Саша ушла на свидание, о чем свидетельствует оставленная ею записка "Ушла. Буду ночью. Не жди. Проверь автоответчик". Я ревную, но лишь потому, что больше люблю себя, нежели Сашу. Так Ларошфуко определяет ревность. Я испытываю дискомфорт, оттого, что так подсел на близкого человека, и не знаю терапии "слезания". Сначала, должно идти мое спокойствие, потом ее. А получается наоборот. Так не должно быть, ведь мы никогда не говорили о себе "мы". У нас не союз, замешанный на крови. Или привязанности, основанной на личной выгоде. У нас совместная влюбленность, подразумевающая открытую концовку.
Мне ничего не остается, кроме как смириться с этим вечерним променадом: ранняя, теплая осень, но ветерок уже гонит листья по мостовым, птицы отпевают последние арии, начинаются распродажи нереализованных плавок и шлепок. Я уверен, что Саша прекрасно проведет время. Но время не провести.
- Слышишь, тикают?
- Что "тикают"?
- Часы твои биологические.
На кухне царит полумрак. На столе открытая бутылка Мартини. На плите недожаренные тосты с сыром. Раскрытая книга лежит на диване. Это рассказы Олеши. Раскрыта на "Любви". Синие груши и тигриные осы.
-      Вы влюблены? - спросил он.
-      Влюблен, - честно ответил Шувалов.
И я влюблен. Влюблен и, как и подобает, слегка не в себе. Выхожу курить на балкон. Геометрические узоры только что отделанной спортивной площадки с трудом различимы с высоты четырнадцатого этажа. Солнце зашло, не заглянув ко мне на последок. Паркинг пуст, лишь голубеет одинокий мавзолей хаммера H1. Соседу пригнали из Черногории. Это натурально армейская модель. Иногда, по ночам, я тренируюсь в меткости и разрабатываю глазомер, кидаясь по нему пивными пробками, остающимися в изобилии после выходных. Так я вношу свою лепту в уборку квартиры. Свою машину, я паркую во дворе, избегая большого скопления авто на стоянке. То, что она сейчас пуста - исключение.
На стене в кухне висит Сашина фотография, в огромных солнцезащитных очках. Муха. Стрекоза. Надев модный аксессуар, она убила фасон лица. Рядом другая: Саша на мостике, снежинки затесались в кадр, зимняя Нева покрылась стеклом. На ней белые меховые наушники с мохнатой дугой.
Давай закрою твои уши. Чем? Ну, например, руками. Не ведись ты на звуки, это все профанация. Ты помнишь, ту нить, что была между нами? Я ее потерял. И нам уже не обняться.
Саша - это мое счастье. А счастье - это отсутствие страданий. Силлогизм прост: Саша - это отсутствие страданий. Прост, но не верен. Я мучаюсь, потому что ее сейчас нет рядом. Что она убежала, пригубив Мартини, не дочитав про Лелю и Шувалова, не притронувшись к тостам. Спешила скорее покинуть жилище, спешила навстречу тлению осеннего дня. Спешила не столкнуться со мной в дверях, у лифта, на площадке, у парадной. Шаги, шаги, шаги.
На кухне присутствует какое-то постороннее свечение. Это горит лампочка на автоответчике, есть новое сообщение. Оставлено ею, для меня. С нажатием кнопки воспроизведения, откуда-то издалека раздается бодрый Сашкин голос:
- Привет, вы позвонили мне как раз в тот момент бла бла бла (смеется). В общем, говорите после пищалки (слышен гудок).
Послышался шорох поленьев, потрескивающих в огне. Потом вновь ее голос, но уже близкий, вкрадчивый и жесткий.
- Это я. (пауза) Привет. Хотела тебе сказать, что я устала так жить. Не могу больше. Да, знаю, такие вещи говорят глядя в глаза или в пол, но в присутствии человека, а не по телефону. Но ведь тебя не застать дома. Ты целыми днями пропадаешь (пауза) я не знаю где. А когда приходишь, то мы не разговариваем. Или ты пьян, как скот, и приходишь домой (пауза) как завсегдатай горизонтального солярия (смешок). Прости, просто это действительно так. Вот уже месяц, как мы не занимались сексом. Это нормально? (пауза) На мои попытки поговорить серьезно, ты отшучивался. Что ж, дело твое. (вдох, пауза) Сегодня, я иду встречаться с Максимом. Он уже полгода, как просит меня о встрече тет-а-тет. И я согласилась. Не знаю, что из этого выйдет. Просто, задумайся что ли, я не знаю! Пока, я уже опаздываю.
Молчание. Я молча ненавижу себя и телефон. Когда первая волна гнева проходит, я беру свой мобильный и набираю домашний, наш номер. После сигнала, сглотнув слюну и пытаясь не дрожать голосом, говорю в бесконечность трубки.
- А это я. Привет и тебе. Ты права по всем пунктам. Все так, все так. Только это не повод идти и дать какому-то Максиму, согласна? Что за детский лепет? А впрочем, если тебе так удобней, то пожалуйста! Мне все равно. Ясно? Мне поровну.
Я вешаю трубку. Выговорившись, ситуация уже не кажется мне шаховой. Она просто дразнит меня, моя девочка. Пусть, пусть перебесится, главное сегодня же затащить ее в постель. Все нормально, может, это пмс?
Я вхожу в единственную жилую комнату, которая служит одновременно и спальней и гостиной. Из окна открывается вид на верхушки соседних домов. Они украшены грибами-паразитами спутниковых тарелок и наростами кондишенов. Диван разложен, Саша второпях не успела его застелить. Я ложусь на мягкую обивку и чувствую под поясницей какой-то предмет. Это включатель "коробки передач". Выбора нет, надо щелкнуть любой кнопкой и раствориться в эфире. Щелкаю. Включается канал, который я смотрю охотней остальных: входящие в пакет сигнализации, три картинки со скрытых камер, расположенных перед домом. Я сажусь по удобнее перед ТВ. Шоу не заставит себя долго ждать.
Паркинг. Подъезжает Polo, неопределенного цвета. Резко открывается пассажирская дверь, и оттуда выходит женщина. Через секунду выбирается мужчина и спешит к женщине. Она отталкивает его ладонями, роняя сумочку. Мужчина поднимает руки, будто сдаваясь. Силуэт женщины выходит из света фонаря и видно, как она интенсивно вытягивает шею. Камера не может передать звук, который она издает. Поросячий визг, который закончится телячьими нежностями. Мужчина притягивает к себе ее, не очерченный на пленке, бюст. Она все еще, ненавязчиво пытается его отстранить. Но мужчина уже выиграл первый раунд.
Лавочка и крона рябины. Изображение не четкое, но некоторые детали показаны так, словно невидимый оператор наводит резкость. Мужчина в темном пиджаке жадно лижет руки женщины в накинутом на плечи палантине. На ней легкое платье с бретельками, на двуцветной пленке белеют ее руки, шея, ноги ниже колен. Она следит за действиями мужчины, шевеля губами. Не видно, но можно догадаться, что у обоих в глазах стоят слезы. Он лижет руки, ее руки, как преданный пес. Омывает слюной чужие прикосновения. Это выглядит гадко. Женщина же смотрит на его макушку и ее лицо словно омолаживается, сглаживаются острые черты и шероховатости обид, так разворачивается смятый комок бумаги.
Четыре ступеньки, ведущие к лифту. Мужчина стоит на коленях перед женщиной. Его голова упирается в низ ее живота. Она держит ладонями, как плафон, его череп, прикрывая уши. Он не должен слышать ничего, кроме звуков ее внутреннего мира. Мужчина прислушивается к отдаленным ударам сердца, как будто забивается свая, и она забивается в его сердце. Он вскакивает и целует обнаженными губами ее беззащитное лицо, его губы, они скривлены в вечный каприз любви. Мужчина и женщина заходят в лифт. Там за ними никто не будет подглядывать. Шоу закончено. Идут титры с именами создателей и участников.
Звонит телефон, механический звук дверного звонка в исполнении ржавого ксилофона. Включается автоответчик и Саша вплывает в комнату:
- Привет. Это снова я. Ты знаешь, все не так уж сумрачно вблизи. С ним весело, он непринужден и не пытается подороже продать свою мордашку. Конечно, он симпатичный, но я не могу смириться с его галстуком, я с ним просто не согласна. А так все хорошо. Я просто так звоню, что бы ты не беспокоился. (смешок, парадирует) Это сообщение самоуничтожится через пять секунд (пауза) Ты конечно не дома, да? Я вышла в туалет, что бы позвонить и сказать (пауза) прости меня, но я не вернусь к тебе. Никогда. Не в этой жизни. (пауза) Просто, что бы ты знал, мне действительно тяжело это говорить.
Гудок, щелчок и тишина. А я думал, что знаю ее. Да нет же, я знаю ее. Например, ее любимый цвет зеленый, а весит она 63 килограмма. В детстве у нее был пес по кличке Чак, которого усыпили, а ее любимый фильм "Лестница" с Меньшековым. Еще, я знаю наверняка, где она сейчас, в каком ресторане. А так же, я уже знаю, что Максиму понадобится медицинская помощь.
Щелкаю пультом и встаю на ноги. Ноги не умещаются в ботинки, шнурки не завязываются. Не стоит смотреть на себя в зеркало, все равно ничего уже не изменишь. Я закрываю дверь и спускаюсь по лестнице, перепрыгивая целые пролеты, как проскейтер или паркурщик. Пару раз неудачно приземляюсь, стукаясь о стены. Из кармана что-то выпадает. Оставшийся далеко позади звук удара говорит о том, что это было что-то нужное. Потом, потом, все потом. Выбежав из парадной, я огибаю угол строения и мчусь во двор, на ходу звеня ключами в кармане. Polo заводится от одного моего взгляда.
Мой Буцефал. Мой Росинант.
Нет, мой Боливар выдержит двоих, он и рассчитан на двоих. Запрыгиваю в седло.
Я был не прав, так не прав. Должно быть "мы"!
Нет, первое "Ты", второе "Я". И так должно быть впредь.
Я видел черновой вариант сценария, мы перепишем его.
Он пройдет нашу цензуру.
А если нет, то я сменю сигнализацию.