Я не из тех пацикоф, каторые идут к успеху, фступая в интимные атнашения с рукавадящщим составом. Я щетаю так – всё эта блять проституцыя. Инагда аж пративно становицца, наблюдая за фсеми этими перипитиями. Асобинно если оба, и падчинённый и дирехтер мужицкава полу. Прям непатрепством адним пахнет. Сами знаете каким. Но аствим этих нисимпатичных мне рибят самим разбирацца в сибе. Повисть мая о светлом чилавеке. Уважаемом. Ну обо мне бля.

Атдел у нас нибальшой. Десять рыл. И начальница мая тож с нами сидит. Элеонора Альбертовна. Уважаю иё рибята. Очень уважаю. И харэ лыбу давить. Правда уважаю. Как чилавека, а ни как начальника. И пердолить её не сабираюсь. Страшная ана для этих целей. Да хуле вам паяснять, пашлякам. Вам тока еблю и падавай. Не в ебле щастье, пацыки. Праснитесь.

Дык вот о чом я. Заслало миня начальство на днях в какуета жопу где нет никаких источникоф жызни. Ни магазоф, ни ларькоф с хот-дохами, ни даже блять супермаркетоф. Шарился я там целый день, што мудаг и жутка проголодася. А денех кот наплакал. Не ращитывал я так долга шароёбицца. Приехал на фирму нашу, а столофка уже тю-тю. Закрылась на амбарный замок. Короч астался я биз жрачки. Наскрёб мелочишки, папрасил вадилу нашева сгонять за печенюхой в магаз, а сам пошол ставить чайник. Хуле думаю, червяка заморю, штоб в транспорте в галодный обмарак не ёбнуцца. Не люблю я это дело.

Пака чайник закепал я пашол в туалет курок пиридёрнуть (тока не пиздите, што вы на работе не дрочите). Прихажу, а пичинюха ужэ на столе. Вадила кинул нибрежно мне на стол и съёб дамой пака не припахали ищо куда-нибудь. А народ у нас знаите какой биссовестный? Растащили маё пиченье и дажэ не хрюкнули ат стыда. Асталось ваще с гулькен нос. А што я вам бля скажу. У нас с Элеонорой Альбертовной атнашения слажились таким образом, што я если чо пакупаю всигда её угощаю. А пакупаю я всигда её любимое пиченье «Маскарад». Я ево тоже недавна палюбил. Правда не сильно. Не так как ана. Тока вот нинадо миня жопализом называть. Чиста дружествинные атнашения с начальством. Вам эта знакомо? Вот я хоть и падал в галодный обмарок, фсё равно пашол к сталу начальства и весёлым голосом па дружески придложил:
- Угщайтеся Элеонора Альбертовна, пока эти гандоны не сточили фсю прадукцию. – ну паследнюю фразу я про сибя уже сказал.

А Элеонора ёб иё Альбертовна, дажэ носом не павила. У ниё как рас галавняк намечался, машыну там нетаможыли или ещё чо. Паэтаму ана тупа бистолкофкой матнула и фсё. Я ращитывал, што она клешню сваю запустит, горсть пичинюхи, как всигда сгребёт, и пездетц. И пайду я наслаждацца кондитерской прадукцыей па полной. А она бля кивнула. И как я па вашему должэн васпринять такой жэст? Тупа слинять с печенюхой? А вдрух ана кивнула, типа спасибо, палажи я щас угащусь. Хуйевознает корочи. Я ат гриха падальше оставил пиченье на столе начальства и слинял на рабочие место. Думаю, щас вазьмёт сибе, а астатки вернёт.

Хуй там! Дваццать минут сидела уткнуфшись в бумаги, а на пиченья дажэ не пасматрела. Зато я взгляда не мох атарвать от него. И нахуя я ей тока аставлял ево? И тут хуякс, мне мысль пришла блять гиниальная. Рядом са сталом Элеоноры Альбертовны сидел мой сцуко должник па жызни Андрюха. Нидавно влител мне на ящек пиваса и ждал зарплаты штоб ращщитацца за позор. Биру тилифон и пешу смску.
«Дрон, ёбни печенюху са стала этой мымры, патамушто мне абзац».
Андруха смотрю читает и шары бля чуть на икран не выпали. Патом смотрит на миня и у виска пальцем крутит. А я бля галодный, злой што волк. Пешу этому дебилу апять.
«Пивас пращаю. Фсё равно эта кабыла не смотрит и забыла ваще про него. Давай блять не рабей. Памираю».

Ну а хули, если пацык вечна на нуле (типа я всегда в сидле) то он спасобин на многое. Андрюха патянул сваю клишню к маему пакетику. Я весь сцуко сжался. И када ужэ спасительный пакетик был ужэ на полпути к Андрюхиному столу, Элеонора Альбертовна проснулась и так хуяк за руку Андрона. Тот аж крякнул ат неажыданнасти.
- Соловьев, я не поняла, ты што у меня пиченье украсть хотел? - Элеонора Альбертовна в гневе страшна.
- Я..ээээ…- Андрюха нет, чтоб придумать чото умное начал тупить непадецки, чем усугубил сваю вину.
- Что эээээ? Так это ты на прошлой неделе у меня со стола белую флешку стёбнул?
- Ээээээээ…- не унимался этот тупарез.
- Вор в коллективе – это прелестно. Уволен!
Я аш пернул со страха.

Андрюха тупил не долго. Как тока услышал слово «уволен» ево как прарвало.
- Элеонора Альбертовна, да как вы магли… на миня…да я…да никада – и сам пидар за тилифоном палез. Я сцука начал искать место, где затихарицца месяца на два.     Мест у нас из-за кучности савсем было мало. Пришлось залезть пад стол.
Тем времинем Андрюха с пеной у рта, в луччих традициях Павлика Марозова, валил всё на миня. Он тыкал в в нос Элеоноры Альбертовны свой тилифон и кричал, что его падставили. Но она слушать нихуя ни хотела.
- Меня ни ебёт. С моего стола никто ничего брать не смеет и пиздец.
Кароч папал Андрюха пад раздачу нихуёво. Каллектиф, ужэ начал плавно рассеиваца по домам, а тот всё стоял на коленях и умолял Элеонору аставить его. Дать ему последний шанс. Незаметно прошмыгнул дамой и я. Жрать ужэ нехотелось.

На следующий день я с трясущимися каленями завалил в наш офис. С дрожью в голосе паздаровался с Элеонорой Альбертовной и ясен хуй угастил её печеньем «Маскарад». Та как абычно кивнула, хатя глянула вроди как с принебрижением. Андрюха сидел на своём привычном месте и уничтажающще смотрел на миня. В тоже время как-та хитро улыбался пра сибя. Я понял што дни маи сачтены. Папал чуфстую в немилость. Пиченьем хуй атделаешься. Наверняка этат жопализ сдал миня па полной. Как он умаслил её я не прецтавляю. Я сел и начал ждать расстрела. Андрюха фсё ещё кидал в маю сторану недобрые взгляды, патом его пазвали пакурить.

Я неспиша достал из кармана белую флешку, падашол к Андрюхинаму сталу и низаметно палажил флешку пад дакументы. Я ж вроди ужэ говорил, что не люблю жопализов.