана.
  Грезя себя в роли Хлестакова, Гамлета, Короля Лира, он неизменно опускался с высот своих мечтаний на грешную землю и бесконечно играл в массовке. Играл, смею вам сказать, самозабвенно! Выкатывал ли он на сцену шар сляпанный на скорую руку из папье маше или бежал наперевес с алебардой на заднем плане...неизменно он чувствовал себя наедине со зрителем! Хоть вокруг него и кружилась такая же горе-массовка, но он всегда видел зал, его глаза. Ему доставляло  неизмеримое удовольствие ощущать всеми фибрами своей души, дыхание скрипучих театральных подмостков. Он любил театр. Любил сцену. Он жил ей..
  В отличие от Гедеона Георгиевича, кстати, прозванного острой на язык молодёжью труппы просто: "ГГ", дабы не тратить время на произношение его длинного имени, и не меннее длинного отчества, или чаще "ГыГы". Так вот в оличие от него, его коллеги ненавидели театр.


-Ты слышала?
-Что?
-Главная роль в спектакле "Красная шапочка" вновь досталась этой шлюхе Маринке!.
-А что ты хочешь? Она же сосёт у него!
-У Николая Самуиловича?
-Нет! У бабки его! Конечно же у него! Ты пиздец, бля, подруга!.
-Ну, а я-то откуда знаю? Я ж на больничном была. Отстала от местной жизни..
-Больная, бля.. Видела, видела!. В нашем районе в детсадах бабой-ягой шабашила на утренниках! Не пиздила бы уж!
-Да я всего-то пару раз! Подруга, воспиталка из детсада попросила. Ну, а хули? Деньги-то нужны! Ребёнка-то одной, сама же знаешь, растить тяжело.. Хоть и гроши, но хоть что-то! Всё побольше чем здесь! Да и в этой роли я чувствую себя как в своей тарелке..
-Ну, а ты чё хотела? Ты ж, бля, вылитая баба яга! Гыыы!
-Да иди ты на хуй!
-Сама иди! Сука!
-Ебало завали, шалава!
-Да пошла ты!...

  В этот момент мимо курилки проходил Гедеон Георгиевич, который вмешался в спор двух женщин бальзаковского возраста, уже было вцепившихся друг другу в сценические парики.
-Девчонки! Ну перестаньте!
  Еле расцепив, он попытался их успокоить. Женщины немного отдышавшись, перевели свой не растраченный пыл одинокой личной жизни, переросший в злобу ко всему окружающему миру, сконцентрировав всю ярость в этот миг на своём коллеге.
-Неудачник!
-Иди-ка ты на хуй отсюда! Пиздолиз!
Гедеон Георгиевич поспешил удалиться, кинув им на прощание:
-Дуры!

 
  Возвращаясь к себе домой после очередного спектакля, Гедеон Георгиевич любил прогуливаясь по одному из немногочисленных городских скверов, кормить голубей. Он бережно доставал из кармана заботливо уложенный в тряпицу кусок белого хлеба. Именно белого, ибо как считал он: только белый хлеб достоин сих птиц. Голуби в ответ на его заботу, дружно облепляя его стаей, неизменно низвергали свою благодарность на его драповое пальто десятилетней давности. Не спеша отламывая  от хлеба по кусочку, Гедеон Георгиевич кормил птиц, и думал, думал, думал..
"Как же печально всё вокруг! И этот осенний сквер...и эти голуби...Стоп! О чём это я? Так! Нужно бежать домой. Купить молока, хлеба. Господи! И суп ещё нужно доварить!..".
Гедеон Георгиевич ёжась от встречного ветра, поднимая воротник, и выходя из сквера вливался в общий поток серой людской массы.
Люди толкая друг друга, бесконечно куда-то спешащие, не вглядываясь в лица прохожих, и не замечая ничего кроме себя, конечно же  не обратили абсолютно никакого  внимания, что среди них шёл человек небольшого роста, то и дело оглядывающийся на сквер, где голуби громко воркуя сбились в стаю на зелёном островке посреди городского шума.


  Вернувшись домой, Гедеон Георгиевич подолгу стоял в прихожей своей однокомнатной квартиры. Эта сцена повторялась почти ежедневно.
Закрыв входную дверь за собой, он прижимался к ней спиной и молча смотрел, с грустью оглядывая стены оклеенные старыми обоями. Трюмо, с треснутым зеркалом посередине. Потёртый линолеум на полу. Старую комнатушку с пыльным пианино в углу..
  Гедеон Георгиевич не любил свой дом и на это была своя причина. Квартира была наполнена воспоминаниями о тех людях, с которыми он здесь жил когда-то. Это и бросившая его несколько лет назад жена Ксения, которую он любил, даже несмотря на то, что она ненавидела детей и не хотела иметь своих. И конечно же умершая полгода назад мама..
  Когда-то они жили вместе, дружно. Одной семьёй. До тех пор пока в их жизнь не вторгся водитель маршрутного такси, некто Евсеев. С которым Ксения познакомилась на базаре, стоя в очереди за семенами редиса.
  Гедеон Георгиевич долгое время не мог себе простить того, как в тот выходной, весенний день, отпустил жену одну на рынок.  Дело в том,что Ксения-натура впечатлительная. И несмотря на то, что её отец всю жизнь проработал перевозчиком багажа на вокзале, а матери своей она не помнила вовсе, Ксения, тем не менее, смогла получить  музыкальное образование в столичной консерватории по классу фортепиано. Что бесконечно раздражало её отца, к тому времени уже работавшего сторожем склада шпал при вокзале.
Она с умилением вспоминала своего преподавателя-Михаила Елистратовича! И отмечала его именно не с преподавательской стороны, и дело тут даже не касалось музыки как таковой. Она восхищалась им как мужчиной, и это восхищение, порой нечаянно словесно соскальзывающееся с губ Ксении, воспринималось Гедеоном Георгиевичем крайне болезненно. Но он, по обыкновению своему, не казал вида. Хоть в его душе и творилось нечто душераздирающее. Но любовь, сами понимаете, делает человека порой слепым, а порой и не видящим очевидного. Вот и виновник их семейного краха, таксист Евсеев, по всей видимости напомнил Ксении того злосчастного преподавателя из консерватории. Только вот чем напомнил? Это было не понятно Гедеону Георгиевичу.. Он видел однажды Евсеева издалека, когда тот, своей рукой наглого таксиста, крепко держа его жену за задницу,  прогуливался с Ксенией по парку. Он долго смотрел им вслед провожая их взглядом. Гедеон Георгиевич так и не решился тогда выйти из-за толстого дерева и догнав нахала набить ему морду. Вместо этого так и простояв в тот день в парке до самого вечера, сжимая и сминая в руках свежекупленные для жены ноты Бетховена с его любимой "Лунной сонатой"..
  Вот и в этот вечер он не хотел входить в дом, а так и стоял в прихожей, глядя вокруг грустным взглядом.


Следующее утро в театре было обычным для труппы ТЮЗа.
Несколько человек сплетничали в курилке. В гримёрке царил галдёж. В коридоре стоял плотный смог перегара.

-"ГыГы"! Подай пожалуйста хвост!
-Этот? - спросил Гедеон Георгиевич у своего партнёра по массовке Валерия Энгельевича, вынимая из сундука с надписью от руки "Реквезид", коричневый хвост.
-Да нет! Этот к спектаклю "Маугли", роль обезьяны. Вон тот подай! Во во! То что надо! - с довольным видом произнёс Валерий Энгельевич и поднявшись со стула попытался нацепить хвост к своему сценическому костюму белого медведя.
-"ГыГы"! Помоги-ка!
Гедеон Гергиевич силясь поднялся с табурета, и вытерев со своего лба крупные капли пота, так как в костюме льва было довольно душно, он принялся прикручивать медной проволокой хвост коллеге.
В этот момент в открытую настежь гримёрку вбежал наигранно-взволнованный режиссёр Николай Самуилович.
-Ну какого чёгта вы копошитесь?! Ского ваш выход!

В спектакле "Умка", соседи по гримёрке, должны были играть в маленькой сцене борьбу двух зверей вырывающих у друг друга добычу.
-Гыгы,слышь?
-Что?
-Я подзабыл, напомни, кому рычать-то надо? Мне или тебе?
-Я по роли лев, соответственно я должен рычать..
-Ребята, удачи! - улыбаясь произнесла Клавдия Васильевна, уходя со сцены за кулисы и расстёгивая на ходу свой костюм пингвина.
-Спасибо, Клава! - тихо ответил Гедеон Георгиевич.
-То ли костюм стал маловат, то ли разжирел я с тёщиных харчей..Не пойму. Тесно, бля, что пиздец, - недовольно пробубнил Валерий Энгельевич, то и дело проверяя рукой не отвалился ли хвост.
-Чем теснее рамки , которыми ограничивает себя человек, тем больше он в известном смысле приближается к бесконечному, - улыбаясь произнёс Гедеон Георгиевич.
-Сам придумал?
-Обалдел? Это Стефан Цвейг.. Цитата из "Шахматной новеллы".
-Да ну тебя! О! "Умка" вылез из проруби. Наш выход! Пошли!.

 
  Вечером, после спектакля, в пельменной под названием "Дружба", что находилась аккурат напротив театра через дорогу, сидела группа подвыпивших актёров живо обсуждающих последние  закулисные интриги..
-Говорят зарплату скоро опять урежут..
-Да куда уж больше урезать-то?
-Ну, а чё ты хотел-то? Кризис на дворе!.
Гедеон Георгиевич и Валерий Энгельевич тоскливо смотрели на голдящих коллег, сидя за столиком в дальнем углу пельменной.
-Выпьем?
-За что,"ГыГы"?
-Ну не знаю..За удачу! За большие роли!
-Нет, за это пить не буду..
-А что так?
-За это я пью уже больше двадцати лет, а что толку.. Я неудачник!
-Да брось ты, Энгельевич! Ты талантище!
-Не смеши меня...и так тошно.
-Как сказал когда-то Франц Кафка: "Лестничная ступенька, не вытоптанная ногами, есть сама по себе нечто деревянное, грубо сколоченное".
-Эх, "ГыГы"..Вот нас и стоптали по полной.
-Ты не так понял, Энгельевич..
-Да всё я "так" понял..  Ладно! Выпьем просто так! Молча..


  На следующий день у Гедеона Георгиевича сильно болела голова. Но ещё сильнее она у него разболелась, когда он узнал, что главная роль в новой постановке вновь досталась не ему.
-Николай Самуилович! Так не честно! Вы же обещали, что роль Мангуста в спектакле "Рикки Тикки Тави" достанется мне! А сегодня утром я узнаю..
-Послушайте, милейший Гедеон Г...ммм..эээ..
-Георгиевич!
-Ну да! Так вот! Я тут подумал и понял, что у вас не совсем подходящая фактуга для этой голи..
-Не пойму..
-Объясню в двух словах! Я буду кгаток.. Поймите, что мангуст-это гегоический пегсонаж! Он мужественен! Силён! Статен! Он обгазец для подгажания! Поймите!
-А что, разве я..
-Да, да! Вы уж пгостите меня, милейший, но таково моё гешение..
-Нет ничего легче, чем раздавить ногой улитку; она как бы сама напрашивается.. - тихо произнёс Гедеон Георгиевич, повернувшись к выходу из кабинета.
-Пгостите! Что вы сказали?
-Это не я сказал, а Гюнтер Грасс..
-Я не гасслышал саму цитату!
-Прочитайте "Из дневника улитки". Вам понравится, - ответил не оборачиваясь Гедеон Георгиевич и выйдя из кабинета сильно хлопнул дверью.


Гедеон Георгиевич кормил голубей в сквере, когда к нему неожиданно подошла молодая девушка.
-А давайте я вас сфотографирую? - вдруг предложила она.
-Не пойму. Для чего?
-Вы красиво смотритесь на их фоне!
-Глупости!.
-Давайте! Встаньте ближе к птицам!
-Ну...я даже не знаю. Да ну зачем! - улыбаясь, произнёс он.
-Улыбочку! Отлично! Кстати, вы очень фотогеничны!
-Девушка, вы издеваетесь?
-Ни чуть!
-Глядя в ваши умные глаза хочется верить, но..
-Но что?
Гедеон Георгиевич на минуту задумался и произнёс:
-Давайте лучше прогуляемся вместе. Вы не против?
-С удовольствием!
Они долго гуляли по осеннему скверу, усыпанному первой опавшей листвой. Листья раскиданные по дорожке хрустели под ногами, как казалось прохожим, странной пары: она-высокая, красивая, яркая, и он: маленького роста, сорокА трёхлетний мужчина.
-Так вы артист?
-Да, - тихо ответил девушке Гедеон Георгиевич.
-Вы столько интересного мне рассказали! Вы так много знаете! Вы же талант! У вас наверное сплошь главные роли в театре! Кстати, а какой театр?
Гедеон Георгиевич ушёл от ответа, торопливо отвернувшись в сторону, и глядя на желтеющие листья клёна, начал читать:

Все розы были ярко красны,
Плющи-неумолимо чёрны...

Твои движения опасны,
Мои уныния упорны.

Всё небо было слишком нежным,
Зелёным море, воздух ясным...

Я знаю: я - пред неизбежным,
Пред чем-то горьким и ужасным..


-Красиво! - произнесла девушка, и тут же спросила: - Это ваши стихи?
-Ну что вы! Это Поль Верлен..

Проводив девушку до дома, Гедеон Георгиевич возвращался к себе домой тем же сквером. Уже совсем стемнело и было довольно холодно.
"Дурак! Возомнил себя чёрт знает кем! Зачем я оставил ей свой номер? А её номер я уже забыл кстати..И слава богу!", - думал он и шёл по вечернему скверу сквозь шелест листьев и шум осеннего ветра. 



-Ты слышала?
-Что?
-Главная роль в спектакле "Волшебный голос Джельсомино" вновь досталась этому пидору Артуру!
-А ты разве не знаешь?
-Что?
-Так он же сосёт у Николая Самуиловича!
  Проходящий мимо курилки Гедеон Георгиевич остановился и глядя на двух женщин бальзаковского возраста в сценических платьях фрейлин из спектакля "Золушка", улыбаясь, но так чтобы его не услышали произнёс:
-Дуры!



-"ГыГы", слышь?
-Что?
-А тебе не настоебал этот ебанутый театр?
-Ну как тебе сказать, Энгельевич.. Я люблю сцену. Люблю зрителя и особенно воооон ту зрительницу! Видишь?
Гедеон Георгиевич немного отошёл в сторону и показал указательным пальцем на молодую девушку в пятом ряду. Валерий Энгельевич с минуту разглядывал девушку сквозь щель в полу сцены и наконец спросил:
-Это та о которой ты мне уже все уши прожужжал?
-Да..
-Ты всё-таки рассказал ей о себе..
-Да, и поэтому она здесь.
-Старик.. Она тебя любит?
-Да, - ответил улыбаясь Гедеон Георгиевич.
-Тебе неслыханно повезло!.
  В этот момент сверху на сцене послышался призыв:
-А ну двое из ларца, одинаковых с лица! Выходь предо мною!
-Наш выход! - тихо сказал Валерий Энгельевич, слегка толкнув локтем Гедеона Георгиевича, - и кстати, ты не помнишь наши реплики?
-Чёрт! Не помню..
-Давай сымпровизируем?
-От Самуилыча потом отгребём неприятностей..
-Да ладно! Переживём.
-Да, давай!
В этот момент сверху на сцене послышался повторный призыв:
-А ну двое из ларца, одинаковых с лица! Выходь предо мною!
-Пора..
-Пошли!.
Крышка бутафорного ларца со скрипом откинулась и оттуда снизу на сцену выскочили двое в скоморошьих костюмах выкрикнув при этом:
-А вот и мыыы!!!.





18/09/09
Rust(c)