26 ноября минувшего года национальной премии «Большая книга» первой степени  (кстати, денежное «содержание» премии – три миллиона рублей) был удостоен роман:  Людмила Улицкая. Даниэль Штайн, переводчик. М., «Эксмо». 2007. 528 С. Тираж 15 000 экземпляров.  Я прочитал книгу с карандашом в руках. Вердикт: такие премии за такие книги зря не дают.
Несколько слов об авторе. Писательница родилась в 19.. году (нельзя без дозволения дамы называть год ее рождения). Живет в Москве. По первой профессии – генетик. Пишет замечательные книги. В 2001 г. получила букеровскую премию за роман «Казус Кукоцкого» (по книге Улицкой был снят многосерийный фильм). Прозаик с большой буквы. Всё.

Людмила Улицкая была просто ошеломлена присуждением премии «Большая книга». В интервью она призналась: «Я скорее рассчитывала на провал, потому что мне казалось, что эта книга не привлечет внимание стольких людей. На мой взгляд, для атеистов она не столь интересна. Но ее прочитали и те, от кого я совершенно не ожидала этого. Что не может не радовать. У меня было заниженное представление о том читательском сообществе, в котором мы живем. Ведь «Даниэль Штайн» – то, что называют “трудным чтением”». Ни убавить, ни прибавить. Да, трудное чтение, да читательское сообщество-содружество стремительно идет вверх.

Мир грустен, коллеги-критики окрысились на писательницу (ну, зависть непристойная). Слава Богу, я никогда не читаю рецензий на те книги, о которых пишу. Для критика-современника сейчас высшая доблесть и пламенное геройство: растоптать хорошую книгу, вытереть об нее ноги, и, главное, сладкое, славное – оскорбить автора. Я так не делаю никогда.
«Трудное чтение», да, читатель. Трудное. Думать приходится и страдать. Однако не все же время «кушать» эклеры вербальные (Донцова-Маринина-Устинова-Бушков-Пирожков-Лопушков и т.д.). Иногда стоит и хлебца черного поесть.

Слава Богу, этот сложный, хитроумный роман ТЕХНИЧЕСКИ читать легко: текст поделен на дискретные фрагменты-кусочки (письма, магнитофонные записи, публикации, воспоминания, прямые доносы, газетные вырезки  и пр.). Вряд ли Ты, читатель этого журнала, много ездишь на метро, но в автомобильной «пробке» читать ТАКОЕ – милое дело.  Удобно. Об архитектонике романа ничего не скажу, она настолько изощренна и хитроумна, что и сопоставить с какой-либо иной книгой не могу. Тявкнул бы про «Улисса» Джойса, но сейчас ни один вменяемый человек такую гениальную тягомотину читать не сможет.
О чем книга? Да все об одном и том же. Про нас, грешных. Бог пишет единый божественный текст (разными почерками, разными чернилами, на разной бумаге).
Жанр своего произведения Улицкая определяет так: Я не настоящий писатель, и книга эта не роман, а коллаж. Я вырезаю ножницами куски из моей собственной жизни, из жизни других людей и склеиваю…» (С. 469).

Первый раз в жизни сталкиваюсь с таким удивительным фактом: сама писательница блистательно обрисовывает проблематику своего произведения, очерчивает образ главного героя: «Начала писать роман, или как это там называется, о человеке в тех обстоятельствах, с теми проблемами – сегодня. Он всей своей жизнью втащил сюда целый ворох неразрешенных, умалчиваемых и крайне неудобных для всех вопросов. О ценности жизни, обращенной в слякоть под ногами, о свободе, которая мало кому нужна, о Боге, которого чем дальше, тем больше нет в нашей жизни, об усилиях по выковыриванию Бога из обветшавших слов» (С. 122-123).
Роман охватывает семьдесят лет. Действие происходит в разных странах: преимущественно Польша, Литва, Белоруссия, Израиль.
О «тех обстоятельствах». В книге затронута больная, воспаленная тема-проблема  Холокоста. Читатель спросит: а в чем проблема. Отвечаю. Находятся люди, которые прямо пишут, мол, никакого истребления евреев не было, мол, фашистские лагеря и газовые камеры (вернее, их муляжи-симулякры) построены после войны в пропагандистских целях. Увы, увы, был Холокост. И болит, и саднит эта язва Европы. И долго еще болеть будет. Улицкая суховато констатирует:  «Шесть миллионов убили – какая скорбь. Нет теперь того европейского еврейства, что говорило на языке идиш» (С. 424). Писательница отнюдь не призывает к мести, не обвиняет народы, причастные к истреблению евреев. Нет, ни в коем случае. Вспомню замечательный афоризм прославленной исследовательницы тоталитаризма, немецкой еврейки, эмигрировавшей в США Ханны Арендт: «Люди долго не простят евреям Освенцим». Грустно жить на свете, господа.

Герой романа – герой Израиля, спасший от нацистского уничтожения 300 евреев. Даниэль, пережив духовные и биографические потрясения, становится католическим монахом Ордена босых кармелитов (редкое занятие на Обетованной земле). Прототипом героя романа явился праведник Даниэль (Освальд)  Руфайзен (1922-1998 гг.), основатель израильской общины «Святого Иакова».  Герой и его прототип – редчайшие люди, возлюбившие Бога больше самих себя. Я осмелился бы их сопоставить-соположить рядом с Франциском Ассизским и Серафимом Саровским. Праведники. Светочи. Пусть мы живем во тьме, но знаем, что свет есть.

Портрет Даниэля: «Внешность его самая скромная: маленького роста, глазки круглые, рот как у младенца, губами вперед. И ходит он не в сутане, а в мятых штанах и растянутом свитере, и похож больше на садовника или продавца на рынке, чем на священника» (С. 325-326). Однако в его тщедушном теле живет истинный воин Бога, паладин и провозвестник. Праведник. Герой – не грозный (с палкой) пастырь, а  светящийся весельем Человек (с большой буквы), который никого не пинает сапогом в лицо, он добр, великодушен, милосерден, и «всепрощающ», разумеется, и автоироничен. Повторю заглавие заметки: роман – Житие праведника, или Праведник жития. Даниэль всем помогает, всех любит-понимает-прощает, не учит-бабачит-тычет, а скорбит и смеется вместе с «униженными и оскорбленными». Кстати, читатель (а, может, некстати), все мы, как сказал Достоевский, в этой (нашей) юдоли скорби и печали – «униженные и оскорбленные», увы. Лень задуматься об этом и… содрогнуться.

А почему герой – переводчик? Не потому, что служил … в гестапо и НКВД, он переводит-перекодирует архаические постулаты-максимы-догматы христианства и иудаизма на простецкий современный язык. Не больше, но и ни в коем случае не меньше. В книге поставлены и решены чрезвычайно сложные и спорные богословские проблемы (я совершенно серьезно, это  не развлекательный роман). Ортодоксальные католики и православные найдут в книге пассажи, которые их возмутят. А «проницательный читатель» (Н.Г.Чернышевский) поймет, простит, усвоит, запомнит.
Роман многофигурен, как эпическая поэма. К примеру, одним из героев романа является Кароль Войтыла, то есть покойный римский понтифик  Иоанн-Павел II. Разумеется, я ни одного словечка не скажу о сюжете. Житейская подоплека у Улицкой настолько объемна, правдива, стереоскопична, сочна, что роман можно смело назвать учебником жизни (для молодых и старых). Книга полна трафаретных и уникальных житейских историй, в коих КАЖДЫЙ найдет ответы на интересующие его вопросы.  В основу романа положены фундаментальные вопросы-истины: что есть Бог? Зачем жить? Как жить? Как смириться с мерзостями жизни? Кто я такой? Что такое зло и что такое добро? Как себя вести? Как реагировать на проказы фатума? Как любить?  Кто виноват? Как прощать? Где можно пописать? Как пройти в библиотеку? Читатель, прости гаерские шуточки (из собственной шкуры не выскочишь).

Одна из интереснейших тем в романе –  робкое нащупывание в слепящей тьме под ураганным ветром возможности диалога христианства и иудаизма. Улицкая мягко, толерантно, аккуратно подводит читателя к осознанию того, что христианство  (в двух его главных изводах – католицизм и православие) давно закостенело, отстало от жизни, превратилось в тезаурус мертвых слов, ритуалов и действий.
Монах Даниэль Штайн – первая ласточка грядущего обновленного высокодуховного СВЕТЛОГО христианства, которое ПРИДЕТ, чтобы Господь  нас понял и простил. Формально миссия Даниэля оканчивается…, но писательница дарит читателю надежду, надежду, надежду.

И в завершение о языке романа. Стиль Улицкой – вязкий, завораживающий, густой, как украинский борщ, в котором ложка стоит, это какое-то богемное пиршество языка, где в кухонных спорах-разговорах (здесь нет никакого уничижительного оттенка) решаются вечные вопросы и невечные судьбы. Каждую фразу Улицкой хочется надкусить, перевернуть-инверсировать, понюхать, лизнуть, рассмотреть сквозь цветные стеклышки.
Мощная книга: умная, глубокая, научительная, добрая и печальная. Если честно, роман Улицкой – долгожданное и небывалое событие в русской литературе XXI века. Рано похоронили Русь-Матушку и ее словесное искусство.

1200 слов. 4 марта 2008 г. Петергоф.