Любезный читатель, если Ты и не читал Виктора Пелевина (а зря!), то уж фамилию эту слышал, уже много лет она на слуху. Одни серьезные литературные дяди  считают его выдающимся писателем (к примеру, я написал серию статей о его творчестве), другие серьезные литературные шаромыжники облыжно обвиняют его в бездарности, в духовном растлении молодежи (я серьезно; ох, душит людей зависть черная и грудная жаба белая).
Передо мной на столе книга: Виктор Пелевин. П 5 (Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана). М. Издательство «Эксмо». 2008. 288 С. Тираж  150 100 экземпляров (гигантский для серьезной прозы в наши времена).

Читатель, знаешь ли Ты, что такое «Пиндостан». Да? Нет? Поясню. Слово восходит к названию хребта Пинд в Древней Элладе, пиндосами именовали греков-колонистов, в XIX-XX вв. – черноморских греков, поселившихся в пределах Российской Империи. В таком значении это слово употребляли Чехов и Куприн. Позже в блатном арго так стали именовать вообще южан. Русские солдатики из миротворческого отряда в Косове стали ТАК называть американских военнослужащих (1999 год). Ныне Пиндостан – презрительное название США (чрезвычайно популярное в сети и редко встречающееся в печатных СМИ – жаргонизм).

Эх, Читатель, если бы Ты знал, как люди моего поколения беззаветно любили Штаты (рок-н-рол, буги-вуги, редкие переводные книги и отцензурированные фильмы,  журнал «Америка», добытый у перекупщиков, «техасские панталоны» (так у Набокова), «техасы» (до середины 1960-х так назывались ДЖИНСЫ, которые, естественно, нельзя было купить в магазине – только у фарцовщиков). Плебейские джинсы  были не просто штанами, а идеологией (я серьезно). Никогда не забуду. Лето 1974 года. По Невскому фланировали: будущий первый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа в джинсовой куртке (это было чудо) и аз, грешный, в «фирменных» джинсах, которые я купил в Пушкинском Доме у американской специалистки по творчеству Лермонтова. Мы были самые крутые, выражаясь нынешним языком, реальные и правильные пацаны, и барышни с нежными ланитами и лядвиями поглядывали на нас благосклонно.
Прошло четверть века. Американцы нас хорошо отблагодарили за наивную детскую любовь. В угоду им мы бездарно и бесплатно утопили Красную Субмарину, сдуру вывели войска из центральной и восточной Европы, вернулись к историческим границам московской Руси. Наше ближнее зарубежье, нынешнее население которого наши предки своей кровью спасли от поголовного уничтожения, проявляет к потомкам своих спасителей наглую и непристойную враждебность. Про НАТО умолчу… Против лома – нет приема. Увы, нас ограбили и предали.
Писатель крепко ответил властителям и обывателям Пиндостана: «Америка – это фашистская Германия, которой управляют евреи» (С. 158). Подобная «шутка юмора» и подобный «юмор шутки» заставляют тяжко задуматься в печали и томлении духа. Один из пелевинских персонажей элегически констатирует  «перестройку»  во властных элитах: «Эпоха политических пигмеев, работающих на Пиндостан, прошла навсегда» (С. 86).

На обложке книги есть две надписи. Первая: Based on true story. Простейший перевод: Основано на реальных событиях. Однако возможны и оттенки смысла: …на жизненной истории, на случае из жизни. Пусть звучит несколько коряво, но ближе к авторскому пониманию.
Вторая надпись: Предупреждение (так – жирный курсив с подчеркиванием): Книга написана с применением боевого НЛП (простой курсив). Аббревиатура НЛП означает не что иное, как пресловутое нейролингв…    Помимо прочего, НЛП – любимая игрушка серьезных спецслужб всего мира. Всё.  Больше не скажу ничего. Читайте сами, если соблаговолите. У явления НЛП есть горячие сторонники и холодные ниспровергатели, ну, как у теории торсионного поля и иных спорных концепций-явлений. Автор честно предупреждает о психическом (психологическом) принудительном влиянии на читателя.
Книга состоит из пяти маленьких повестей (больших рассказов). Перечислять их не буду. Зачем? Если возьмешь книгу в руки, то обрящешь. Что ходить и наводить тень на плетень: книга – очередной пелевинский шедевр. Правда, шедевр своего рода, в своем роде: трагический, смешной, метафизически ужасающий, занятный, забавный, очаровательный (здесь это не дамское словечко), прельстительный и прочая, и прочая, и прочая. И все это одномоментно, под одной обложкой. Творчество Пелевина – поэтическая проза сиречь прозаическая поэзия. Ни убавить, ни прибавить.
Одна из важнейших характеристик творчества писателя: Пелевин в гениальном кульбите-сальто сломал шею на восточной мистике: буддизм-даосизм-суфизм-марксизм-ленинизм-еврокоммунизм-маоизм-ваххабиз
м-чучхеизм и прочий тлетворный ревизионизм. Шея срослась, но криво, головушка буйная не «крутится-вертится», глаза немигающие смотрят только на Восток (это  шутка, но в ней заключено зерно пелевинской прозы). Ох, как говаривали старые диссиденты о коммунизме (а мы переиначим): «Буддизм (да и все восточные эсотерические учения) нельзя попробовать, его потом не выплюнешь». И все это у Пелевина очень тонко, прочувствованно и умно. Прозаик так пописывает, что аж жидкие поджилки читательские трясутся, и уши оттопыренные инеем покрываются.

Писатель, великий плут и забавник, раскрывает свой творческий «метод» так: «…то, что Боря Гребенщиков называет делом мастера Бо, простые люди вроде меня – трансцендентально-экстралингвистическим императивом» С. 15).
Художнику все время улыбается, подманивает его, кивает  Нежная Дама в белых ризах с нехитрым приспособлением для косьбы в тонких руках. Сделаем важное замечание: захватанная жирными пальцами площадных мистиков-колхозников (дивное пелевинское словосочетание «метафизические малины») грань между жизнью и смертью в творчестве Пелевина размыта. Жизнь – иллюзия, и Смерть – иллюзия. Однако, по мнению прозаика, в наших силах осознать иллюзорность своей жизни, поднять ржавое забрало житейской пошлости и "здравого смысла» и выйти под стерильный свет солнца подлинного Бытия. Вот такая программа-минимум. А вот кредо писателя: «Быть живым означает рыть русло. А уйти – означает стать рекой, которая по нему течет» (С. 114).
Больше всего на свете, Читатель, я люблю забористую соленую писательскую шутку (с перцем, с солью, с бурлеском гаерским и юмором висельническим). Вот этого у Пелевина (вербального кудесника) немерено (как теперь принято изъясняться). Дамы-девочки и просто дамы, закройте глазки, не читайте дальше, в обморок упадете. Сколько понаписано о нашей «суверенной демократии». Писатель определил ее афористично: «СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ – ЭТО БУРЖУАЗНАЯ ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ НА ТОЙ СТАДИИ РАЗВИТИЯ, КОГДА ДЕМОКРАТИЯ ОНА ДЕМОКРАТИЯ, А ЕСЛИ НАДО, В Ж…ПУ ВЫ…БУТ ЛЕГКО (С. 50, так у автора). Грустная шутка, Читатель, грустная правда. Черный юмор и светлая печаль.

Болит, саднит и ноет сердце нашего суфия-визионера за Матушку-Россию, за ее прошлое, настоящее и будущее: «Все новое и хорошее у нас обязательно начинается с какого-нибудь мерзкого преступления. И когда новое и хорошее дает свои плоды, мерзкое преступление тоже дает свои плоды и в результате все смешивается и гибнет. Это что-то невероятно древнее, грустное и неизбежное – здесь всегда так было и будет» (С. 99).
Полное впечатление о книге Пелевина я осмелюсь выразить не в логических суждениях, а в своеобразном лирическом отступлении.
Солнце. Море Лаптевых. Пальмы и осины. Читатель, друг мой высокий, представь себе, что, повалявшись часика три на пляжном песочке, выпив четыре бутылочки пенного пивка «Сансара», поглазев на пучеглазых девок, ты сдуру, от нечего делать, покупаешь у вульгарного зазывалы билет в балаган под открытым небом («типа» сочинского «Летнего театра»). Вошел, взял в буфете баночку джин-тоника «Тримурти» и пакет чипсов «Амитаба», сел. Начинается концерт-солянка. Ну, занафталиненные поп- дивы поют под «фанеру» и силиконовыми титьками трясут. Скукота.

Занавес. Перемена декораций. Сцена разъезжается. Пара сотен солистов Краснознаменного хора Советской Армии громоподобно, так, что колонны, устремленные в небо, сотрясаются, заводят любимую песню моего детства: «Сталин – наше знамя боевое». Занятно.
Тут выскакивают юмористы-речетворцы в потертых пиджаках, густо осыпанных перхотью, и несут такую околесицу препошлейшую, что мухи дохнут и блевать до головокружения хочется. Айн-цвай-драй. Сцена вновь подвергается деконструкции: выезжает оркестр Мариинского театра и под водительством Валерия Гергиева «урезывает» «Полет Валькирий» из оперы Лао-цзы «Дао дэ цзин».
Гаснет свет, зал трансформируется в сцену, сцена – в зал, зрители и музыканты, сбросив телесную хитиновую оболочку, в обнимку неспешно отправляются в «Путешествие на Восток» подураганным ветром «нечеловеческой музыки», которая, оказывается, сама себя продуцирует. Концерт окончен. И жизнь окончена. И опасные духовные приключения завершены. Но горит ледяной огонь дерзновенного соперничества с Творцом (художник творит свою Вселенную), свистят крылья духа, сияет вечными алмазами вечное небо.

P.S. В следующем выпуске потолкуем о книге Владимира Сорокина «Сахарный Кремль».