…Шмуглый путался в кольчуге. Она была тяжела и нелегка. Он напряжения он даже испортил воздух. А ведь вокруг были девицы, он покраснел и ему стало немного толерантно. Меч оказался выше, а сапоги ниже, шире и толще и длинее и ова. Благовест оглушил округу звоном колоколов и он понял, што уже пора. Он попытался зделать шаг, но упал влекомый за собой кольчугой и всей збруей, что была надета на им. «Нет», - сказал он кузнецу, пытаясь восстать о земь, - «не по мне сей наряд богатырский. Зело велик и неуклюж, аки апостроф. Не совладать мне с ним вовеки веков аминь. Обойдусь без хором сиих, ибо силы убудут всенощно, грузные дюже». «Негоже молодцу, аки стольный воркун возлежати у палатей. Образумлю костюм и совершу его на два вершка союзнее, ибо без оного, не миновать смертушки лютой от сизых лап Кащеюшки смрадного».

«Добре, кузнече!», - ответствовал Шмуглый, - «Ваяй свои железные хоромы, но милуй, отрекись ты от сей мошны трехпудовой, что на вороте осторонилась». «Окстись, отрок! Сие речь элемент дизайна!». Согласился Шмуглый. Без мошны не можно никак. Четыре ночи кузнец провел в горне, ковая герою новый костюм безлоскутный. Четыре раза сдавал в переплавку свой труд металлургам черным. И наконец выковал нужный фасон и покрой, и осталось еще железа четыре пуда. Как раз на мошну и на брошку малую.

На день пятый пришол Шмуглый отродясь на лобное место, где велелось ему одежды богатырские опробовать. «Уварился аз, добрый молодец, оный костюм твоей особушке лабаючи», - воздавал Шмуглому кузнец работу свою знатную. Одел кольчужку булатную, обул сапожки яхонтовые, в правую зеницу дал щит, а в левую – меч двухсаженевый. Поднес шлем тотемный и налил в него узвар хмельной, дабы хлопцу шагалось по земле русской припиваючи и исконно. Инверсно восприял малец збруи богатырские и поправил шлем околотком. Ратоборец благой вышел из Шмуглово. А кузнец, поправил рукосуй на деснице и громко ударил в ланиты колотушкой, возвещая миру о явлении нового богатыря. «Бывали и дондеже богатыри, но этот самый дондежный!»

Отправился, было Шмуглый на путь-дороженьку, но наверстал его кузнец с криком: «Погодь, богатырь! Мошну обрести запамятовал!» и одел на уд ему мошну осьмипудовую. Так и осел Шмуглый на чресла, но виду не подал. Отошел пару верст да отринул от себя ношу вящую. Все ж способнее идти то. Але наверстал кузнец дотошный на седьмой версте его: «Погодь, богатырь! Опосредовал я совсем. Назвать тебя запамятовал… Отныне, отрок, зовись ты Волкодувом! И вот, возьми мошну – потерял, звычайно». И исчез в остуде понеже...

Долго ли, короткий ли, Шмуглый дашол до степи глухой как баба Стася. Во степи напасывались бораны и овчихи. Вельми особливо кудрявые и шерстихвостые. Муравой трапезничают, да шарики карие за собой оставляют. Подошел Шмуглый к барану старому и вопросил: «Не видал ли ты, отец, где вражину вражескую, сизолапого Кащеюшку?». Отвечал тогда баран воздыхаючи: «Ты не йобнулся ль часом, добрый молодец? Разве у барана спрашивают, как пройти к Кащею? Иди нахуй отсюда и не еби мне мозг. А если надо узнать дорогу до Кащея, спроси у овец… «у овец», блять!.. А не «у овчих» и не «овцов», еблан тупорылый! Ты еще у березоньки спроси «который час».

Окручинился Шмуглый. Негоже доброму молодцу с овчихами толковать. А делать-то некуда. Подошел, скрипя сердцем и вопросил вежливо: «Красны девицы, не соблаговолит ли кто показать мне дорогу к Кащеюшке». Скотины ответствовали: «Ты чо, пидор штоле? Ты чо Кащея так ласково называешь? Может, конечно, кто-то и соблаговолит, но не хуя не мы. Мы пидарам дорогу не показываем».

Окручинился пуще прежнего Шмуглый и пошагал глазами куда глядят. И только одна молодая овчиха окликнула его слух: «А как зовут тебя, добрый молодец?!». «Шмуглый…», - печально пробуркал багатырь. «Да нет. Как твое настоящее имя? Поверь, мне это важно знать. Мне об этом сказали твои глаза». Шмуглый просиял. Хоть кто-то ему сумеет помочь! Он расплылся широкой улыбкой и медленно и ласково праизнес: «Мишаня!». «Неужели Мишаня?!», - удевилась добрая овчиха. «Да, да! Мишаня!». «Пашол нахуй, Мишаня!!! Бугога!», - заржала овчиха на чом свет стоит. И Мишаня пошел, опрокинув голову…