-Фейга!.. Фейга, вставай. Уже 12 часов. Что за дурная привычка спать до обеда?! – голос с характерным акцентом и лёгким грассирующим «р» больно резанул по ушам.
- Хаим, Хаим, ты посмотри, что эти гои сделали с нашей бедной девочкой, - продолжал причитать тот же противный голос. - Она никогда не была такой лентяйкой, пока не связалась с этими большевиками.
- Хватит причитать. Не делай больно моим ушам, они и без того бедные от того, что творится кругом, – старый седой еврей Хаим Ройд недовольно сморщился: голос его жены буквально мешал ему сосредоточиться на прочтении газеты «Искра».
Девушка проснулась. В старой еврейской семье, где было восемь детей, не принято было спать так неприлично долго, но она ничего не могла поделать с физиологией. Она легла под утро – всю ночь она с революционными товарищами провела в типографии, где готовились к печати тезисы В.И. Ленина – её кумира. На дворе стоял обычный революционный день 1918 года.
- Вот что я скажу тебе, Фейга Ройд, - в 28 лет не иметь профессии – это позор. Почему бы тебе не стать портнихой, как твоя бабушка Рахиль, это верный кусок хлеба. А твои революционные забавы не доведут таки тебя до хорошего, девочка моя.
Девушка недовольно покачала головой. Сегодня она скажет родителям, что уезжает навсегда из провинции в охваченный огнём революционных идей Петроград. Она не видела себя в роли послушной домохозяйки или швеи, её голова была полна восторженных мыслей о столице, красных полотнищах кумача и лично о товарище Ленине. Сборы не заставили себя долго ждать, вещей было немного. Единственное, что выводило её из равновесия – стоны и причитания родителей. Но решение было принято.
В вагон села Фейга Хаимовна Ройд, держа старый потёртый кожаный саквояж. По дороге в Петербург она умерла. А на перрон города на Неве вышла новорождённая революционерка Фани Ефимовна Каплан. Правда пальтишко и желтенький потёртый саквояж были всё те же.
Куда направляется человек, заражённый высокими идеями коммунизма, продираясь сквозь толпу матросов с красными бантами на груди, среди студентов, бывших кадетов в шинелях с оборванными погонами и теми же бантами в петлицах?
Конечно, в Смольный! В саквояже Фани были толстые пачки бумаг, исписанные ею и её товарищами по Волынской губернии, а также жёлтая курица, заботливо положенная мамой.
…Её принял лично товарищ Ленин. Ему было интересно послушать молодую женщину, узнать её настроения, выслушать свежие идеи относительно светлого будущего и борьбы с контрой. К тому же Фани была весьма недурна собой, что весьма редко для еврейских девушек, которые чаще всего некрасивы, полны и носаты. Фани тоже была носата, но в меру. А в остальном была просто майским цветком. А ещё её выдавал взгляд влюблённых глаз, направленных на вождя революции.
В.И. Ленин, уставший от внимания суровых тёток в красных косынках и кожаных тужурках, уставший от нытья Надежды Константиновны и прочей грубой матросни, сразу заметил это. И пригласил Фани остаться в Смольном до утра, т.к. молодые революционные идеи требуют пристального безотлагательного внимания.
Прошла неделя. Фани была безмерно счастлива. У неё было всё о чём можно мечтать: молодость, вера в светлое будущее, кожаная куртка, изящный браунинг в кобуре на портупее и… любимый мужчина – пусть маленький, но зато великий.
Так прошла ещё неделя. Но счастье её было немного омрачено, она обнаружила, что нездорова. Смутное подозрение подстегнуло её на поиски эскулапа в охваченном огнём революции городе, которые чуть не убили её, но в итоге закончились успехом. 
Добрый седой усатый врач, из дворян, чем-то похожий на её папу, вымыл руки и участливо посмотрел на девушку,  чем-то похожую на его убитую пьяными матросами племянницу.
- Голубушка, крепитесь. Все наружные показания свидетельствуют о присутствии в вашем организме бледной трепонемы. У вас были половые контакты в течение последних двух недель?
Рука Фани сама собой потянулась к кобуре, чтобы успокоить этого недобитого буржуя. Заметив это, врач нервно засмеялся и сказал.
- Меня ваша личная жизнь совсем не интересует. Если сказать проще, без прелюдий,  вы больны сифилисом. Милая, девушка, я мог бы вам помочь, но все лекарства у меня конфискованы, я бессилен. Смутное время, у меня нет даже пенициллина.
Фани была раздавлена. Она видела людей, которые болели сифилисом и не лечили его. В детстве папа показывал ей на улице пальцем на такого человека и говорил, что у него «стропила в носу рухнули». При этом он гаденько смеялся.
- Спасибо, доктор, - тихо сказала Фани. Она поднялась, её шатало от горя. Она осознала, что единственный мужчина, который был в её жизни, мужчина который был вождём всей революции и от которого веяло сверхъестественным пламенем большевистских идей, наградил её дурной болезнью.
Она не знала что делать, ноги несли её по Невскому сами собой, а глаза ничего не видели. Она была себе противна. Да что там, весь мир был противен ей. Невидящий взгляд Фани упал на руку, в которой всё ещё был зажат маленький браунинг, который она достала там, у врача. Взгляд её прояснился. Крепче сжав браунинг в руке, Фани Каплан твёрдо шагала к Смольному.
Она знала, что делать.