От автора: Берг-хуерг

***

Единственное окно выходит на стену соседнего дома. Причем стены этой можно без особых усилий коснуться рукой. Самое интересное то, что дом, в котором мне приходится жить построен много позже чем тот, стену которого я вынужден наблюдать каждое утро. Тупая кирпичная кладка. Еще одно утро. Все то же самое. Это как умирать в море, неподалеку от маяка. То, что где-то там люди, беззаботная жизнь портовой мрази – это все очевидно. Но умираю я здесь – вдали от всего этого. Стена ли мой маяк?

Утренняя прогулка по переполненным человеческой кашей тротуарам. Овсянка из работников ЖЭКа, молочная каша из школьников, хлопья из ранцев или мюсли из дневников и тетрадей, перловка из дэпээсников.

- Молодой человек, Вы не переведете меня через дорогу?

Где мое рубище, боги? Четырехполосный заасфальтированный Стикс гудит в километровой пробке.

- Покажи язык.
- Что?
- Покажи язык, старуха. Тебе есть чем заплатить мне? Один одол.

Старуха пятится от меня и крестится, то ли действительно уверовала, что я Харон, то ли просто сочла меня за сумасшедшего. Никакого уважения к греческой мифологии, никакого чувства юмора.

«До работы в три приема».
«Как сделать поездку к рабочему месту более познавательной».
«Работа действительно не волк, но опаздывать все же не стоит».
«Работа – это Ваш путь к гармонии».
Читайте в новом месяце! Книги, которые изменили мир!

Дед Толя.

Дед Толя это тот человек, который в случае чего должен отбиваться от наседающих террористов до подкрепления милиции. Деда Толя экипирован как надо. Брюки и рубашка цвета хаки. Рядом с дедом Толей на стульчике лежит дубинка. Пистолет? При такой жизни старикам опасно давать в руки оружие.

- Доброе утро, Вадим Павлович, - хрипит старикан.

Вадим Павлович это я. А еще мне 35 лет, я снимаю квартиру в центре города, а мой лучший друг младше меня на 11 лет.

- Здравствуйте, Анатолий Николаевич.

Этот старикан, отметивший в своей тетради время моего прибытия, не знает обо мне ничего кроме моего имени, того, что я постоянно опаздываю и того, что моя работа связанна с бумагами. Иной раз хочется рассказать ему об оригами, сложить журавлика, хлопающего крыльями, и положить на стол. Мол, смотри, обезьяна, какими бумагами я занимаюсь. Никакого уважения к бухгалтерии, никакого чувства юмора.

Я пришел последним. В этой гонке, где награда - одобрительная улыбка начальства, я пришел последним.

- Вы, опоздали, Вадим Павлович, - говорит мне Оленька. В ее голосе не чувствуется почтения. Еще бы. Скоро ожидается сокращение. И я уже точно знаю, кто окажется самым слабым звеном. С какой стати меня уважать? Никто не хочет идти на дно с неудачником. Да что там, никто не хочет идти на дно.

- Оленька, вспомните Леонардо Ди Каприо, - говорю я, - Тот фрагмент, когда милый мальчик, сумевший очаровать обанкротившуюся прынцессу, уходит под воду. Вы помните свои слезки? Ведь вы плакали тогда, я помню. Почему же вы сейчас так жестоки ко мне, к тому,
          кто привел Вас
          на этот кинопоказ, - удачно зарифмовал я. 

Оленька это моя бывшая. «Титаник» мы смотрели у меня дома. Помню тогда мне хотелось пойти в ванную, включить воду и залить на хер всю квартиру и тонуть, тонуть, чтобы хотя бы на чуть-чуть поймать на себе тот взгляд, которым она смотрела на этого сосунка.

- Вадик, ты сволочь и я тебя ненавижу. Я при всех это так открыто говорю, чтобы ты знал, что между нами все кончено. Зачем ты пишешь эти дурацкие эсэмэс?

На самом деле эти эсэсэмэс пишу не я, но Ольга, разумеется, этого не знает. Я уже как месяц отдал свой телефон другу и предоставил всю телефонную книжку ему на растерзание. Пусть балуется, развлекается так сказать. Вечером мы обязательно с ним встретимся и я обязательно почитаю, что он там написал. Ну а пока нужно работать, точнее, делать вид.

Бумаги, кофе, туалет, кофе, бумаги, обеденный перерыв, туалет, кофе, бумаги, бумаги, 16.45, кофе, 16.50, туалет, 16.55, за окном гуляет ветер в штанах из листьев, 16.59.35, 16.59.36, 16.59.37, 16.59.38, 16.59.39, 16.59.40, 16.59.41, 16.59.41, 16.59.42, 16.59.43, 16.59.44, 16.59.45, 16.59.46, 16.59.47, 16.59.48, 16.59.49, 16.59.50, 16.59.51, 16.59.52, 16.59.53, 16.59.54, 16.59.55, 16.59.56, 16.59.57, 16.59.58, 16.59.59…

17.00.00!!!

Мой эфирный благовестник гудит в «Тройках» на Белозерской. Зовет меня к себе холодненькое разливное. Долбанные дуры не понимают кайф жизни, несутся к своим любимым, надеясь застать их дома. Принять замученный вид, едва скинув туфли, упасть на диван и произнести одну из самых тупых фраз человечества:

- Как я устал(а).

Еще одна партия выволоченных из газовых камер. Рудольф Гёсс входит в свой кабинет, падает на кожаное кресло и произносит:

- Как я устал.

230 миллионов кубометров земляных работ, 1248 искусственных сооружений, из них 345 больших мостов и виадуков общей длиной более 40 км, 1600 км. двухцепной линии электропередачи высокого напряжения, 1800 км. кабельных линий связи, возведены и реконструированы 25 станций, построены 23 пристанционных поселка, более 420 тысяч кв.м. жилых домов. Мелькнули в тусклом свете избы все шесть звезд на погонах. Михаил Константинович садится на жесткую тумбу, прислоняется к стене, закрывает глаза и вдохновенно говорит:

- Как я устал.

Быть может Цинь Ши-хуанди для русского уха звучит как ругательство, но все-таки это тоже человек, который тоже когда-то устал. 

Мне нужна кувалда. Иногда подобные мысли появляются как гром среди ясного неба. Вот и сейчас. Кувалда. Но прежде. «Тройки»!!!

24 кадров в секунду.

Новенькая официантка. На бэйджике значится «Яна». Девушка лет двадцати двух, с крашеными в черный, и собранными на затылке в хвостик волосами. Корни волос белые. Крашеная блондинка.

«Я молчу, чтобы скрыть то, что мне нечего сказать. Я засевший в кустах снайпер, у которого из-под листиков выглядывает дуло винтовки». 

- Добрый вечер, - произносит девушка мягким приятным голосом, который слегка подрагивает, - Ознакомьтесь, пожалуйста, с меню, - следует далее заученная фраза.

- Как обычно, - говорю я и наблюдаю за Яниной реакцией.

Девушка некоторое время молчит, затем смотрит на меня с мрачным презрением, отчего лицо ее делается только привлекательнее, и, произнеся «одну секундочку», уходит к барной стойке. Возле барной стойки Яну, разумеется, посылают на хуй, так как ни о каких «как обычно» и речи быть не может, и Яна принимает правильное решение и на хуй идет именно ко мне.
- Вы извините, - раздраженно оправдывается она, - но бармен, к сожалению, не помнит, что вы заказываете обычно, а я здесь только первый день. Если вам не трудно (она произнесла это «вам», будто я один состоял из кампании местной босоты) то не могли бы вы (опять это «вы») надиктовать мне в этот вот диктофон ваш заказ, - закончила девушка и, наклонившись надо мной, указала пальцем на свое ухо.
- Ха, - прыснул я, - записывай. Кружку «Губернского» и маленькую пачку фисташек.
Яна посмотрела на меня с видом изучающего окукливание бабочек энтомолога, плавно развернулась и снова удалилась к стойке. Черноволосый менеджер чуть прикрикнул на девушку, чтобы та пошевеливалась. Я видел в ее глазах презрение к этому человеку. Я видел, как ее губы тихо прошептали «иди на хуй» и это ничего, что только лишь спина могла быть доступна моему взору. Я видел ее всю и в то же время был для нее ничтожеством.

Она громко стукнула бокалом о стол, а блюдечко с фисташками чуть не уронила с подноса.

- Девушка, - окликнул ее я.
- Да?
- А шкорки от фисташек можно прям на стол бросать?
- Я думаю, что можно, если Вам это самому не противно, - задумчиво ответила она.
- Тогда, если Вас не затруднит, то не могли бы Вы мне принести какую-нибудь посудинку, чтобы я туда, так сказать, сплевывал.

«Что я делаю. Я теряю баллы. Ну, зачем я произнес это «сплевывал»? Прямо как в кресле у стоматолога».

Яна кивнула и ушла на кухню за посудой: видимо бармен отказался выдавать чистую без особой надобности или просто решил показать новенькой, что бармен - это «cool», а официант – «no cool».

Пока допивал первое пиво, пришел Паша, тот самый друг, которому я доверил свой телефон. Жизнерадостный, с кудрявой головой, остриженной достаточно коротко, наверное, чтобы не завелись вши.
- Здорово! – сказал Паша и протянул руку.
- Здравствуй-здравствуй, - ответил я и указал взглядом в сторону новенькой официантки, - Новенькая.

Паша пришел в новой оранжевой футболке с надписью «Arbeit macht frei» на спине и без лишних слов спросил:

- Ну как?
- Ни чё так. Симпатичная. Только злая пока что. Но это, в общем-то, и понятно, первый день на работе.
- Да я о футболке, - разочарованно проговорил Паша. 
- Да не ссы. Понял я. Нормальная вещь, только глаза режет этот оранжевый.
- Какой был, - начал оправдываться Паша, уже видимо не радостный тому, что завел этот разговор.

Паша в целом нормальный парень, правда слегка тронутый на черно-белых мультфильмах. У него дома целая коллекция мрачных мультов как современных, так и старых. Паша студент последнего пятого курса медфака. Последнего курса студент он уже три года. Два раза отчислялся, теперь пытает судьбу в третий раз. Уверенности в том, что этот год последний для него в статусе студента нет ни у меня, ни у преподавателей, ни у родителей Паши, ни у самого Паши.

- Ты Ольге что-то писал?
- Ну да, - заулыбался друг.
- И что ты там написал такого, что она назвала меня сволочью и сказала, что ненавидит?
- Та так. Просто договорился с ней встретиться.
- То есть?
- Ну, договорился  с ней о встречи. Написал что «я все тебя еще люблю» и все такое.
-  Ты ебанутый? Пиздец! На хуя? И когда встреча?
- Да минут через десять.
- Где?
- Здесь.
- О бля! – только и нашелся, что сказать я.
- Да ты не волнуйся. Я же так. По-дружески решил помочь. Я же вижу, как ты мучаешься.
- Я не мучаюсь.
- Не пизди. Я когда у тебя дома ночевал, ты во сне только ее имя и повторял.
- Ну, мало ли что может присниться. Тем более такое сразу не вытравишь.
- Ну да. И с телефона ее фотографии не удаляешь, а сам жаловался, что места не хватает.
- Да что я перед тобой оправдываюсь? Ты меня пиздец как подставил. Дай хоть почитаю, что ты там написал, а то буду как идиот сидеть…

Паша засмеялся, отхлебнул пива из моего стакана и, как бы извиняясь, спросил:

- А ты чё, правда повелся, что я ей встречу назначил?
- Вот мудак, - облегченно вздохнул я.
- Значит не обиделся, - широко улыбнулся Паша.

Яна стояла у барной стойки, покуда менеджер ее не направил к нашему столику.

- Чего-нибудь желаете еще? – спросила она.

Паша прокашлялся и произнес:
- Мне бы то же самое, что моему другу…
- А мне то же самое, что приносили только что, - добавил я.

22 кадра в секунду.

После пяти кружек пива мысли стали наглые и развязные, как если б яблочко стало кидаться на дротик. Паша хмелеет медленно, рассуждает всегда адекватно, поэтому кабы чего не вышло, он тянет меня на улицу.

- Мы еще обязательно увидимся, королева! – кричу я напоследок Яне, думая, что если б мне позволили уделить ей еще капельку внимания, то сегодня ночью, возможно, мне не пришлось бы спать одному. Наивные пьяные бредни.

Улица встречает своего героя. Канцелярская крыса в мантии алкогольного опьянения. Где мои лужи, варвары? Где мое море, должное обнять мои колени?

- У тебя дома есть чё похавать?
- Не. Щас купим.

В мини-маркете процветает рабство. Черные круги под глазами кассира. Черные круги под глазами мерчендайзеров. Черный квадрат Малевича нервно курит в углу.

- Где у вас пельмени? - спрашиваю я у мальчика, одетого в фирменную футболку в сине-красную вертикальную полоску.
- Там, - указывает он рукой куда-то.
- Ясно. Поиски сокращаются. Теперь мы хотя бы знаем, что они не здесь.
Мальчик тихо хихикает, видимо радостный тому, что не побоялся проявить неуважение к клиентуре.
Паша подходит вплотную к мальчику и несильно бьет того по ноге. Этого впрочем хватает. Мальчик теряет равновесие и падает на жопу. Пельмени в холодильнике. «Северские» - редкостное дерьмо! «Домашние» - к «Северским»!

Хинкали! То, что нужно. 85 руб. по карте «мастер карт». Ага! Щас! Мокрая от пота сотка из заднего кармана джинсов.
Бутылочка холодненькой водовки! 150 руб. Дорого. После посещения «Троек» теперь все дорого. Там дальше по улице бабка торгует самогоном, туда и пойдем.

Туда и пошли. Туда и пришли. Бабуля вышла, осмотрела нас с ног до головы.
- Молодые… - вздохнула она, будто отправляла нас на войну, и ушла за тарой. Вынесла литровую пластмассовую  бутылку с мутной жидкостью, где плавала долька лимона, и забрала у нас соточку. Мы собрались уходить, но бабуля остановила:
- Сдачу возьмите.

Пить начали прям по пути домой. Причем шли пешком, разговаривали о жизни, о ее гадостях, о ее радостях. Домой ввалились. Поставили первым делом кастрюлю на плиту и налили в нее воду из чайника. Чтоб быстрее дело двигалось. Высыпали пачку хинкали в воду и пошли в зал. Выключили свет, чтоб не привлекать внимание с улиц. Ага-ага. Сели на диван. Включили телевизор. Разговор заглох. Навалилась усталость. Сначала она навалилась на веки, а затем на уши. Ящик благополучно замолк, остались двигающиеся картинки. На журнальном столике отродясь не лежало журналов. Самое большее, что видел он это вырванные страницы старых газет, подстеленных под вяленую или сушеную  рыбу. На журнальном столике сейчас стоит пол-литра бабушкиной отравы, где по-прежнему одиноко лежит на дне долька лимона. 

18 кадров в секунду.

Ложусь на бок, подкладываю под голову подушку. Всего лишь на чуть-чуть закрыть глаза, дать им немного отдохнуть, пока варятся хинкали.

0 кадров в секунду.

Паша толкает меня в бок. Я просыпаюсь. Я спал?

- Ну че, есть будем? – как-то странно улыбается он.

Такие вещи не обсуждаются. Как никак еще целых пол-литра надо закусывать. Завтра на работу? Ну да. А как же иначе. Идем на кухню, где мерзкий запах, где дым без огня, а огонь без дыма. Такое бывает? Это ночной бред или реальность действительно такова?

- Собственно я об этом и хотел с тобой поговорить. Не уследили, брат. Я тоже заснул, - грустно произнес Паша и виновато развел руками.
- А плиту почему не выключил?
- Та хотел тебе показать. Так сказать всю картину. Какая теперь разница.
- Ну да, - вяло ответил я, открыл окно, откуда тут же повеяло холодом. Тело отдало тепло. Телу кажется что холодно. Разогреться. В зал. Кастрюлю потом отмоем. Ах, да. Выключить газ.

- Наливай, - говорю я.
- Может на хуй ее? – спрашивает Паша, но самогон разливает, - Хули толку уже пить-то? Один черт уже спим почти.
- За погибшие хинкали, - провозглашаю я, - не чокаясь, - выдыхаю, - до дна.
- Бля… - протягивает Паша, - За хинкали. Ну, до дна так до дна. 

10 кадров в минуту.

Я у унитаза. Только что вышла долька лимона, вон она плавает, улыбается помятая зубами.

- Я тебя ненавижу, - смеюсь я. Кому предназначен этот смех? Кто должен отметить его галочкой в графе дешевая актерская игра? Снова спазм.

Утро я застал в туалете. Голова болит, но терпимо. Кажется во сне я еще раз обрыгался, но эти остатки почти не причинили вреда одежде. Хоть сейчас на работу. Кстати о работе.

- Вадим Павлович, будьте добры написать заявление об увольнении по собственному желанию прямо сейчас и желательно где-нибудь не в нашем присутствии.

Родная, что же с тобой сталось? Где та забота, с которой столько раз ты ухаживала за моим пьяным телом? Куда это все исчезло? За какими замками скрывается та, которая по-настоящему любила?

- От тебя кислятиной и перегаром несет как от скотины, - прошептала она мне на ухо, - и у тебя еще вся спина в блевоте.

Ебать… о спине я как-то не подумал. Впрочем, чему я удивляюсь. Что-то подобное должно было когда-то случиться.

- Так увольняйте! – кричу я и хлопаю дверью.

Почему так получается? Я одинок? Разве я делаю свою работу хуже, чем остальные? Почему я живу именно так? Что мне теперь делать дальше? «Тройки»! Там Яна. Она поймет. Конечно. Что она должна понять? Почему она должна меня понять? Я ее совсем не знаю. Но она особенная. Я же видел вчера ее всю видел. А если она замужем? Или у нее есть парень. Она же меня отошьет. Да и вчера я как-то не хорошо вел себя. Тогда извинюсь. Женщины это любят. Особенно молоденькие. Хотя с чего я взял, что они это любят? Все равно надо одеться поприличней. Надену вон ту футболку черную, она лучше всех скрывает мой живот. Домой, нужно заехать домой и сразу же в «Тройки». 

Снова это окно – одинокий глаз, за которым холодная, равнодушная ко всей моей бестолковой жизни стена, как укор совести за гадкое прошлое. Сейчас это как никогда похоже на издевательство высших сил. Замурованное окно. Замурованные мечты, желания. Консервная банка без этикетки. Что я? Поскорее отсюда, бежать. Яна она поймет. Она такая.

- Здравствуйте, а у вас тут вчера девушка Яна работала. У нее сегодня выходной? – спрашиваю я черноволосого менеджера, того, которого Яна, как мне показалось, посылала на хуй.

- А… эта что ли. Так она ушла вчера. Сказала, что это не ее и ушла. Сейчас же лето. Недостаток кадров, сами понимаете. Приходится брать всех подряд и без опыта. Некоторые остаются, некоторые уходят. Ее кстати Света зовут, а не Яна. А что, понравилась, да?

- А как же так? Я же вчера видел у нее Яна было написано, - спросил я, в надежде, что может быть этот мужчина ошибается.

- Так она же один день всего. Просто бэйджик нацепила другой девушки, у которой выходной вчера был. Мне она тоже понравилась. Стервозная. Обожаю стерв. Жаль, что ушла. Из таких лучше всего официантки получаются. Я-то знаю. Опыт.

- Ясно, - опустошенно выдохнул я.

Ну вот. Последняя ниточка оборвалась. Хотя кого я обманываю. Какая к черту это ниточка. Куда мне теперь идти? Домой? Чтобы медленно сходить с ума? Смотреть на стену и думать что вот-то он, тупичок. Всегда рядом был и сейчас все еще здесь смотрит на тебя и радуется чему-то своему. Счастье тупика видеть заблудших. Это его сущность тупиковая.

Кувалда. 

Тупоносая кувалда: ГОСТ 11401-75. Масса 2-16 кг.

- Взвесьте мне десять килограммов кувалды.
- Простите?
- Шучу я. Вон ту дайте.

Наверное, картина идущего по городу прилично одетого гражданина, несущего в руках кувалду несколько странна. Быть может, кто-то будет рассказывать обо мне своим друзьям, другие же, погруженные в свои проблемы, равнодушно пройдут мимо и вряд ли потом меня вспомнят.

Перекинул ногу чрез подоконник, затем вторую. Сижу как на стульчике. Подтянул кувалду, поднял. Тяжелая. Размахнулся слегка и ударил. Стенка дрогнула и несколько кирпичей как будто даже слегка ввалились внутрь. Показалось? Ударил еще раз. Ничего. Сильнее. Еще удар. Отлетел кусочек кирпича, попал в щеку. В некоторых местах крошится раствор. Уже полминуты стучу и ничего. Эх! Удар. Вот оно. Пошло дело. Кладка двойная. Тяжело идет. Но ведь идет. Слышу как с той стороны кирпич вывалился. Что я делаю? Зачем это? Снова удар. Начинаю уставать, но азарт есть, продолжаю бить. Наконец-то! Образовалась маленькая дыра. Теперь с краев. Вот так-то. Ну вот и все. Надо же как на душе легко стало. Пыль оседает, и я вижу как из получившейся пробоины на меня смотрит симпатичное девичье личико. Странно, что я даже не удивился. Как будто, так и должно было быть. Это Яна, то есть, как оказалось Света.

- Ты чё, ебанутый? – испуганно спрашивает она.

- Здравствуйте, - отвечаю я, - а я как раз Вас сегодня искал. Меня кстати Вадимом зовут.

Конец.